В ПОИСКАХ РУССКОЙ СВОБОДЫ
Взялся вновь почитать ярчайшего Г. П. Федотова - историка-медиевиста по узкой специальности, а шире - социального и религиозного мыслителя, сказавшего про Россию и ее пути на пару веков вперед много важного (вот второй век ужо пошел, а все актуально).
Двухтомник его избранных статей, прихваченный с собой в Немецию, иногда падает мне на голову с полки, поскольку лежит недалече, иногда сую нос, перечитываю… И стиль его высококультурной публицистики, практически недосягаемый нынче, и сам предмет его напряженных размышлений, а именно - генезис свободы в российском общественном сознании, государственной практике и даже в повседневности (это мое условное определение его главной темы) - мне очень близок. В моем представлении он как бы мечется с гаснущим светильником во мраке и кричит: "Ау, русская свобода, где ты там? Уже и дух твой куда-то улетучился, растворился в непроглядной тьме…"
Есть ли у нее еще хоть один шанс, есть ли в России хоть какие-то люди, которым она насущно необходима, которые ее еще желают?
Он размышлял об этом между двух войн, будучи профессором Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже, а затем бежал от немецкой оккупации Франции в США и там жил, работал профессором Свято-Владимирской православной семинарии в штате Нью-Йорк - до смерти в 1951-м году. Одна из “программных” статей о свободе - “Россия и свобода” написана в 45 году, после окончания 2-й мировой.
Свобода, которую он взыскует, это, прежде всего, свобода человека, личности (а не групп и партий, не суверенитет государств или, наоборот, нечто метафизическое в христианском смысле - выбора между добром и злом, хотя обо всем этом тоже пишет), то есть это то, что еще называют “гражданскими свободами”, а смысл существования государства видит именно в обеспечении этих свобод (этой свободы, то есть личности). Эта свобода, по его мнению, двухчастна и состоит 1) из свободы убеждений и возможности их безопасно публично выразить и 2) из личной физической свободы человека от произвола государства и вообще - от любого произвола - сильных, богатых и разных “большинств”, то есть она заключается в господстве права, защищающего все эти свободы и еще, что немаловажно - в господстве общественного мнения, защищающего их же…
Первый сборник статей Федотова “Россия и свобода” я прочитал по ксерокопии еще в конце 80-х, учась в институте, а ксерокопию эту сам же и сделал на подпольном аппарате Мособлисполкома, который охранял ночами… Днем чиновники на нем ксерили полторы бумажки, а ночами я с друзьями тоннами печатал насущное )),
Его статьи питали тогдашние ожидания перемен, но, как мне теперь кажется, не могли быть адекватно поняты, учитывая непролазные сугробы в моей голове, наметённые двумя высшими советскими образованиями, надо было сначала разгрести, все новое поневоле входило трудноусвояемыми обрывками… Трудны для понимания были его культурные намеки, непрозрачны аллюзии, удивляло внимание к тому, что казалось незначительным и полузабытым из истории (напр., заговор “верховников” в России XVIII-го века или “восстание баронов” в Англии XIII-го). Тогда эту книгу читал человек с понятийным аппаратом другой эпохи и цивилизации, с непережеванными еще ошметками марксизма-ленинизма. Более всего мною был тогда оценен стиль умствования и изящество мысли…
Потом спустя годы я несколько раз накоротке прикладывался к Федотову - с неизменным восхищением, и вот теперь, решивши перечитать, удивляюсь как много в нем насущного и какими другими глазами и расчищенным от заносов разумом я внемлю прочитанному…
Вот от того первичного прочтения у меня осталось смутное ощущение, что маэстро-таки весьма пессимистично расценивал перспективы русской свободы, отчасти это и понятно, он умер еще вперед Сталина, так что задолго до того, когда можно было бы рассмотреть ее первые проблески…
Тем не менее он достаточно подробно описал ее параметры и истоки, то есть его мечта о свободе была чрезвычайно продуктивна, чем мы и может сейчас и воспользоваться. Я бы подчеркнул, федотовская мысль это не “политсценарий” или “политпрогноз”, чем полны нынешние СМИ, не “программа партии”, это археология истоков русской свободы, что мне представляется гораздо более важными увлекательным…
В нынешнем прочтении я надеюсь обрести оптимизм по поводу русской свободы, то есть найти у Федотова опору для этого (может, я в первый раз что-то проглядел?)). А то, признаться, временами от общения с соотечественниками, даже, скажем так - с оппозиционно настроенными, приступы удушающего скепсиса охватывают мой утлый разум, как-то все довольно непроглядно…
Особенно когда увидишь/услышишь как с холопским сладострастием интеллигентные (с виду) люди язвительно коверкают это слово, произнося его с буковы “ша” - “ШВАбода”...
