Ключевая ошибка христианского религиозного сознания
Оригинал взят у tanya_mass в Ключевая ошибка христианского религиозного сознания
Оригинал взят у palaman в Ключевая ошибка христианского религиозного сознания
Давным-давно, когда я был ещё подростком, мне пришло в голову, что все ошибки нашего сознания можно разделить на два типа:
1) когда мы отождествляем две разные вещи, именуя их одинаково (ошибка первого рода),
2) и когда мы в упор не замечаем существенной общности двух разных вещей, просто потому что не имеем для неё имени (ошибка второго рода).
[Spoiler (click to open)]Эта детская мысль оказалась на удивление плодотворной, и она помогает мне. Однако спустя годы я заметил, что очень часто эти две ошибки совмещаются в повторяющейся ситуации: когда на месте трёх различных вещей мы видим только две. Двойка вместо тройки. Чёрно-белое мышление. "Ты за или против?"
При этом две вещи из трех смешиваются, отождествляются между собой (ошибка первого рода), и вместе с тем третья вещь слишком резко противопоставляется им обоим (ошибка второго рода). При этом каждый раз, осознавая, что я снова погрешил тем же самым грехом, я с удивлением подмечал, что в разных состояниях сознания я смешивал между собой то одну, то другую пару из той же тройки, не имея при этом достаточно разума, чтобы понять всю абсурдность подобного стиля мышления. "Тут помню, тут не помню".
Разорванность сознания - страшная вещь. Она обесценивает жизненный опыт, потому что лишает нас возможности интегрировать этот опыт, осознав его с какой-то одной позиции. Находясь в одном состоянии, мы не помним самих себя и своего опыта, относящегося к другому состоянию. Фактически, дело выглядит так, будто вместо одного "я" во мне живет несколько разных "я", каждое со своим жизненным опытом, урезанным и неполноценным. Может быть, и нет ничего страшнее разорванности сознания, потому что жизненный опыт стоит слишком дорого: как бы то ни было, за него платят временем, а время - это самый невозобновляемый из ресурсов, и оно так быстро летит.
Если оглянуться назад, то похоже, что самый большой ущерб в своей христианской жизни (а опыт детства я до сих пор не могу до конца осознать) я потерпел оттого, что не осознавал наличия и действия в моей душе трёх разных культур: светской, монашеской и мирской. Пикантность моего положения состояла особенно в том, что я, будучи мирянином, чаще всего отождествлял себя именно с монашеской культурой, смешивая светскую культуру с мирской и огульно отвергая их обе.
Не думаю, что здесь слишком велика моя личная вина. Я воспринял Православие в том виде, в каком оно мне досталось от предшественников. А русское Православие прошло горнило Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мирская культура Православия сгорела в этом горниле почти без остатка. Монашество сильно пострадало, но всё-таки выжило, и я интуитивно тянулся туда, где ощущал пульс благодатной жизни. Будучи мирянином, я стремился жить по-монашески, ошибочно полагая, что любой другой путь не может меня привести ни к чему иному кроме как обратно в объятия светской культуры. Мирское я воспринимал всего лишь как неполноценное монашеское либо как наполовину светское. Вернее, то и другое по очереди.
Когда я был в "хорошем" состоянии сознания, я решительно отвергал мирское как неполноценное и твердо следовал монашескому идеалу, сколько хватало сил. Всё мирское в это время казалось мне презренным и недостойным как наполовину светское, и я надеялся без него в дальнейшем обойтись. Именно этим объясняется мое полное исчезновение из общественной жизни на восемь долгих лет. Описать то, как я в это время видел мир и какой получил опыт, либо очень трудно, либо даже невозможно, поскольку понять это могут лишь тот, кто сам шествовал этим путем. Но им это описание не нужно... Собственно, все самые активные и плодотворные годы жизни были посвящены этому порыву, и в общем-то напрасно. "Каждый сверчок знай свой шесток".
Когда я был в "плохом" состоянии сознания, я решительно отвергал лишь светское, а мирское и монашеское отождествлял под общим именем Православия. Де факто, я в это время действовал именно как мирской человек, не монах - писал свои статьи и книги. Делал своё дело. Но, в глубине души оценивая при этом мирское как неполноценное монашеское, я слишком часто перегибал палку и "выплескивал с грязной водою и ребенка". В чем сейчас раскаиваюсь.
