Вспомнить имя
Памяти Ж.Д.
Он не помнил, как здесь очутился. Странная территория - после того, как он обошёл здание по периметру пять раз, топография стала понятней лишь немного. Широкая аллея вокруг квадратного здания. Две границы - стена этого пакгауза без окон и дверей и более подвижная граница с той стороны аллеи. Как будто бы туман, медленно свивающийся в плоскости - плотный, не подвластный взгляду и прикосновению. Туман, который был предметом его профессии - борьбы с хаосом.
Радовало, что ландшафт аллей не был подозрительным - обычные заасфальтированные дорожки. В одном месте почти вплотную к стене росли ореховые деревья, в другом месте светило солнце - как будто бы пространственные и временные свойства этого места были приведены к одному знаменателю.
Положение вещей запутывалось одним обстоятельством - какая-то мягкая, но упорная сила толкала его к обходу здания.
Он не мог остановиться на одном месте более чем на минуту. Пахло высохшей травой и пряным ароматом ореховых листьев. Фактура стен особым образом отзывалась на прихотливую игру светотени - угол здания с проваленным контрастом казался взгляду шероховатым, почти бархатным; одна из стен казалась прихотливым живым скоплением клубочков и пронизывающих их отрезков, тяжёлая поверхность костного мозга. Осязание протоколировало холод металла, взгляд запутывался в завитках и складках.
Всё что он умел - это мыслить и сопротивляться. В этом месте, отдалённо напоминавшем территории Кафки - герметичные прорези в реальности письма - впору было отчаяться. Сила, давление, поток, градиент. Направление задано, остановка невозможна. Радовало, что не чувствовалась усталость и голод. Иногда из-за угла резко, как мастихином художника, ветер рассекал пространство (лучше - территорию, пространство здесь слишком неопределённо). Шляпа удерживалась рукой, пальто запахивалось плотнее. Солнце не грело - в его физической сущности уже можно было усомниться.
Сначала он думал, что это - игра света. Он подбежал поближе и увидел, как часть стены вздувается, как нарост на корне дерева, покрывается сеткой трещин, не теряя при этом цельности. Создавалось впечатление, что стена пытается размножаться почкованием, рождая часть дома, которая отделится и вызреет, как гриб-дождевик, а затем взорвётся и рассыплет спόры по ветру. Он снял пальто, накинул его на стену и навалился на него всей массой тела. Поверхность слабо вибрировала, как будто под ней, в какой-то чудовищной пролиферации мёртвой материи, структурировались бимсы и шпангоуты, приспосабливаясь под приложенное к стене давление человека. И это давление, как выяснилось, было критичным - стена встала на место. Действие сопротивляется движению, подумалось ему, и он едва успел схватить пальто, подчиняясь давлению обхода.
Это было гротесковым и немыслимым. На высоте, равной росту пяти человек (чуть выше стена скрывалась в хаотическом тумане), как будто бы вещество начало раздумывать о форме, которую оно хотело бы принять, начал формироваться некий отросток, похожий на удочку для ловли рыбы. Плоть материи, беззвучно и податливо, без скелета и внутренних органов вытягивалась до тех пор, пока её окончание не повисло над аллеей. Удочка слабо покачивалась, а затем от её основания нелепо и неотвратимо, собираясь мелкими заломами, покатился небольшой клубок. Движение замерло, не было даже ветра. Он пошёл по аллее, не отрывая взгляда от удочки, и очень вовремя отскочил, когда клубок, отреагировал на его движение, как клещ, упал вниз. Отвращения не было - тельце было похоже на сплющенную после выстрела пулю или растрескавшееся зерно кукурузы. Гладкая поверхность, желание впиться в ногу. Он резко схватил клубок кончиками пальцев (мельком он порадовался своей привычке не стричь ногтей) и чётко, как футболист, ударил его левой ногой. Клубок влип в стену и застыл. Дальше всё произошло молниеносно. Удочка, как стрела крана, по самой короткой траектории перенеслась к клубку, проткнула его, и, резким телескопическим сжатием исчезла в стене. Перед тем, как давление вновь потянуло его в обход, ему аллюзивно подумалось о эдипальном комплексе. Со смехом.
