Киноотчет за апрель
В отчёт за месяц мной включены только те фильмы, которые, как мне думается, будут интересны другим моим собеседникам или наоборот - резко отброшены ими. Суждения о фильмах являются меньше всего оценочными (хотя оценки и некое подобие анализа иногда присутствуют), а описания рассматриваемых фильмов - очень и очень субъективны.
1. Тим Бартон «Алиса в Стране чудес» (2010).
Чтобы чудеса не доставляли неприятностей, лучше всего их приручить. С помощью Фрейда, де Сада, Маркса и иже с ними.
Бартон настойчиво гнёт свою линию, смешивая фабричного Чарли и парикмахера Суини Тодда, свои любимые цвета - среза склизкой, залежавшейся ветчины и жжёную кость, Деппа и Бонем Картер. И эта смесь, безумная, разнородная и часто пошлая (особенно в части пафосной музыки и надуманной битвы садизма против гламура, где обе стороны - отвратительны) не хуже той, что готовила Белая королева из сушёных пальцев и плевков.
Ностальгия по Стране Чудес Кэролла уже невозможна - Бартон выжег её напалмом, разбросав везде радиоактивные отходы. Поэтому и мутации у Бартона в чести - гидроцефальная Дама Червей с признаками базедовой болезни, Чеширский кот с пастью, полной имплантов акульих зубов, генно-модифицированный Брандашмыг (гиена с внедрёнными генами животных планеты Пандора), Труляля и Траляля, отмотавшие срок в тюрьме для даунов, снова в поиске утраченных хромосом, Безумный Шляпник с имплантами глаз богомола… И безумие стало каким-то рациональным, познавшим самое себя; карнавальное «доброе» зло из книги Кэролла - обычным злом власти, уродства и закомплексованности.
Единственное радует - пройдёт полнолуние, и Бартона уже не потревожат ни Белый рыцарь, ни старый учитель, доктор математики Чарльз Лютвидж Доджсон.
2. Мишель Розье «Жорж кто?» (1973).
Ради красного словца хочется сказать, что этот фильм был снят и утерян Жаном-Люком Годаром между фильмами «Китаянка» и «Уик-энд». Но сказать именно так - значит льстить Годару, так как Мишель Розье в этом фильме более изобретательна и визуально, и идейно. Так высказаться о «Времени вишен» (правда за пять лет вишни изрядно подсохли и сморщились), используя образ Жорж Санд - это нужно уметь. Уметь говорить уверенно и чисто.
Нельзя не отметить изобретательность и интересность рассказывания. В механике сплошной среды разрыв сплошности обозначает, что напряжение настолько велико, что пересечён предел прочности материала. Разрывы наррации в этом фильме - стихи, интервью, цветные экраны, закадровый голос - также показывают, что напряжение рассказа в этих местах слишком велико.
Да, и ещё. Революция - это перпетуум-мобиле, работающий до тех пор, пока для поддержания энергии не потребуется скармливать ему его же детали.
Семь вечеров с Эриком Ромером.
«Сказки времён года»
3. «Весенняя сказка» (1990). Рай, с халдейского «парадеша», парадиз - не может быть разомкнут на все четыре стороны. Небольшое интимное пространство, в котором цветёт сирень и собираются расцвести яблони; в котором неспешно прогуливаются или читают в шезлонге; в котором так приятно поболтать о Канте. Но в каждом рае есть свой змей-искуситель, и неважно, какое у него имя на сей раз.
4. «Зимняя сказка» (1992). Чудо растворяется в обыденности. Грустно.
5. «Летняя сказка» (1996). И снова напряжение выбора в скучную каникулярную пору. Погнавшись за тремя (!) зайцами сложно поймать хоть одного - остаётся демонстративно наслаждаться одиночеством.
6. «Осенняя сказка» (1998). Ветер, чёрные виноградные гроздья, ожидающие сборщиков и нежные интриги, приводящие к уютным недоразумениям и приятному завершению.
7. «Четыре приключения Ренетт и Мирабель» (1987). Фильм месяца.
Это захватывающий восхитительный легчайший фильм Ромера! Вообще во «внецикловых» фильмах Ромер полностью разрушает миф однообразия, который возвели вокруг него. И этот фильм - ярчайшее тому подтверждение.