“Швабоды захотел, падла, а ведь есть же истинные ценности - холуйство, распил бюджетов, русский телевизор, 99,7 % обвинительных приговоров в судах, “можем повторить” из каждого толчка, освобождение Украины опять же…”
А, может, оно им и не надо, а? Холуйство, вашбродь, в крови, к тому же платное, ничего не поделаешь…
И прежде чем усладить ваш слух обильным цитированием замечу только, что “сатрапическую”, “азиатскую” традицию русской государственности Федотов связывал, понятное дело, с Москвой, с “московщиной” (хот нынче с азиатчиной все далеко не просто, эвон Казахстан нынче более европейское государство, нежели провонявшая путинизмом Россия), а вот традиции (следы) русской свободы он ищет, как я уже говорил, с гаснущей ламой буквально по сусекам - и в Киеве, и, конечно, в Новгороде, в Петербурге, как воплощении русского европеизма, земстве, реальной независимости церкви, но, в целом, связывает ее с рецепциями европейских порядков, а так же традициями свободного умствования, которых очень мало…
В каком-то смысле, свободный русский человек должен “по капле выдавить из себя” - московита (путиноида)), - в этом один из интеллектуальных заветов Федотова (как я его понимаю))
Г. П. Федотов из статьи "Россия и свобода" 1945 г.
"Русская революция за 28 лет ее победоносного, хоть и тяжкого бытия пережила огромную эволюцию, проделала немало зигзагов, сменила немало вождей. Но одно в ней осталось неизменным: постоянное, из года в год, умаление и удушение свободы. Казалось, что дальше ленинской тоталитарной диктатуры идти некуда. Но при Ленине меньшевики вели легальную борьбу в Советах существовала свобода политической дискуссии в партии, литература, искусство мало страдали. Об этом так странно вспоминать теперь. Дело не в том, конечно, что Ленин, в отличие от Сталина, был другом свободы. Но для человека, дышавшего воздухом XIX века, хотя и в меньшей степени, чем для русского самодержца, существовали какие-то неписаные границы деспотизма, хотя бы в виде привычек, стеснений, ингибиций. Их приходилось преодолевать шаг за шагом. Так и до сих пор в тоталитарных режимах, введя пытку, еще не дошли - до квалифицированных публичных казней. Иностранцы, посещающие Россию через промежуток нескольких лет, отмечали сгущение неволи в последних убежищах вольного творчества - в театре, в музыке, в синематографе. В то время как русская эмиграция ликовала по поводу национального перерождения большевиков, Россия переживала один из самых страшных этапов своей Голгофы. Миллионы замученных жертв отмечают новый поворот диктаторского руля. На последнем «национальном» этапе - а, казалось бы, он должен был вдохновлять художника - русская литература дошла до пределов наивной беспомощности и дидактизма; следствие утраты последних остатков свободы.
Второе, и еще более грозное явление. По мере убыли свободы прекращается и борьба за нее. С тех пор как замерли отголоски гражданской войны, свобода исчезла из программы оппозиционных движений - пока эти движения еще существовали. Немало советских людей повидали мы за границей - студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечаем тоски по свободе, радости дышать ею. Большинство даже болезненно ощущает свободу западного мира как беспорядок, хаос, анархию. Их неприятно удивляет хаос мнений на столбцах прессы: разве истина не одна? Их шокирует свобода рабочих, стачки, легкий темп труда. «У нас мы прогнали миллионы через концлагеря, чтобы научить их работать» - такова реакция советского инженера при знакомстве с беспорядками на американских заводах; а ведь он сам от станка - сын рабочего или крестьянина. В России ценят дисциплину и принуждение и не верят в значение личного почина - не только партия не верит, но и вся огромная ею созданная новая интеллигенция."
