(no subject)
Этой весной умерла Алиса Яковлевна Лев.
Прочтите её письмо. Продолжение в предыдущем посте.
Точнее это вложение в письмо, послано для одной 15 -летней девочки,
которая была у неё в гостях. В поздравительном письме она написала "Меня до сих пор поражает Ваша история с Романом Полисадовым. Как бы мне хотелось иметь столько энергии".
В один пост не вмещается. Продолжение в предыдущем посте.
----------------------------------------------------------------------------------
ПОДВИГ - В ЛЮБВИ !
Все началось со случайно оброненной фразы, которая заставила обратить на него внимание. Это произошло в Латвии в конце августа прошлого года. После тяжелой операции я приехала в Юрмалу, в семью брата, чтобы на берегу моря поправить свое здоровье.
Как обычно, утром, я бродила по пустынному берегу, любуясь бескрайним морским и небесным простором, и представляла себя крошечной песчинкой во Вселенной. Ласковый шепот прибоя, фантастические узоры на золотом песке от легкого прикосновения волн, подернутая осенними красками листва вдоль изгибающейся полоски пляжа, крики чаек, упоительный после душной Москвы морской и сосновый воздух… Это была просто Божья благодать. Я долго шла и молилась благодаря Господа за эту неземную красоту и за то, что после стольких тревог и испытаний Он вновь подарил мне жизнь. Наверное, Он сделал это для того, чтобы я, наконец, увидела Его чудное творение и восхитилась им. А может, у Него были и какие-то другие планы, ведомые Ему одному?..
Устав от долгой ходьбы, я присела на уединенную скамью, открыла библию и погрузилась в чтение. Скамьи на пляже стояли парами, спинка к спинке. Унесясь мыслями в потусторонний мир, я не слышала, как к примыкающей соседней скамье подошли двое, и вздрогнула, когда один из них рокочущим голосом произнес:
- Ну, что ж, откроем сезон.
Открыть сезон в конце августа?! Я чуть скосила глаза, чтобы посмотреть на того, кто произнес эту странную фразу. Довольно еще молодой человек лет 35-ти, высокий - под два метра, стройный. Длинные волосы собраны сзади в пучок, на груди - большой и очень красивый крест. Непривычно белого тела действительно, видимо, не касались лучи солнца. Его спутник был загорелый, коренастый мужчина примерно моего возраста, где-то за шестьдесят с хвостиком.
"Наверное, священники" - подумала я и вновь углубилась в чтение.
Прошло какое-то время в молчании. Потом молодой человек спросил у меня:
- Простите, вы здесь еще будете минут сорок?
Я ответила утвердительно.
- Тогда можно мы оставим возле вас вещи и пройдемся по берегу моря?
- Конечно, я присмотрю за ними.
Их долго не было. А к тому времени, когда они возвратились, ко мне на лавочку подсела говорливая женщина, которая сходу начала ругать все на свете: людей, транспорт, погоду, правительство, непомерные цены, а больше всего - латышей, которые на каждом шагу ущемляют права русских в Латвии.
Я долго терпела ее раздраженную болтовню. Но когда в разговор вступили мужчины и поддержали ее, я не выдержала.
- А вот у нас в Москве, - вызывающе ответила я, - транспорт для пенсионеров бесплатный, а малоимущим, в том числе молодым и многодетным, доплачиваются субсидии до прожиточного минимума. И лекарства пенсионерам выдают в поликлиниках за половинную стоимость, а инвалидам - вообще бесплатно. Я вот, как инвалид второй группы, и лекарства получаю бесплатно, и за квартиру плачу пятьдесят процентов, и за все коммунальные услуги, за телефон - так же. Если б я была беспомощной и одинокой, то ко мне - также бесплатно - приходили бы медицинская сестра и помощница по хозяйству от патронажной службы города. Плюс еще временами бесплатная социальная помощь продуктами и многое другое.
Выпалив это с излишней горячностью, я свысока взглянула на своих собеседников. Вот, мол, вам! Сами виноваты: не нужно было отделяться от России.
Ах, как стыдно было мне через минуту! Как пожалела я о сорвавшихся словах! Потому что в ответе молодого человека я услышала столько боли, что мне стало страшно.
- Моя мама тоже инвалид, - произнес он устало. - Вот уже восемнадцать лет она лежит. Полиартрит разрушил ее суставы, тяжкие боли преследуют ее. Я вижу, как она страдает, и ничем не могу помочь. Лекарства действительно настолько дорогие, что я в состоянии купить лишь самые необходимые и дешевые из них. На эффективно действующие современные средства денег нет. Потому все так и запущено. От государства же помощи никакой… Я работаю на двух работах, не упускаю возможности дополнительных заработков. Но все равно денег не хватает. Все уходит на непомерно высокую квартирную плату, на коммунальные услуги, на транспорт и на еду. Я хотел бы нанять маме хорошую сиделку или помощницу по хозяйству, но это слишком дорого. О бесплатной же медицинской или патронажной службе не приходится и мечтать. Помогают, конечно, добросердечные люди, соседи. Но им самим уже далеко за семьдесят. Уходишь на работу, а сердце ноет, и думы все время о маме: как она там, одна?