8. «Дерево, мэр и медиатека или Семь если» (1993).
Rohmer meet Godard. Политические проблемы, маоисты, ультраправые, огромный культурный центр в маленькой деревушке, журналисты, капиталисты, интриги, мэр-идеалист, учитель-демагог, умная дочь учителя, которая в будущем станет депутатом… Фильм, начавшийся, как критика власти, заканчивается, как мюзикл.
9. «Свидания в Париже» (1995).
Немного грустные новеллы о свиданиях, которые закончились расставанием. Мсье Ромер поёт блюз…
Ретроспектива Шарунаса Бартаса.
10. «В память минувшего дня» (1990).
Говоря об этом фильме, мне нужно видеть глаза собеседника. Поэтому кратко - фильм, равный чувству фильмов «Слово» Карла Теодора Дрейера и «Причастие» Ингмара Бергмана.
11. «Три дня» (1991).
Топография этого ада сходна с топографией ада в фильмах Тарра, но Бартас не даёт даже возможности скрыться за условностью чёрно-белого изображения, снимая на цветную плёнку. Ад этих трёх дней (плюс-минус бесконечность) совершенно негативный - легче проговорить, чего в нём нет. Замирание голоса, победа энтропии, вытекание энергии в пустоту. Ничего не остаётся, даже желания. И надежда потеряна двести миллионов световых лет назад, сразу после веры и любви. Даже абсурда, как в сокуровском «Круге втором», не осталось, потому что там, где есть абсурд, должны остаться хотя бы проблески смысла. Даже движение не помышляется ложным, как у вендерсовского героя, так как вообще не помышляется. Вообще ничто не помышляется. Двоичная система потеряла единицу - остались одни ноли. Материя устала.
Это настоящая жизнь - жизнь, как существование белковых тел.
12. «Коридор» (1994).
Настоящий скандинавский ад должен быть мёрзлым. Эта область ада полностью замёрзла, а с ней и непонятной силой живущие в ней золотоволосые принцы и принцессы.
Муравьи в янтаре.
Температура падает, и все слова тоже замерзают в гортани. Минимум речи опознаётся, как шум. Рече-шум.
Восемьдесят процентов фильма - крупные планы.
Самая дешёвая игрушка - всего одна копейка! - спички.
Ощущаешь себя только тогда, когда куришь.
Так трудно вырастить в себе хоть какое-то чувство.
Остаётся только беречь энергию.
Но иногда коридор заполняется странными людьми, и жители нор выползают из них и танцуют, как зомби, проглотившие крупинку соли. Веки искажает складка эпикантуса, глаза поражаются косоглазием, зубы гниют, золотые волосы грязнятся и выпадают, тут и там шныряют карлики, и праздник затягивается до средины ночи. Действие хлорида натрия пройдёт к утру, и зомби вернутся к своему лелеемому состоянию ступора и афазии.
Хочется замедленно, как во сне, вытащить тяжёлые револьверы (откуда во сне вообще берутся револьверы, Хорхе?) и пристрелить всех в этом фильме. Coup de grace.
13. «Нас мало» (1996).
Шарунас Бартас - лучший режиссёр zombie movies (только потом в табели о рангах значатся Юфит и Ромеро; идеальный актёр для Бартаса - воскресший папа сталкера Рэдрика Шухарта, который полчаса неподвижно и безмолвно сидит у стола, а потом резко, одним махом выпивает стакан водки, зажатый в руке). И почему-то думается, что зомби на природе (городские зомби - такие зомби…) должны обрести какие-то мифологические подпорки для своего бесконечного замедленного движения. Чудятся в их движении растянутые ритмы земли, тяжёлое безмолвие гор. Хочется даже приписывать смыслы этому блужданию на лоне природы. Но - не получается.
Некто, не имеющая имени, с лицом, складывающимся пополам, во сне пытается достать оставшимися тремя зубами до носа.
14. «Дом» (1997).
И вдруг - появляется голос. Появляется, чтобы сказать: «Я безмолвен». Появляется, чтобы превратится в выпуклые звуки за кадром - в шорохи, кашель, голоса, шёпоты, надсадный крик ребёнка, в смех на лестнице, в глухонемого с крупными руками, чтобы неслышные слова тоже получались крупнее. Слышатся и глухие отголоски связного диалога, и камера проламывается в их направлении сквозь вязкую вату воздуха, но находит лишь пустующую комнату. Связность речи всегда там, где нас нет.