На фото: Сам Федотов, обложка двухтомника Избранного и содержание второго тома.
Я теперь еще и в Телеграме, там немного другой контент: https://t.me/myslebambuk
Двухтомник его избранных статей, прихваченный с собой в Немецию, иногда падает мне на голову с полки, поскольку лежит недалече, иногда сую нос, перечитываю… И стиль его высококультурной публицистики, практически недосягаемый нынче, и сам предмет его напряженных размышлений, а именно - генезис свободы в российском общественном сознании, государственной практике и даже в повседневности (это мое условное определение его главной темы) - мне очень близок. В моем представлении он как бы мечется с гаснущим светильником во мраке и кричит: "Ау, русская свобода, где ты там? Уже и дух твой куда-то улетучился, растворился в непроглядной тьме…"
Есть ли у нее еще хоть один шанс, есть ли в России хоть какие-то люди, которым она насущно необходима, которые ее еще желают?
Он размышлял об этом между двух войн, будучи профессором Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже, а затем бежал от немецкой оккупации Франции в США и там жил, работал профессором Свято-Владимирской православной семинарии в штате Нью-Йорк - до смерти в 1951-м году. Одна из “программных” статей о свободе - “Россия и свобода” написана в 45 году, после окончания 2-й мировой.
Свобода, которую он взыскует, это, прежде всего, свобода человека, личности (а не групп и партий, не суверенитет государств или, наоборот, нечто метафизическое в христианском смысле - выбора между добром и злом, хотя обо всем этом тоже пишет), то есть это то, что еще называют “гражданскими свободами”, а смысл существования государства видит именно в обеспечении этих свобод (этой свободы, то есть личности). Эта свобода, по его мнению, двухчастна и состоит 1) из свободы убеждений и возможности их безопасно публично выразить и 2) из личной физической свободы человека от произвола государства и вообще - от любого произвола - сильных, богатых и разных “большинств”, то есть она заключается в господстве права, защищающего все эти свободы и еще, что немаловажно - в господстве общественного мнения, защищающего их же…
Первый сборник статей Федотова “Россия и свобода” я прочитал по ксерокопии еще в конце 80-х, учась в институте, а ксерокопию эту сам же и сделал на подпольном аппарате Мособлисполкома, который охранял ночами… Днем чиновники на нем ксерили полторы бумажки, а ночами я с друзьями тоннами печатал насущное )),
Его статьи питали тогдашние ожидания перемен, но, как мне теперь кажется, не могли быть адекватно поняты, учитывая непролазные сугробы в моей голове, наметённые двумя высшими советскими образованиями, надо было сначала разгрести, все новое поневоле входило трудноусвояемыми обрывками… Трудны для понимания были его культурные намеки, непрозрачны аллюзии, удивляло внимание к тому, что казалось незначительным и полузабытым из истории (напр., заговор “верховников” в России XVIII-го века или “восстание баронов” в Англии XIII-го). Тогда эту книгу читал человек с понятийным аппаратом другой эпохи и цивилизации, с непережеванными еще ошметками марксизма-ленинизма. Более всего мною был тогда оценен стиль умствования и изящество мысли…
Потом спустя годы я несколько раз накоротке прикладывался к Федотову - с неизменным восхищением, и вот теперь, решивши перечитать, удивляюсь как много в нем насущного и какими другими глазами и расчищенным от заносов разумом я внемлю прочитанному…
Вот от того первичного прочтения у меня осталось смутное ощущение, что маэстро-таки весьма пессимистично расценивал перспективы русской свободы, отчасти это и понятно, он умер еще вперед Сталина, так что задолго до того, когда можно было бы рассмотреть ее первые проблески…
Тем не менее он достаточно подробно описал ее параметры и истоки, то есть его мечта о свободе была чрезвычайно продуктивна, чем мы и может сейчас и воспользоваться. Я бы подчеркнул, федотовская мысль это не “политсценарий” или “политпрогноз”, чем полны нынешние СМИ, не “программа партии”, это археология истоков русской свободы, что мне представляется гораздо более важными увлекательным…
В нынешнем прочтении я надеюсь обрести оптимизм по поводу русской свободы, то есть найти у Федотова опору для этого (может, я в первый раз что-то проглядел?)). А то, признаться, временами от общения с соотечественниками, даже, скажем так - с оппозиционно настроенными, приступы удушающего скепсиса охватывают мой утлый разум, как-то все довольно непроглядно…
Особенно когда увидишь/услышишь как с холопским сладострастием интеллигентные (с виду) люди язвительно коверкают это слово, произнося его с буковы “ша” - “ШВАбода”...