Все притихли надолго под впечатлением этого нерадостного откровения. Я вспомнила то время, когда была в возрасте этого молодого человека. В течение уже нескольких лет я тащила на себе непомерный по тяжести груз. Я потеряла мужа, на руках у меня была пятилетняя дочь, беспомощный отец и парализованная, больная раком мать с пролежнями до позвоночника. Не знаю, как я тогда все выдержала. Собрав в кулак всю свою волю и остаток сил, я боролась за жизнь близких мне людей. Иногда казалось, что еще капля - и я не выдержу, рухну, а за собой потяну всех остальных членов моей семьи. Поэтому я закрыла свое сердце для любых эмоций и превратилась в камень. Стиснув зубы, я каждый день поднимала себя вновь и вновь, и, преодолевая неимоверную усталость, как робот, выполняла свои ежедневные обязанности по работе и дому. И все твердила и твердила себе: ты должна, ты обязана! От тебя зависит существование стариков и ребенка. До сих пор стоят передо мной глаза мамы, обращенные ко мне с мольбой и надеждой…
Тогда я искренне считала, что моя личная жизнь уже кончена, что все уже позади. Думала, что никогда не научусь улыбаться. И в удивлении вздрагивала, когда слышала чей-то смех. Держал меня на этой земле только долг перед дочерью и больными родителями.
Сначала после восьми лет страданий умерла мама. Потом долго болел, лежал с выведенной из живота трубочкой, отец. После его смерти все мои чувства нерастраченной любви пали на дочь. Наверное, они были слишком навязчивы и эгоистичны. Но дочь была моей единственной отрадой, моим единственным светочем и смыслом жизни. На пятом курсе университета она крестилась, а перед защитой диплома сообщила мне, что выбрала иной путь - служения Богу, что хочет стать монахиней. И уехала со священником на Волгу, где еще не было храма, но было много верующих людей в окрестных селениях. Так я потеряла для себя и дочь.
Удар был настолько сильным, что я рухнула. Полгода я лежала без сил, без чувств, никому, как мне казалось, не нужная, всеми забытая. Жизнь окончательно потеряла для меня всякий смысл.
И только когда я сама по призыву дочери пришла в храм и крестилась, я вновь обрела семью - теперь уже духовную. И обрела любовь, которой мне всю жизнь так не доставало…
- Вы уже побывали в Риге? - прервал мои мысли голос молодого человека.
- Нет еще. После операции, которая дала осложнения на легкие, прихожу в себя здесь, в Юрмале. Здесь такой целительный воздух! Но, конечно, планирую съездить в Ригу. Хочется походить по музеям, попасть в оперный театр. Хотя, говорят, билеты туда настолько дорогие, что вряд ли это будет мне по карману.
- У меня есть некоторая возможность заказать входной билет в театр. Сезон еще не открыт, я даже не знаю репертуара на ближайшее время. Но если вы задержитесь в Латвии, то вот мой телефон, позвоните недели через две моей маме, она вам скажет, смог ли я что-то для вас сделать. Мама в курсе всех моих дел.
Поблагодарив, я засобиралась домой, не очень-то надеясь на исполнение обещания. Так, скорее всего, просто знак вежливости.
На другой день я снова пошла на пляж и снова увидела вчерашних знакомых. Была суббота, и отдыхающих на побережье прибавилось. Молодой человек и его старший друг прогуливались по пляжу, а потом прилегли отдохнуть в отдалении от людей. У пожилого под спиной была какая-то подстилка, а молодой человек лежал прямо на песке, и, кажется, даже заснул. Меня почему-то это забеспокоило: солнечные лучи были еще жаркими, но от земли уже тянуло осенним холодом, легко простудиться. Собравшись уходить с пляжа, я подошла к ним, поздоровалась, как со старыми знакомыми, и предложила свой коврик.
- Мне он уже больше не понадобится в этом сезоне.
- Но как мы его вам отдадим?
- Можете не возвращать. Он уже давно отслужил свой срок.
- Спасибо! - ответил молодой человек. - Мне пришла идея. Через неделю в храме Петра и Павла в Риге состоится концерт, на котором я буду петь. Вход свободный. Если захотите, приезжайте туда, заодно посмотрите Ригу. А после концерта обязательно дождитесь меня, я возвращу вам ваш коврик.
Я согласилась и попрощалась. Больше я этих двоих на пляже не видела.
В назначенный день мы всей семьей собрались ехать в Ригу. Я - посмотреть город, они - за покупками. Вечером решили заглянуть на концерт. Понравится - останемся, нет - уйдем. Вход ведь бесплатный.
