Гороховый с Рулькой
Фамилия Горохов у Жени традиционно, в законе нашей языковой энтропии трансформировалась в твёрдую кличку Горох. Жил он в этом прозвище до сорока двух лет и соответствовал ему полностью. В своём роде он был идеальным Горохом. Если вы спросите, как выглядит и в чём выражается такое соответствие, то я, пожалуй, задумаюсь над ответом и, спасовав перед конкретными определениями, отойду от темы. Но, при этом, я останусь в своём прежнем убеждении, что Женя Горох это Горох в стопроцентном воплощении, с прилагающийся к нему необязательной официальной метрикой - Горохов. Что ещё о нём? Пожалуй, всё. Вряд ли кому-то будут интересны подробности о небольшом бизнесе по нелегальной приёмке вторсырья, который кормит Евгения.
Конечно, Горох не стоит отдельной темы письма, но у судьбы свои законы. Итак, однажды Женя купил щенка бульдога.
Давайте посмотрим на него. Горох суетливо вышел из машины и, заметив во дворе привычную компанию, т.е. людей знакомых ему с детства, направился в нашу сторону. Поздоровавшись, он бережно извлёк из-за пазухи щенка и поставил его перед нами. Щенок трогательно дрожал и скулил, прижимаясь к ноге Евгения. Горох растерянно подбадривал собаку и, обращаясь одновременно к нам взволнованно сказал: - «Вот не знаю, как назвать». Мы, заинтересовавшись живым приобретением Гороха, наперебой начали предлагать варианты клички, в том числе и обидные, которые Женя жестко отвергал. Щенок видимо тоже был недовольным ажиотажем вокруг его будущего имени и от беспомощного скулежа перешёл на тихое, но уверенное рычание. Складки шкуры на его маленьком теле ощетинились, щёки надулись обидой переходящей в угрозу.
- Рулька, - глядя на собаку сказал мой сосед Димка. - Он на рульку похож. - Точно, - со смехом подтвердили мы. Щенок, на удивление, счастливо залаял.
- Рулька это как-то странно, нехорошо, - поморщилась местная красавица Оля.
- Для фигуры да, а так точно Рулька, - ответила Оле Наташа, продавщица из нашего магазина.
- Сами вы все рульки, - аппетитно усмехнувшись, сказал Горох и, забрав собаку, ушёл к себе домой.
- Ну, теперь жди потехи, - внимательно глядя вслед уходящему Гороху, сказал мой друг Егор и, обратившись ко мне, пояснил свою мысль: - Горох и Рулька, это потенциальная зона конфликта. - Усмехнувшись, он тихо и задумчиво повторил мысль Хайдеггера - «Каждая вещь есть только то, чем она считается».
Новое прозвище Горох с Рулькой, (это имя было присвоено щенку), быстро трансформировалась в кличку с кулинарным наполнением - Гороховый с Рулькой. Конечно, это прозвище было неофициальным. Мы опасались неконтролируемого гнева Евгения, тем боле, что Рулька, которая с каждым днём росла и наполнялась уверенностью в собственных челюстях, могла поддержать взрыв эмоций хозяина своим агрессивным участием. Но всё равно, то, что произносилось за спиной, стало скоро известно адресату. На удивление, Женя отнёсся к своей обнове лояльно.
Но дальше произошло невероятное, а именно - люди во дворе разделились на тех, кто любит первое блюдо - суп гороховый с рулькой и на тех, кто считает эту кулинарию варварской и даже предосудительной. Соответственно и отношение к Жене и щенку, адептов этих двух партий стало меняться в этом необычном и как казалось неестественном ракурсе. Восприятие человека и его собаки в гастрономическом векторе стало причиной неестественного изменения отношений между нашим дворовым населением. Это были даже не споры, это была брезгливая неприязнь одних, надменно преувеличенная и крайне насмешливая и агрессивное отстаивание своей нормы другими. Ситуация сложилась абсурдная, это понимали все, но остановить раскол не могли. Дело в том, что сама причина этого конфликта казалась смешной, неестественной и нелепой. Никто всерьёз не воспринимал этот фактор как идеологию. Посмотрим, что из этого получилось.
Итак, во двор выходит Гороховый с Рулькой и начинает дрессировать пса. Делает он это показательно, на публику, зная о полярной предрасположенности двух группировок двора. Команды Женя отдаёт отчётливо, громко. Рулька с молодой энергией дисциплинированной собаки выполняет требуемые упражнения, т.е. приносит брошенное кольцо, сидит и лежит, лает на дерево, довольно виляя при этом хвостом. За всем этим следят наши люди, кто с показным сочувствием, кто с нескрываемым неудовольствием. Недовольство замечает Горох, и в свою очередь бросает кольцо все ближе и ближе к оппозиционному сектору, раздражая тем самым своих недоброжелателей еще больше. Эта спровоцированная реакция даёт старт дворовой склоке, которая быстро обрастает отвлечёнными от Рульки и Гороха темами, затрагивающие как бытовые, так и геополитические реалии двора и мира. Гороховый с Рулькой удаляется в конец двора и присев там на лавочку, удручённо растворяется в медитативном созерцании конфликта.