В сущности, эти два состояния сознания гармонично дополняли друг друга и естественным образом порождали друг друга как инь и ян. Пока я строил иллюзии однажды одолеть это разделение, окончательно "наступив на горло собственной песне", полностью выдавив из себя по капельке все мирское и оставив одно монашеское, лукавый насмешливо кидал меня из жарка в ледок, потому что тысячелетний опыт борьбы с подобными мне сопляками подсказывал ему, что моя неразумная ревность о Боге сковывает меня надежнее любых кандалов. "Цыплята учатся летать"
Наконец, я осознал разорванность моего сознания и мало-помалу сшил две разные картины мира воедино. И теперь я хочу поблагодарить Бога за полученный важный опыт. Теперь я понимаю, почему и для чего Он попускал лукавому каждый раз, когда я начинал восхождение на небо, грубо сдергивать меня за ногу обратно на землю. Потому что моё предназначение в этой жизни заключается в чем-то ином. Я не монах, а мирянин. И это хорошо.
Юности свойственно строить иллюзии, и многие из этих иллюзий доживают до "кризиса среднего возраста". Кризис среднего возраста - это середина жизни, когда человек внезапно осознает, что день смерти к нему уже ближе, чем день рождения. И пора подводить первые итоги. Юность очень многое откладывает на потом, и потом, когда это "потом" наступает, она внезапно оскорбляется и чувствует себя обманутой, хотя никто её не обманывал, и обманула она себя сама. "Если бы юность умела, если бы старость могла"
Культура важна для человека именно потому, что она "сокращает опыты быстротекущей жизни". Вместе с культурой человек неявно впитывает опыт предыдущих поколений, что позволяет ему избежать многих иллюзий, которых в противном случае ему избежать было бы невозможно, разве только если он семи пядей во лбу. И что сейчас делаю? Я вношу свой скромный вклад в мирскую культуру Православия, чтобы те жертвы, которые мне пришлось принести для того, чтобы понять то, что я теперь понимаю, принесли максимальную пользу максимальному числу моих единомышленников всякого возраста, а особенно юных.
Отождествлять христианство с монашеством и оценивать мирское как недоделанное монашеское - это ошибка мышления. Это ловушка, в которую попалось мое поколение - поколение людей, которые пришли на развалины храмов, чтобы снова воздвигнуть разрушенное и оскверненное здание православной культуры. Эта задача вполне разрешимая, и более того: она не может остаться неразрешенной, если взяться за дело с умом.
Люди, которые думают, что времена христианства миновали, просто плохо знают историю христианства. Да это даже и не главное. Главное - что они не понимают, что христианство - это в первую очередь вовсе не культура. Христианство - это живой опыт общения с Богом. А культура - дело наживное. Можно сколько угодно рушить христианскую культуру, но она восстанет из пепла, как Христос восстал из гроба. Просто потому, что у неё есть бессмертная и непоколебимая основа. "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ".
Мы пришли в Церковь, ничего не зная, и тыкались как слепые котята. И естественно, что мы ориентировались на монашество, потому что монашество доказало свою абсолютную неуничтожимость. Его не нужно даже "возрождать" - ему скорее вредят попытки его "возродить", потому что оно и не умирало. Но вот прошло поколение, и кое-что уже сделано. Написаны кое-какие книги ("Несвятые святые", "Мене, текел, фарес"), сняты кое-какие фильмы ("Путешествие Серафимы"), приобретен кое-какой опыт, и остается теперь лишь осознать и обобщить этот опыт. Назвать вещи своими именами, что будет сделано в любом случае, с моим ли участием или без меня. Я лишь по мере возможности экономлю время для других, идущих в том же направлении. Но я сознаю, что это неизбежно.
Наше благоговейное изумление перед монашеством абсолютно правильно, и тут ничего не надо менять. Они идут путем трудным, кратким и благословенным. "Ангелы свет монахам, монахи свет мирянам". Но пришло уже время изменить отношение - не к монашеству, а к самим себе. Надо вспомнить о том, что гнушение браком древняя Церковь анафематствовала, и в лице лучших из древних Отцов признавала путь мирянина полноценным образом христианской жизни. Полноценным! Воздержание от супружеской жизни само по себе не является добродетелью - это лишь средство. А добродетели и монахов и мирян общие. И это прежде всего состояние ума и сердца: любовь, прощение, милосердие. Добродетелью является также и внешнее делание такого рода дел, пока еще нет этого в сердце. Пути монаха и мирянина различны. Но не лучше монахи мирян и наоборот - ибо эти пути ведут к одной и той же Цели.