И вот я стою на площади перед тем самым храмом Петра и Павла, который столько раз видела на открытках как символ Латвии! До чего же красива его готика! Интересно, а как там внутри? Подойдя ко входу, мы увидели афишу, на которой было написано, что сегодня в храме состоится концерт Романа Полисадова, солиста Национальной оперы Латвии. Боже! Неужели это мой пляжный знакомый? Не может быть…
Зал был полон. Зрители - в основном пожилые, русские. Начался концерт. К роялю действительно вышел мой случайный знакомый - молодой человек. Но сейчас его трудно было узнать. Без темных очков, во фраке с бабочкой, высокий и статный (рояль рядом с ним казался совсем маленьким), он выглядел вполне импозантно. Строгое благородное лицо, большой лоб, умный взгляд - только сейчас я внимательно рассмотрела его.
И вдруг, к своему изумлению, я услышала роскошный бас. Ввысь, под своды храма, уносился мощный, стонущий, призывный голос. Как молитва - столько в этом пении было страдания и духовной высоты!
Мы все сидели, как зачарованные, потрясенные этим чудом. Духовная музыка исполнялась на языке оригинала, но молитве не надо перевода. Последние звуки "Agnus Dei" ("Агнец Божий") Бизе утонули в аплодисментах. Зрители сорвались с мест и осыпали певца цветами. Я сидела во втором ряду и слышала, как он смущенно останавливал их:
- Спасибо! Но это еще не конец концерта…
Во втором отделении исполнялись романсы русских композиторов. Они были подобраны так, что казалось - каждый романс о тебе. В нем - кусочек твоей, прожитой и теперь уже клонящейся к закату жизни. Я почувствовала, как по щекам у меня текут слезы. Но, доставая платок, увидела, что плачут многие. Это были светлые слезы очищения, освобождения от той унизительной жизни, в которой погрязли мы сегодня. Это было возвращение в то прекрасное время юности, когда все казалось сказкой, во время любви и счастья…
После концерта Полисадова окружила толпа восторженных поклонников, и он долго говорил с ними, с каждым в отдельности. Мне тоже хотелось подойти и сказать ему теплые слова, но я не решалась. Да и вообще - зачем? Приятна ли ему будет встреча со случайной пляжной знакомой, перед которой так неожиданно распахнулся занавес его трагичной жизни? Скорее всего, сделает вид, что не узнает меня.
Но когда толпа рассеялась, он увидел меня и подошел сам.
- Спасибо, что пришли. И спасибо за коврик, он меня очень выручил. Сейчас я его вам отдам. Я заказал для вас пропуск в театр на "Дон Жуана" Моцарта. Если у вас на этот день не будет других планов, то пропуск на ваше имя будет лежать у дежурной на служебном входе. Только напомните еще раз ваше имя, отчество.
Так мы познакомились.
Опера произвела на меня не меньшее впечатление, чем концерт. Я еще раз убедилась в том, какой поразительно красивый, сильный голос у Полисадова, и с какой любовью встречает его публика.
Быстро добравшись из театра на машине племянницы домой, в Юрмалу, еще полная восторженных впечатлений, я немедленно позвонила Полисадову, чтобы поблагодарить его за приглашение и за доставленное удовольствие. Мне ответила его мама.
- Романа еще нет дома. Наверное, застрял где-то в ожидании троллейбуса. Они вечером ходят так редко! Иногда приходится ждать их по сорок минут на остановке. Я очень волнуюсь за сына в это позднее время, когда он возвращается из театра после спектакля. Особенно, когда на улице холодный ветер и дождь. Это так опасно для голоса! Вам понравилась опера?
- Очень! А ваш сын был просто великолепен!
- Правда? - обрадовалась женщина. - Как звучал его голос сегодня? Накануне он был немного простужен.
- Прекрасно! Я даже не ожидала такой мощи. И он очень эффектно смотрится со сцены. В последнем акте он вообще вызвал шок в зале. Представляете: кладбище, несколько надгробных памятников, среди них - статуя Командора. Проходит полдействия, и вдруг эта статуя оживает, хватает бедного маленького Дон Жуана за шиворот, трясет его в разные стороны, и сбрасывает со ступеней пьедестала под грозный рев своего баса! Хоть я и сидела в третьем ряду партера, но не догадалась сразу, что статуя в глубине сцены - загримированный Роман Полисадов. Ожидала другого сценического эффекта. А режиссер просто сыграл на его росте. Зал замер в оцепенении, когда он поднялся и запел, а потом взорвался аплодисментами. Даже спектакль приостановили.
- Спасибо! - прочувствованно сказала женщина. - Спасибо вам за это сообщение. Мне было очень важно это знать. Ведь я никогда не видела сына на сцене… Знаю обо всем только со слов других. А сам он скуп на похвалы себе.