Если раньше можно было выйти в коридор, чтобы медленно, оттираясь у стен, походить с другими, то сейчас все сидят по своим одиночным комнатам. Свист втягиваемого табачного дыма, белые рефлексы заменяют зрачки в чёрных глазах.
Лица тяготеют к тому, что можно назвать лицами на картинах Френсиса Бекона. Если раньше камера подолгу застывала, сохраняя лицо Екатерины Голубевой, зомби-джоконды на все времена для Бартаса, Дени, Каракса и Дюмона, то теперь такое чувство, что она деформирует и искажает. Грань красоты и грань уродства соприкасаются. Движущиеся фигуры выжжены изнутри мгновенной вспышкой магния, и никак не заставишь себя пожалеть их.
Голос появится ещё раз, чтобы во всём признаться и окончательно захлебнуться тишиной под насупленным взглядом бронетранспортёров.
15. «Свобода» (2000).
Это вроде бы тот же Бартас - медленный, грустный и безнадежный. Но при всём при этом в бесконечном движении рождается смысл. Смысл равный самому движению. Переставлять ноги, не задавая вопросы, до тех пор, пока вопросы уже не понадобятся.
16. «Семь человек-невидимок» (2005).
Голос полностью побеждает безмолвие. Голос приносит с собой фальшь. Голос лжив сам по себе. Голос разрушает.
Это вроде бы уже и не Бартас - сперва украденный «мерс», как привет бусловскому «Бумеру», после - «бляди мэри» в гранёном стакане, потом вообще начинается сплошная эйфорическая вырыпаевщина. Конечно, Бартас ни о чём таком и не думал. Но, человек, снимавший в 90-е некатартические zombie movies, и ни разу не свалившийся в «чернуху», в нулевые, по непонятной инерции, снимает кино про бандюков. Так в бессмысленное безмолвие врывается голос - принося смысл, маленький, как камень в почке. И оказывается, что смысла слишком мало, чтобы понимать.
17. Ежи Сколимовски «Гамлетик» (1960).
Я не думал, что можно от души, вольно посмеяться над бессмертной пьесой Вильяма нашего Шекспира. Посмеяться не над тенью отца, которая въезжает на сцену в вагонетке, не над шизофренически раздвоившимся Полонием, не над Гамлетом, который рубит кулаками воздух и читает Пастернака. То есть посмеяться не над пьесой, а над её содержанием. Великолепно! А Офелия, оказывается, утонула в ванной…
18. Ежи Сколимовски «Старт» (1967). Фильм месяца.
Это уже не великолепно. Это уже потрясающе! Всё-всё-всё. Начиная с роли Жан-Пьера Лео.
Считал его маской - у Трюффо, затем у Годара (и даже Пазолини и Эсташа), и я катастрофически ошибался. Пьеро в белом парикмахерском балахоне мгновенно, в промежуток смыкания век, становится Арлекином, смеющимся так заразительно и по-детски, что такого второго смеха в кино не вспомнишь. Комикующий, дуракаваляющий и гэгующий. И вдруг снова Пьеро - медленный, съёжившийся в тёмных интерьерах, с болезенно блистающими глазами. Гэгующий мрачно - то булавку в свою руку воткнёт, то горло себе перережет (испугались?). И снова Арлекин - обманывающий так легко, дерущийся так отважно, глотающий скорость, бегущий, прыгающий через заборы.
Затем - Катрин Дюпор (всего четыре роли - две у Трюффо, Годар, Сколимовски!). Затем - скорость, размазывающая деревья. Затем - голос, превращающийся в гогочущий, рыкающий джаз, а после - в тишину. Затем - отчётливый привкус странности, такой выверенной, но в то же время хаотической сюрреалистической странности. Затем - сгорающая, скукоживающаяся плёнка.
Затем - старт.
19. Ежи Сколимовски «Приключения Жерара» (1970).
Если бы вначале фильма был помещён титр, в котором фильм описывался бы в координатах безумия, то сия китчевая буффонада смотрелась бы иначе. А так:
- Где у нас герцог Веллингтон?
- Во второй палате, где раньше Наполеон сидел.
- Император или торт?