«Сидел он там, на берегу потока/ Один как перст или с собакой верной,/ Что смирно у его лежала ног…» - Задумчиво цитируя Вордсворта Егор отходит от открытого окна и обращаясь ко мне сообщает свои выводы от увиденного и услышанного.
- Вот тебе загадка возбудимости от персонифицированного сочетания Гороховый с Рулькой.
- Нет тут никакой загадки, - отвечаю я. - Всё гораздо проще. Задавленные конфликты, заштрихованные памятью обиды, и прочий никому не нужный хлам проявился в определённых условиях. Это не бессмысленный спор о вкусах. Это эстетическое миросозерцание.
- Да, гороховый с рулькой это спорный деликатес, по крайней мере, в наших широтах.
- Я смотрел в интернете. Скабрёзные шутки по поводу этого блюда присутствуют в фольклоре почти всей Европы. Блюдо нарицательное и считается варварской диетой. Именно поэтому персонажи нашего тупика его отстаивают или отвергают как идеологию. А идеология это граница.
- Вдоль которой ходят наши бдительные пограничники, - усмехнулся Егор. - Идеология чертит черту границы.
- Это не совсем так. Люди привычно мыслят в границах государства. Это ненормально, но это бытовая норма большинства, где граница - ограниченность. Их нервные реалии - знак «стоп». Их горизонт это колючая проволока. Но граница не просто черта по карте, но нечто большее. Определение, которое гораздо шире, чем словарное. Граница это даже больше чем культурный феномен. Чистая мистика. Вот ты стоишь возле окна в трусах, чешишь брюхо, куришь, цитируешь и не знаешь, почему где-то в посёлке живут люди представляющие великую культуру, а в километре от них в таком же посёлке копают картошку унылое повторение соседей раздувающее щёки ввиду своей мнимой уникальности и неповторимости. Они даже не подозревают о том, что повторимо и повторяемо всё?
- Но…
- Нет, не спорь. Выглядят они все одинаково, как домашние поросята у корыта. Но это внешнее, за которым стоят поразительные, некорректные вопросы. Собственно граница это граница чего? Может быть, это культурное наполнение территории, где территория не количество метров в квадрате, но качественная перспектива, метафизика пространства, сознание группы людей. Может быть, эта тема более обширная, чем заданный урок географии или амбициозно-тупые утверждения, мол, великую культуру дают только границы империи.
- Особенно Османской, - засмеялся Егор.
- Или Тюркский Каганат или Бразильская Империя с императором Педрой.
- Границами отмечены Андорра, Лихтенштейн. Границей отмечен Ватикан, - отвечает Егор. - Вот тебе видимый пример культуры и идеологии.
- Здесь Ватикан ограничен искусственно, идеологически он гораздо шире. Другое дело декоративный Лихтенштейн. Это уже сознательная идеология. Государство-сувенир. Наверное, стать казусом, феноменом обратным великому - тоже задача.
- М-да, человек, который ограничивает себя идеологией, по-своему конструирует парадигму счастья, как своего так ближнего. Всё упрощается до горохового с рулькой. Вот тебе тема для рассказа, - усмехнулся Егор.
- Это скорее тема для стихотворения, - отвечаю я. - В подобном рассказе обязательно нужны сюжетные подробности. К примеру, придётся расписать нашего симпатичного Васю Майбороду со второго подъезда, который подозрительно напивается 1 мая и 23 февраля, и натравить его на милейшего Стёпу Павлова, у которого запои совпадают с Днём независимости и Днём соборности, и у которого на капоте машины лента-вышиванка. Эти двое, насколько я понимаю, из противоположных лагерей относительно Горохового с Рулькой.
- Ну да, - ответил Егор.
- Согласись, это скучно, в духе местечковых гуморесок спроецированных на геополитику. Впрочем, подобная литература сейчас востребована. Но, в конце концов, это более чем банально. Самое интересное в этой истории - Гороховый с Рулькой. Мир вокруг них неопределённая загадка. Суп определяет и раскалывает сознание местной общины.
- Нужно в конце примирить их, за общим поеданием конфликтного блюда.
- Рулька тоже хлебает из миски. В стороне лежит до блеска обглоданная кость. Видишь, как примитивна эта конструкция.
- Будем надеяться, что они знают что делают.
- Часто люди, которые знают, что делают, не ведают что творят. Но кто мы такие чтобы судить о людях?
- Кто знает это, обретает основу, богат пищей, становится поедателем пищи, велик потомством, скотом, светом божественного знания, - цитирует Упанишады Егор, цинично рассматривая дворовые непрочные реалии.
30.01.2020 Буча