Я была так потрясена ее словами! Никогда не видеть сына на сцене! Не участвовать в его успехе, не слышать восторженных аплодисментов зрителей! Не видеть преподносимых ему цветов… Разве можно передать словами всю эту атмосферу театра? Да и что успеешь сказать по телефону, если телефонные переговоры в Латвии платные - даже внутри одного города? И сама она, наверное, не позволяла себе лишний раз позвонить подругам, чтобы просто поболтать. Все по той же причине: нужда. Вечная нужда! Бедная женщина была оторвана от всего мира и физически, и духовно…
Впечатление от этого разговора было настолько сильным, что я поделилась им со своими родными. Их реакция была мгновенной. Жена брата Людмила от имени всех сказала мне:
- Звони этой женщине как можно чаще.
- Но ведь это дорого?
- Деньги - вода, текут и исчезают, часто бессмысленно. А что может сравниться с человеческим горем? Мы здоровы, можем работать. Проживем как-нибудь, не пропадем. А если затянем потуже пояса, так только на пользу. Звони.
Так наши телефонные встречи с Антониной Зотьевной стали регулярными. Я рассказывала ей о своих впечатлениях от очередного концерта или оперного спектакля, в которых участвовал Роман. О природе, о Юрмале, о Москве. Антонина Зотьевна в свою очередь рассказывала мне о своей прежней жизни, читала на память любимые стихи.
Не знаю, кому больше были нужны эти беседы - ей или мне. Антонина Зотьевна поднимала мне настроение. Каждый раз после общения с ней в душе раскрывалось что-то теплое и светлое, хотелось все и всех любить…
Из рассказов Антонины Зотьевны передо мной постепенно раскрылась картина жизни рода Полисадовых. Предки ее были богаты и, возможно, даже приближены к царской семье. Но по своей христианской вере они были старообрядцами и после исторического раскола два века назад бежали от преследования царских властей в Прибалтику.
Когда-то они владели обширными землями, поместьями, имели дачи на берегу моря. Дед Антонины Зотьевны был рачительным хозяином и справедливым человеком, к нему с уважением относились крестьяне. Кроме сельского хозяйства, он занимался также производством пеньки и торговал.
При советской власти владения их были конфискованы, и теперь Антонина Зотьевна и ее сын живут в крошечной двухкомнатной квартирке в 28 кв. метров, на пятом этаже пятиэтажного дома (без балкона, без лифта), на окраине Риги.
Почти сразу же после рождения сына в 1964 году Антонина Зотьевна заболела инфекционным полиартритом, который быстро разрушил ее суставы. И очень рано энергичная жизнерадостная женщина, театралка, книголюб, активистка (была делегатом от Латвии на съезде работников культуры в Москве) оказалась прикованной к постели. Двадцать один год назад она в последний раз вышла из своей квартиры и спустилась с пятого этажа дома во двор. А за последние восемнадцать лет уже ни разу не могла покинуть самостоятельно своей постели.
Да! Восемнадцать лет она не знает, что такое вертикальное положение, ни разу ни ступала ногой на пол. Ее горизонтальный мир - стены ее комнаты, потолок и кусочек неба в окне с верхушками деревьев. Но в это пространство вместилась вся ее прекрасная, как она считает, жизнь, ее любящий сын и Господь, который никогда не покидает ее.
У нее с трудом двигается только одна рука. Но этой рукой она может снять телефонную трубку, принять информацию и ответить на звонки. Это уже много! Она работает. Она выполняет функции личного секретаря сына.
Сколько раз я убеждалась в том, какой ясный ум у этой поразительной женщины, какая феноменальная память, какая немыслимая воля! А главное - какой неиссякаемый источник любви в ее материнском сердце! Эта любовь настолько переполняет ее, что изливается на все, что соприкасается с ее сыном: на людей, на дом, на природу, на творчество. Эта любовь создала и, как на крыльях, до сих пор держит Романа. В ней он черпает свои силы. В ней источник его успеха.
В этой чаше любви черпала силы и я. Потому и ждала с таким нетерпением драгоценных минут нашей телефонной встречи. И мы вновь и вновь возвращались к Пушкину, к осени и к тем временам, когда она девочкой резвилась в имении деда, играя с волнами и утопая в букетах сирени. А позже гуляла с мужем по побережью и любовалась дивным пейзажем Юрмалы, где в то время отдыхала и я. Роман отобразил любимые мамины места в акварелях, и они радуют ее взор, пробуждая чудесные воспоминания…
Сидя сейчас в своей квартире в Москве, я ностальгически вспоминаю наше телефонное общение и с грустью понимаю, как мне его сегодня не хватает. Заполненные мирской суетой будни, фальшивые ценности, нищета - с беспощадным упорством лезут в жизнь, отравляя ее. С экрана телевизора в дом входят пошлость, убийства, разврат и становятся нормой для восприятия. На этом больном фоне сохранившаяся здоровая чистота прикованной к постели женщины светит ярко, как маяк в ночи. И я мысленно вновь и вновь возвращаюсь к нашим беседам…
-------------------------------------------------------------------------------------------
В один пост не вмещается. Продолжение в предыдущем посте.