“Швабоды захотел, падла, а ведь есть же истинные ценности - холуйство, распил бюджетов, русский телевизор, 99,7 % обвинительных приговоров в судах, “можем повторить” из каждого толчка, освобождение Украины опять же…”
А, может, оно им и не надо, а? Холуйство, вашбродь, в крови, к тому же платное, ничего не поделаешь…
И прежде чем усладить ваш слух обильным цитированием замечу только, что “сатрапическую”, “азиатскую” традицию русской государственности Федотов связывал, понятное дело, с Москвой, с “московщиной” (хот нынче с азиатчиной все далеко не просто, эвон Казахстан нынче более европейское государство, нежели провонявшая путинизмом Россия), а вот традиции (следы) русской свободы он ищет, как я уже говорил, с гаснущей ламой буквально по сусекам - и в Киеве, и, конечно, в Новгороде, в Петербурге, как воплощении русского европеизма, земстве, реальной независимости церкви, но, в целом, связывает ее с рецепциями европейских порядков, а так же традициями свободного умствования, которых очень мало…
В каком-то смысле, свободный русский человек должен “по капле выдавить из себя” - московита (путиноида)), - в этом один из интеллектуальных заветов Федотова (как я его понимаю))
Г. П. Федотов из статьи "Россия и свобода" 1945 г.
"Русская революция за 28 лет ее победоносного, хоть и тяжкого бытия пережила огромную эволюцию, проделала немало зигзагов, сменила немало вождей. Но одно в ней осталось неизменным: постоянное, из года в год, умаление и удушение свободы. Казалось, что дальше ленинской тоталитарной диктатуры идти некуда. Но при Ленине меньшевики вели легальную борьбу в Советах существовала свобода политической дискуссии в партии, литература, искусство мало страдали. Об этом так странно вспоминать теперь. Дело не в том, конечно, что Ленин, в отличие от Сталина, был другом свободы. Но для человека, дышавшего воздухом XIX века, хотя и в меньшей степени, чем для русского самодержца, существовали какие-то неписаные границы деспотизма, хотя бы в виде привычек, стеснений, ингибиций. Их приходилось преодолевать шаг за шагом. Так и до сих пор в тоталитарных режимах, введя пытку, еще не дошли - до квалифицированных публичных казней. Иностранцы, посещающие Россию через промежуток нескольких лет, отмечали сгущение неволи в последних убежищах вольного творчества - в театре, в музыке, в синематографе. В то время как русская эмиграция ликовала по поводу национального перерождения большевиков, Россия переживала один из самых страшных этапов своей Голгофы. Миллионы замученных жертв отмечают новый поворот диктаторского руля. На последнем «национальном» этапе - а, казалось бы, он должен был вдохновлять художника - русская литература дошла до пределов наивной беспомощности и дидактизма; следствие утраты последних остатков свободы.
Второе, и еще более грозное явление. По мере убыли свободы прекращается и борьба за нее. С тех пор как замерли отголоски гражданской войны, свобода исчезла из программы оппозиционных движений - пока эти движения еще существовали. Немало советских людей повидали мы за границей - студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечаем тоски по свободе, радости дышать ею. Большинство даже болезненно ощущает свободу западного мира как беспорядок, хаос, анархию. Их неприятно удивляет хаос мнений на столбцах прессы: разве истина не одна? Их шокирует свобода рабочих, стачки, легкий темп труда. «У нас мы прогнали миллионы через концлагеря, чтобы научить их работать» - такова реакция советского инженера при знакомстве с беспорядками на американских заводах; а ведь он сам от станка - сын рабочего или крестьянина. В России ценят дисциплину и принуждение и не верят в значение личного почина - не только партия не верит, но и вся огромная ею созданная новая интеллигенция."
На фото: Сам Федотов, обложка двухтомника Избранного и содержание второго тома.
Я теперь еще и в Телеграме, там немного другой контент: https://t.me/myslebambuk