Территория - область взгляда. Но взгляд не равен зрению, взгляд направлен и даже немного репрессивен. Узнай, кому принадлежит взгляд - узнаешь, зачем он брошен, зачем им проткнута территория, зачем им, как матадорской полувероникой, накрыт бык объекта.
Из стены выпорхнул султан тяжёлого белого дыма - запахло углем. Оказалось, что давление слабеет при наличии любого действия. Так дымную завесу можно было переждать, опираясь на ореховое дерево. Осязание спасало, как если бы тактильность была доказательством существования реальности.
Две стороны здания, две аллеи, им принадлежащие, были полны особых сумеречных эффектов светотени. Солнечная сторона (неподвижное солнце - как нарисованный уголь из жаровни) и тёмная сторона. Оказывалось, что при обходе освещённой стены думалось о тёмной и наоборот. Молоко смешивалось с кофе, и всё никак не хотело смешаться. Можно остановиться ненадолго - с дерева упал орех, откатился к туманной стене. Оказывается, видимого хаоса можно не бояться - нужно бояться хаоса, который маскируется. Хаос снимает маску порядка, а под ней - холодное месиво, проткнутое осколками костей, уплотнения сингулярностей, мёртвые события. У дома обрушается стена, и перекрытия обваливаются тоннами холодных белкόвых медуз. Стена-маска.
Орех хрустнул под ногой. Разреши произойти событию, чтобы можно было постоять ещё немного. Разбереди событием положение вещей. И появился смысл этих остановок - сопротивление невидимой силе. Au contraire: в жизни нельзя останавливаться. Сопротивление через становление. Здесь - наоборот.
Ему память казалась привеском времени и перцепции. Память как перцепция-время. Здесь же приходилось запоминать. Здесь - стена пыталась размножаться почкованием; здесь - сверху в землю под стеной вонзилось копьё молочного цвета, забурилось, исчезло; здесь - вытек гудрон, застыл в виде плоской сковородки. А вот этого не было - раздавленный каблуком орех, внутренность цвета слоновой кости и перегородки чайного цвета. В этом случае давлению нужно поддаться и попытаться побежать. Но воздух становится вязким жиром. Осанна тебе, равномерное движение!
Ему вздумалось обернуться на углу солнечной и сумеречной стен. Следующий угол примерно через четверть мили - в основании здание почти квадратной формы. Ему показалось, что он увидел нечто, более сгущённое, чем солнечный воздух, оттенённый туманом противоположной стены. Через пять кругов (концепт - измерять время пространством!) он понял, что форма увиденного очень напоминает ботинок.
Двести кругов спустя в его карманах было уже семь орехов. Можно поспорить с давлением обхода. Он уже точно знал, что впереди его, обгоняя на полкруга, идёт такой же обходчик, как и он. Ему удалось, яростно пиная ногой стену здания, создавая минимальные события, задержать своё движение на углу солнечной стороны и увидеть, как тот другой борется с ветром, раздувающим обшлага пальто.
Он видел его. Смазанным движением давление тащило другого обходчика, конвульсивно молотящего руками и ногами воздух и стену, за угол. Он был здесь не один - и это воодушевляло. Приходилось бороться с абсурдными проделками здания (в какой-то квадрат антрацитового цвета, слетевший со стены, как чешуйка окалины, он для интереса бросил авторучку, чтобы моментально попрощаться с ней навсегда), но это было не страшно.
Сначала - два ореха, крепко, до боли, ударить стену ногой, оглядываясь по сторонам. Могло прилететь всё, что угодно. Потом ещё один орех, а, почувствовав давление, раздавить его ботинком. Упасть на землю и, ощущая наждак асфальта, резко встать, выбросив ещё один орех. Беккету бы понравилось. Другой обходчик уже в пределах видимости. Мы - на одной стороне здания.
Когда тот другой, разбрасывая что-то из карманов, сыпля удары и падая на землю, начал постепенно скользить вдоль стены, а бег был подобен плаванью в бассейне с растопленным салом, осталось последнее средство. Я снял пальто и шляпу, скатал их в единый ком и бросил по направлению движения. Я выиграл время? Я выиграл движение.
- Феликс!!!