Прочтите её письмо. Продолжение в предыдущем посте.
Точнее это вложение в письмо, послано для одной 15 -летней девочки,
которая была у неё в гостях. В поздравительном письме она написала "Меня до сих пор поражает Ваша история с Романом Полисадовым. Как бы мне хотелось иметь столько энергии".
В один пост не вмещается. Продолжение в предыдущем посте.
----------------------------------------------------------------------------------
ПОДВИГ - В ЛЮБВИ !
Все началось со случайно оброненной фразы, которая заставила обратить на него внимание. Это произошло в Латвии в конце августа прошлого года. После тяжелой операции я приехала в Юрмалу, в семью брата, чтобы на берегу моря поправить свое здоровье.
Как обычно, утром, я бродила по пустынному берегу, любуясь бескрайним морским и небесным простором, и представляла себя крошечной песчинкой во Вселенной. Ласковый шепот прибоя, фантастические узоры на золотом песке от легкого прикосновения волн, подернутая осенними красками листва вдоль изгибающейся полоски пляжа, крики чаек, упоительный после душной Москвы морской и сосновый воздух… Это была просто Божья благодать. Я долго шла и молилась благодаря Господа за эту неземную красоту и за то, что после стольких тревог и испытаний Он вновь подарил мне жизнь. Наверное, Он сделал это для того, чтобы я, наконец, увидела Его чудное творение и восхитилась им. А может, у Него были и какие-то другие планы, ведомые Ему одному?..
Устав от долгой ходьбы, я присела на уединенную скамью, открыла библию и погрузилась в чтение. Скамьи на пляже стояли парами, спинка к спинке. Унесясь мыслями в потусторонний мир, я не слышала, как к примыкающей соседней скамье подошли двое, и вздрогнула, когда один из них рокочущим голосом произнес:
- Ну, что ж, откроем сезон.
Открыть сезон в конце августа?! Я чуть скосила глаза, чтобы посмотреть на того, кто произнес эту странную фразу. Довольно еще молодой человек лет 35-ти, высокий - под два метра, стройный. Длинные волосы собраны сзади в пучок, на груди - большой и очень красивый крест. Непривычно белого тела действительно, видимо, не касались лучи солнца. Его спутник был загорелый, коренастый мужчина примерно моего возраста, где-то за шестьдесят с хвостиком.
"Наверное, священники" - подумала я и вновь углубилась в чтение.
Прошло какое-то время в молчании. Потом молодой человек спросил у меня:
- Простите, вы здесь еще будете минут сорок?
Я ответила утвердительно.
- Тогда можно мы оставим возле вас вещи и пройдемся по берегу моря?
- Конечно, я присмотрю за ними.
Их долго не было. А к тому времени, когда они возвратились, ко мне на лавочку подсела говорливая женщина, которая сходу начала ругать все на свете: людей, транспорт, погоду, правительство, непомерные цены, а больше всего - латышей, которые на каждом шагу ущемляют права русских в Латвии.
Я долго терпела ее раздраженную болтовню. Но когда в разговор вступили мужчины и поддержали ее, я не выдержала.
- А вот у нас в Москве, - вызывающе ответила я, - транспорт для пенсионеров бесплатный, а малоимущим, в том числе молодым и многодетным, доплачиваются субсидии до прожиточного минимума. И лекарства пенсионерам выдают в поликлиниках за половинную стоимость, а инвалидам - вообще бесплатно. Я вот, как инвалид второй группы, и лекарства получаю бесплатно, и за квартиру плачу пятьдесят процентов, и за все коммунальные услуги, за телефон - так же. Если б я была беспомощной и одинокой, то ко мне - также бесплатно - приходили бы медицинская сестра и помощница по хозяйству от патронажной службы города. Плюс еще временами бесплатная социальная помощь продуктами и многое другое.
Выпалив это с излишней горячностью, я свысока взглянула на своих собеседников. Вот, мол, вам! Сами виноваты: не нужно было отделяться от России.
Ах, как стыдно было мне через минуту! Как пожалела я о сорвавшихся словах! Потому что в ответе молодого человека я услышала столько боли, что мне стало страшно.
- Моя мама тоже инвалид, - произнес он устало. - Вот уже восемнадцать лет она лежит. Полиартрит разрушил ее суставы, тяжкие боли преследуют ее. Я вижу, как она страдает, и ничем не могу помочь. Лекарства действительно настолько дорогие, что я в состоянии купить лишь самые необходимые и дешевые из них. На эффективно действующие современные средства денег нет. Потому все так и запущено. От государства же помощи никакой… Я работаю на двух работах, не упускаю возможности дополнительных заработков. Но все равно денег не хватает. Все уходит на непомерно высокую квартирную плату, на коммунальные услуги, на транспорт и на еду. Я хотел бы нанять маме хорошую сиделку или помощницу по хозяйству, но это слишком дорого. О бесплатной же медицинской или патронажной службе не приходится и мечтать. Помогают, конечно, добросердечные люди, соседи. Но им самим уже далеко за семьдесят. Уходишь на работу, а сердце ноет, и думы все время о маме: как она там, одна?
