В "Казанове Великолепном" (Casanove l'admirable, 1998) Филиппа Соллерса есть такой пассаж (курсив мой):
"Полутёмная комната. Восковой манекен в парике и одежде XVIII века. Он пишет гусиным пером за заваленным папками бюро при свете красной лампы (реальная деталь). Сценка из музея Гревен. Это он! Каза! Призрак замка! Призрак дореволюционного режима! Только не впускайте сюда новобрачную!
Девушка-гид довольна произведённым эффектом. Чучело Казановы в тёмном уголке, надо было этого ждать! Можно себе представить продолжение: вечер, национализированный замок закрыт. Ни души. А там, наверху, в своём потайном убежище вампир, которого обессмертили и посадили под замок, продолжает свою работу по деморализации общества. Право, чехи не лишены своеобразного юмора.
Иногда очень хочется, чтобы стены могли говорить."
Откуда такое яркое, однозначно запоминающееся определение - "вампир" ("чучело" и "призрак" нельзя назвать столь уж неожиданными)? От Трансильвании до Богемии (а именно в городе Дуксе (ныне - Духцов, Чехия) похоронен Казанова; в "ИЛ" №4 за 2000 год есть фото Соллерса на фоне мемориальной доски: "Казанова похоронен по-немецки") - полторы тысячи километров, и лишь свободная фантазия Альберта Серра позволила состоятся этой встрече (вероятность того, что Серра читал Соллерса, равна вероятности, что реальный Влад Цепеш был вампиром). Эта встреча нужна была для фильма, чтобы показать два режима свободы. Впрочем, от Венеции до Дукса - тысяча километров, так что расстояние решает не всё.