Революция не смогла уничтожить монашество. Но она буквально смела мирскую культуру.
И сегодня православному мирянину страшно не хватает православной культурной традиции, которая давала бы ответы на неизбежные вопросы современности. У нас остался один надежный ориентир - монашество. И мы должны его максимально использовать, извлечь из него все, что только может извлечь мирянин.
Но это НЕ значит внешне подражать монашескому образу жизни. Мы должны жить по Духу, а не по букве монашеского устава.
Иоанн Лествичник прямо предостерегает от такого внешнего подражания мирян монахам:
"Должно исследовать, почему живущие в мире, и пребывающие в бдениях, в постах и злострадании, когда, по удалении из мира, приступают к монашескому житию, как к месту испытания и подвижническому поприщу, не проходят уже прежнего своего подвига, ложного и притворного. Видел я весьма многие и различные растения добродетелей, насаждаемые мирскими людьми, и как бы от подземного стока нечистоты напояемые тщеславием, окапываемые самохвальством и утучняемые навозом похвал; но они скоро засохли, когда были пересажены на землю пустую, недоступную для мирских людей, и не имеющую смрадной влаги тщеславия, ибо любящие влагу растения не могут приносить плода в сухих и безводных местах. "
(Лествица 2:6)
Напротив, он говорит:
"Некоторые люди, нерадиво живущие в мире, спросили меня, говоря: «Как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем подражать житию монашескому?» Я отвечал им: «Все доброе, что только можете делать, делайте; никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся будьте милосерды, никого не соблазняйте, не касайтесь чужой части, будьте довольны оброки жен ваших. Если так будете поступать, то не далеко будете от царствия небесного."
(Лествица 1: 21)
Заметим, он не дал совета усиленно поститься или совершать другие монашеские подвиги.
Он ответил нерадивым мирянам, что они должны стать усердными мирянами. Не монахами в миру, а усердными мирянами.
" Если так будете поступать, то не далеко будете от царствия небесного"
Мирянин тоже может быть усердным, а может быть и нерадивым. И усердный мирянин недалек от Царства Небесного. Не дальше, чем усердный монах.
Неправильно думать, будто мирянин - это как бы монах второго сорта.
На самом деле путь мирянина - это особый путь, полноценный путь ко спасению.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) о различии монахов и мирян: "...Вообще надо сказать, что монах подлежит совсем другим законам, нежели мирской человек, и нуждается в строжайшем наблюдении за собою, в постоянной осторожности, в постоянной недоверчивости к своему уму, сердцу и телу. Монаха можно уподобить оранжерейному цветку , а мирянина - полевому. Невозможно на поле встретить такие прекрасные и драгоценные цветы , какие встречаются в оранжерее ; за то оранжерейные цветы требуют особенного ухода за ними , не могут переносить непогод, при незначительной свежести воздуха повреждаются, между тем как полевые не нуждаются ни в каком уходе и присмотре, растут на свободе и переносят удобно воздушные перемены."
Обычно я постом старался не писать и не выступать публично. Несколько месяцев назад я был вынужден нарушить это правило, и заговорить постом на совсем не постную тему - о сексуальной культуре Православия. В тот момент мне ещё казалось, что это лишь случайное стечение обстоятельств. Но неожиданно большой (по моим скромным меркам) общественный резонанс, который вызвала эта заметка, заставил меня осознать, что я задел очень важную и болезненную тему. Важную и болезненную для очень и очень многих. Продолжая размышлять об этом, я понял, что этот случай был не случайным. (А бывают ли вообще случайные случайности? Не верю.) И тема настоятельно требует развития.
Важность и значительность секса в человеческой жизни трудно переоценить. В жизни любого настоящего монаха борьба с демоном блуда играет огромную роль. Смысл монашеского пути в том, чтобы быть свободным от мирских попечений, которые накладывает на мирянина брак и особенно дети. Платой за эту свободу является непрестанная борьба со своей собственной плотью, и чтобы победу в этой борьбе, нужно весьма высоко подняться по пути монашеского совершенства. Так что вопрос о сексе и отношении к нему весьма важен для всякого христианина, и даже монахи тут не исключение.