Все притихли надолго под впечатлением этого нерадостного откровения. Я вспомнила то время, когда была в возрасте этого молодого человека. В течение уже нескольких лет я тащила на себе непомерный по тяжести груз. Я потеряла мужа, на руках у меня была пятилетняя дочь, беспомощный отец и парализованная, больная раком мать с пролежнями до позвоночника. Не знаю, как я тогда все выдержала. Собрав в кулак всю свою волю и остаток сил, я боролась за жизнь близких мне людей. Иногда казалось, что еще капля - и я не выдержу, рухну, а за собой потяну всех остальных членов моей семьи. Поэтому я закрыла свое сердце для любых эмоций и превратилась в камень. Стиснув зубы, я каждый день поднимала себя вновь и вновь, и, преодолевая неимоверную усталость, как робот, выполняла свои ежедневные обязанности по работе и дому. И все твердила и твердила себе: ты должна, ты обязана! От тебя зависит существование стариков и ребенка. До сих пор стоят передо мной глаза мамы, обращенные ко мне с мольбой и надеждой…
Тогда я искренне считала, что моя личная жизнь уже кончена, что все уже позади. Думала, что никогда не научусь улыбаться. И в удивлении вздрагивала, когда слышала чей-то смех. Держал меня на этой земле только долг перед дочерью и больными родителями.
Сначала после восьми лет страданий умерла мама. Потом долго болел, лежал с выведенной из живота трубочкой, отец. После его смерти все мои чувства нерастраченной любви пали на дочь. Наверное, они были слишком навязчивы и эгоистичны. Но дочь была моей единственной отрадой, моим единственным светочем и смыслом жизни. На пятом курсе университета она крестилась, а перед защитой диплома сообщила мне, что выбрала иной путь - служения Богу, что хочет стать монахиней. И уехала со священником на Волгу, где еще не было храма, но было много верующих людей в окрестных селениях. Так я потеряла для себя и дочь.
Удар был настолько сильным, что я рухнула. Полгода я лежала без сил, без чувств, никому, как мне казалось, не нужная, всеми забытая. Жизнь окончательно потеряла для меня всякий смысл.
И только когда я сама по призыву дочери пришла в храм и крестилась, я вновь обрела семью - теперь уже духовную. И обрела любовь, которой мне всю жизнь так не доставало…
- Вы уже побывали в Риге? - прервал мои мысли голос молодого человека.
- Нет еще. После операции, которая дала осложнения на легкие, прихожу в себя здесь, в Юрмале. Здесь такой целительный воздух! Но, конечно, планирую съездить в Ригу. Хочется походить по музеям, попасть в оперный театр. Хотя, говорят, билеты туда настолько дорогие, что вряд ли это будет мне по карману.
- У меня есть некоторая возможность заказать входной билет в театр. Сезон еще не открыт, я даже не знаю репертуара на ближайшее время. Но если вы задержитесь в Латвии, то вот мой телефон, позвоните недели через две моей маме, она вам скажет, смог ли я что-то для вас сделать. Мама в курсе всех моих дел.
Поблагодарив, я засобиралась домой, не очень-то надеясь на исполнение обещания. Так, скорее всего, просто знак вежливости.
На другой день я снова пошла на пляж и снова увидела вчерашних знакомых. Была суббота, и отдыхающих на побережье прибавилось. Молодой человек и его старший друг прогуливались по пляжу, а потом прилегли отдохнуть в отдалении от людей. У пожилого под спиной была какая-то подстилка, а молодой человек лежал прямо на песке, и, кажется, даже заснул. Меня почему-то это забеспокоило: солнечные лучи были еще жаркими, но от земли уже тянуло осенним холодом, легко простудиться. Собравшись уходить с пляжа, я подошла к ним, поздоровалась, как со старыми знакомыми, и предложила свой коврик.
- Мне он уже больше не понадобится в этом сезоне.
- Но как мы его вам отдадим?
- Можете не возвращать. Он уже давно отслужил свой срок.
- Спасибо! - ответил молодой человек. - Мне пришла идея. Через неделю в храме Петра и Павла в Риге состоится концерт, на котором я буду петь. Вход свободный. Если захотите, приезжайте туда, заодно посмотрите Ригу. А после концерта обязательно дождитесь меня, я возвращу вам ваш коврик.
Я согласилась и попрощалась. Больше я этих двоих на пляже не видела.
В назначенный день мы всей семьей собрались ехать в Ригу. Я - посмотреть город, они - за покупками. Вечером решили заглянуть на концерт. Понравится - останемся, нет - уйдем. Вход ведь бесплатный.