20. Ежи Сколимовски «Фердидурка» (1991).
Заражённость голосом, интонацией, позой, жестом, маской, навязчивыми движениями, культурными словечками, этикетом, клише, предубеждениями. Лица, заражённые пляской святого Витта. Тела, заражённые синдромом Туретта. Мир максимальной неестественности.
Такая театральная подача, что по артикуляции проговоренных слов можно изучать английский язык. Такие позы, что впору лепить скульптуры повычурней. Такие проблемы, что впору смеяться.
Спелый сочный абсурд вызреет окончательно и шлёпнется вниз со смачным звуком, который издают перезревшие груши. А, да это бомбы…
21. Короткий метр Жана Эсташа.
«В сторону «Робинзона» (1963), «Дед Мороз с голубыми глазами» (1966), «Грязная история» (1977, с Майклом Лонсдейлом), «Грязная история» (1977, с Жаном-Ноэлем Пиком), «Фотографии Аликс» (1977), «Сад наслаждений Иеронима Босха» (1980).
Первые два фильма - простые зарисовки простых жизненных ситуаций простых парней. Но отчего-то, через несколько дней после просмотра, когда уже вполне можно было бы и забыть такое немудрёное кино, всё снова и снова возвращаешься к тем двум обалдуям из первого фильма, к Жану-Пьеру Лео, который мечтает купить себе пальто (всегда думал, что у тёмноволосого Лео - карие глаза). Эсташ - мастер «крючков»: фраз («А всё-таки мы - хорошие» из «Робинзона»), интерьеров (кафе «89» не смог бы придумать даже Хоппер), движений, монтажа (напрочь не по правилам!).
Остальные четыре фильма - возможно, самое важное, что сделал Эсташ в кино (фраза весьма провокационная и спорная, особенно для почитателей «Мамочки и шлюхи», но всё же) - напряжённый, не отпускающий внимания, разговор. Даже не разговор, а рассказ, где слушатели задают рассказчику вопросы. И в этом главный крючок - помимо обычной занимательности рассказа («Верьте не рассказчику, верьте рассказу»), его цель - демонстрация и исследование многослойности секса (две «Грязные истории» подряд - это сильно!), реальности (я к концу фильма «Фотографии Аликс» начал думать, что немного схожу с ума - вижу одно, а слышу другое; самый лучший конспирологический фильм за последнее время), ада (непространственный ад Босха).
Не монолог, а напряжённое внимание, вопросы и понимание.
22. Терренс Малик «Пустоши» (1973).
Америка, как страна пустоши и возможности. Возможности двигаться и убивать. Двигаться и убивать без смысла. Жить, двигаясь и убивая. А как ещё можно жить, если не бессмысленно?
Инфантилизм и фениморокуперство жизни в лесу. Однообразие и свобода пустыни.
Этот фильм ни в коем случае не является инспирацией чудовищных в своей пошлой свободе «Прирождённых убийц» Оливера Стоуна - дистанция к героям нейтральна, никакой иронии или критики. В то же время этот фильм и не «Бонни и Клайд» Артура Пенна - никакого сочувствия. Просто показ тупой свободы.
Немного раздражала эта подпорка образа Кита в виде Джеймса Дина, но после того, как она сыграла в конце, я совершенно успокоился. Прикоснуться к знаменитости - это так по-американски. Заиметь в виде сувенира клок волос на память это так круто - как иметь дома очки Чикатило или иметь возможность пострелять из маузера Джержинского. Память, которая сохранит лишь внешнее. Американцы вообще любят героев - хоть ступающих на Луну, хоть хранящих дома платье из человеческой кожи.
Все люди - разные, но прокурор не примет этого к сведению.
23. Дэвид Барисон, Дэниел Росс «Истр» (2004).
Великолепно структурированный, но в то же время разветвлённо ризоматичный видео-дневник, отчёт путешествия, основой которого являются красные нити Истории, Дуная, Гёльдерлина и Хайдеггера. Столкновение простейших кадров, поясняющих повествование, и сложнейших визуальных рифм.
Невозможность однозначности: Прометей и Эпиметей, память и забвение, концлагеря и Гёльдерлин, Гиммлер и Вагнер, герр Гитлер и доктор Хайдеггер, мистер Джекилл и доктор Хайд…