И вот я стою на площади перед тем самым храмом Петра и Павла, который столько раз видела на открытках как символ Латвии! До чего же красива его готика! Интересно, а как там внутри? Подойдя ко входу, мы увидели афишу, на которой было написано, что сегодня в храме состоится концерт Романа Полисадова, солиста Национальной оперы Латвии. Боже! Неужели это мой пляжный знакомый? Не может быть…
Зал был полон. Зрители - в основном пожилые, русские. Начался концерт. К роялю действительно вышел мой случайный знакомый - молодой человек. Но сейчас его трудно было узнать. Без темных очков, во фраке с бабочкой, высокий и статный (рояль рядом с ним казался совсем маленьким), он выглядел вполне импозантно. Строгое благородное лицо, большой лоб, умный взгляд - только сейчас я внимательно рассмотрела его.
И вдруг, к своему изумлению, я услышала роскошный бас. Ввысь, под своды храма, уносился мощный, стонущий, призывный голос. Как молитва - столько в этом пении было страдания и духовной высоты!
Мы все сидели, как зачарованные, потрясенные этим чудом. Духовная музыка исполнялась на языке оригинала, но молитве не надо перевода. Последние звуки "Agnus Dei" ("Агнец Божий") Бизе утонули в аплодисментах. Зрители сорвались с мест и осыпали певца цветами. Я сидела во втором ряду и слышала, как он смущенно останавливал их:
- Спасибо! Но это еще не конец концерта…
Во втором отделении исполнялись романсы русских композиторов. Они были подобраны так, что казалось - каждый романс о тебе. В нем - кусочек твоей, прожитой и теперь уже клонящейся к закату жизни. Я почувствовала, как по щекам у меня текут слезы. Но, доставая платок, увидела, что плачут многие. Это были светлые слезы очищения, освобождения от той унизительной жизни, в которой погрязли мы сегодня. Это было возвращение в то прекрасное время юности, когда все казалось сказкой, во время любви и счастья…
После концерта Полисадова окружила толпа восторженных поклонников, и он долго говорил с ними, с каждым в отдельности. Мне тоже хотелось подойти и сказать ему теплые слова, но я не решалась. Да и вообще - зачем? Приятна ли ему будет встреча со случайной пляжной знакомой, перед которой так неожиданно распахнулся занавес его трагичной жизни? Скорее всего, сделает вид, что не узнает меня.
Но когда толпа рассеялась, он увидел меня и подошел сам.
- Спасибо, что пришли. И спасибо за коврик, он меня очень выручил. Сейчас я его вам отдам. Я заказал для вас пропуск в театр на "Дон Жуана" Моцарта. Если у вас на этот день не будет других планов, то пропуск на ваше имя будет лежать у дежурной на служебном входе. Только напомните еще раз ваше имя, отчество.
Так мы познакомились.
Опера произвела на меня не меньшее впечатление, чем концерт. Я еще раз убедилась в том, какой поразительно красивый, сильный голос у Полисадова, и с какой любовью встречает его публика.
Быстро добравшись из театра на машине племянницы домой, в Юрмалу, еще полная восторженных впечатлений, я немедленно позвонила Полисадову, чтобы поблагодарить его за приглашение и за доставленное удовольствие. Мне ответила его мама.
- Романа еще нет дома. Наверное, застрял где-то в ожидании троллейбуса. Они вечером ходят так редко! Иногда приходится ждать их по сорок минут на остановке. Я очень волнуюсь за сына в это позднее время, когда он возвращается из театра после спектакля. Особенно, когда на улице холодный ветер и дождь. Это так опасно для голоса! Вам понравилась опера?
- Очень! А ваш сын был просто великолепен!
- Правда? - обрадовалась женщина. - Как звучал его голос сегодня? Накануне он был немного простужен.
- Прекрасно! Я даже не ожидала такой мощи. И он очень эффектно смотрится со сцены. В последнем акте он вообще вызвал шок в зале. Представляете: кладбище, несколько надгробных памятников, среди них - статуя Командора. Проходит полдействия, и вдруг эта статуя оживает, хватает бедного маленького Дон Жуана за шиворот, трясет его в разные стороны, и сбрасывает со ступеней пьедестала под грозный рев своего баса! Хоть я и сидела в третьем ряду партера, но не догадалась сразу, что статуя в глубине сцены - загримированный Роман Полисадов. Ожидала другого сценического эффекта. А режиссер просто сыграл на его росте. Зал замер в оцепенении, когда он поднялся и запел, а потом взорвался аплодисментами. Даже спектакль приостановили.
- Спасибо! - прочувствованно сказала женщина. - Спасибо вам за это сообщение. Мне было очень важно это знать. Ведь я никогда не видела сына на сцене… Знаю обо всем только со слов других. А сам он скуп на похвалы себе.
Я была так потрясена ее словами! Никогда не видеть сына на сцене! Не участвовать в его успехе, не слышать восторженных аплодисментов зрителей! Не видеть преподносимых ему цветов… Разве можно передать словами всю эту атмосферу театра? Да и что успеешь сказать по телефону, если телефонные переговоры в Латвии платные - даже внутри одного города? И сама она, наверное, не позволяла себе лишний раз позвонить подругам, чтобы просто поболтать. Все по той же причине: нужда. Вечная нужда! Бедная женщина была оторвана от всего мира и физически, и духовно…
Впечатление от этого разговора было настолько сильным, что я поделилась им со своими родными. Их реакция была мгновенной. Жена брата Людмила от имени всех сказала мне:
- Звони этой женщине как можно чаще.
- Но ведь это дорого?
- Деньги - вода, текут и исчезают, часто бессмысленно. А что может сравниться с человеческим горем? Мы здоровы, можем работать. Проживем как-нибудь, не пропадем. А если затянем потуже пояса, так только на пользу. Звони.
Так наши телефонные встречи с Антониной Зотьевной стали регулярными. Я рассказывала ей о своих впечатлениях от очередного концерта или оперного спектакля, в которых участвовал Роман. О природе, о Юрмале, о Москве. Антонина Зотьевна в свою очередь рассказывала мне о своей прежней жизни, читала на память любимые стихи.
Не знаю, кому больше были нужны эти беседы - ей или мне. Антонина Зотьевна поднимала мне настроение. Каждый раз после общения с ней в душе раскрывалось что-то теплое и светлое, хотелось все и всех любить…
Из рассказов Антонины Зотьевны передо мной постепенно раскрылась картина жизни рода Полисадовых. Предки ее были богаты и, возможно, даже приближены к царской семье. Но по своей христианской вере они были старообрядцами и после исторического раскола два века назад бежали от преследования царских властей в Прибалтику.
Когда-то они владели обширными землями, поместьями, имели дачи на берегу моря. Дед Антонины Зотьевны был рачительным хозяином и справедливым человеком, к нему с уважением относились крестьяне. Кроме сельского хозяйства, он занимался также производством пеньки и торговал.
При советской власти владения их были конфискованы, и теперь Антонина Зотьевна и ее сын живут в крошечной двухкомнатной квартирке в 28 кв. метров, на пятом этаже пятиэтажного дома (без балкона, без лифта), на окраине Риги.
Почти сразу же после рождения сына в 1964 году Антонина Зотьевна заболела инфекционным полиартритом, который быстро разрушил ее суставы. И очень рано энергичная жизнерадостная женщина, театралка, книголюб, активистка (была делегатом от Латвии на съезде работников культуры в Москве) оказалась прикованной к постели. Двадцать один год назад она в последний раз вышла из своей квартиры и спустилась с пятого этажа дома во двор. А за последние восемнадцать лет уже ни разу не могла покинуть самостоятельно своей постели.
Да! Восемнадцать лет она не знает, что такое вертикальное положение, ни разу ни ступала ногой на пол. Ее горизонтальный мир - стены ее комнаты, потолок и кусочек неба в окне с верхушками деревьев. Но в это пространство вместилась вся ее прекрасная, как она считает, жизнь, ее любящий сын и Господь, который никогда не покидает ее.
У нее с трудом двигается только одна рука. Но этой рукой она может снять телефонную трубку, принять информацию и ответить на звонки. Это уже много! Она работает. Она выполняет функции личного секретаря сына.
Сколько раз я убеждалась в том, какой ясный ум у этой поразительной женщины, какая феноменальная память, какая немыслимая воля! А главное - какой неиссякаемый источник любви в ее материнском сердце! Эта любовь настолько переполняет ее, что изливается на все, что соприкасается с ее сыном: на людей, на дом, на природу, на творчество. Эта любовь создала и, как на крыльях, до сих пор держит Романа. В ней он черпает свои силы. В ней источник его успеха.
В этой чаше любви черпала силы и я. Потому и ждала с таким нетерпением драгоценных минут нашей телефонной встречи. И мы вновь и вновь возвращались к Пушкину, к осени и к тем временам, когда она девочкой резвилась в имении деда, играя с волнами и утопая в букетах сирени. А позже гуляла с мужем по побережью и любовалась дивным пейзажем Юрмалы, где в то время отдыхала и я. Роман отобразил любимые мамины места в акварелях, и они радуют ее взор, пробуждая чудесные воспоминания…
Сидя сейчас в своей квартире в Москве, я ностальгически вспоминаю наше телефонное общение и с грустью понимаю, как мне его сегодня не хватает. Заполненные мирской суетой будни, фальшивые ценности, нищета - с беспощадным упорством лезут в жизнь, отравляя ее. С экрана телевизора в дом входят пошлость, убийства, разврат и становятся нормой для восприятия. На этом больном фоне сохранившаяся здоровая чистота прикованной к постели женщины светит ярко, как маяк в ночи. И я мысленно вновь и вновь возвращаюсь к нашим беседам…
-------------------------------------------------------------------------------------------
В один пост не вмещается. Продолжение в предыдущем посте.