По сути, сексуальной практикой отличается монах от мирянина. Монашество в том и состоит, что секс исключается, "ампутируется" из состава человеческой жизни. И потому мирянин, самосознание которого повреждено, который считает себя как бы немножко монахом, только неполноценным, не может не относиться к сексу как к чему-то нежелательному, "грязному", подпадая при этом под анафему древних Отцов. Вопрос о сексе и отношении к нему является лакмусовой бумажкой, глядя на которую можно определить, насколько глубоко и серьезно повреждено сознание христианина, насколько ущербным является его восприятие христианской культуры. Настоящий монах не гнушается супружеским сексом, он просто не имеет супруги и намерен обойтись без этого. Грех не в супружеском сексе, а в блуде - то есть, сексе вне брака, либо в прелюбодеянии - то есть, сексе, разрушительном для брака. И нет более жалкого зрелища, чем мирянин, который гнушается супружеским сексом. Это человек прельщенный, обманутый дьяволом, сбившийся с пути. Его дорога мнится быть благой, но конец её на дне ада. И потому нам не стоит замалчивать эту тему, но нужно четко и ясно разъяснить её, разложить все по полочкам.
Секс в браке - это не зло. И пост в брачной жизни - дело сугубо добровольное. Слово "сугубо" обозначает на славянском языке "вдвойне", а в моей фразе оно означает, что пост в супружестве требует взаимного, добровольно и невынужденного согласия обоих супругов. В противном случае такой пост является, прелестью, грехом и прогневляет Бога. А что может быть хуже, чем прогневлять Бога тем самым, чем ты думал Ему угодить? "Прелесть - это ложь, принятая за истину"
В другой заметке я подробно останавливаюсь на этом пункте: смысл поста в очищении ума, и воздерживаться от секса супруги должны лишь в той мере, в какой им обоим удается побеждать плотские помыслы. (Побеждать же эти помыслы нужно, исповедуя их друг другу.) Если кто-то из них терпит поражение в этой борьбе, значит, они подошли к границе, за которой дальнейшее воздержание перестает быть добродетелью и становится прелестью. Монах находится в принципиально ином положении, и должен бороться с похотью плоти даже до смерти. Но - очень важно! - не потому, что эта похоть сама по себе зло, а потому, что она зло вне брака. Именно ВНЕ брака. Что же касается брака, то секс в браке вообще не является злом. Ни в малой мере, ни даже чуточку. Секс в браке благословен, ибо именно для брака Бог и создал нас сексуальными по самой нашей природе. Монах отрекается от брака, и потому-то секс для него зло. Нам же, мирянам, не следует напяливать на себя несвойственные нам обычаи и исполнять обеты, которых мы не давали.
"Не любите мира, ни того, что в мире", но "Бог так возлюбил мир, что не пощадил Сына Своего, но дал Его на спасение мира". Как совместить эти (кажущиеся противоречащими) изречения Писания? Надо понимать, что слово "мир" является омонимом, как и слово "страсть" и даже слово "грех". По толкованию Отцов, мир - это совокупность страстей. Первая ступень монашества - это отречение от мира. Где нет отречения от мира, там монашество лицемерно. Означает ли это, что настоящий монах не имеет страстей? Вовсе нет. Полностью свободны от страстей лишь те, кто уподобился Иисусу Христу и стал Богом по благодати, подобно тому как Он является Богом по одной из Своих природ. Обычный монах же прежде всего не свободен от естественных страстей - тех страстей, действию которых и Сам Иисус Христос попускал проявиться тогда, когда это было нужно. Он испытывал голод, боль и жажду, уставал и наконец умер. Все это - естественные страсти. По учению Отцов, естественные страсти в нас являются следствием как наших прошлых грехов, так и грехов наших предков, начиная с Адама. Потому и сами естественные страсти иногда именуются "грехом" - например, когда мы говорим, что Христос понес на себе грех мира, мы подразумеваем именно те естественные страсти, которые Он изволил претерпеть ради искупления нашего греха. Но чаще всего Отцы противопоставляют страсти "естественные" и страсти "греховные".
Итак.
"Не любите мира" - здесь "мир", означает греховные страсти, что Апостол и раскрывает подробнее следующей фразой: "ибо все, что в мире, есть похоть плоти, похоть очес и гордость житейская".
"Бог возлюбил мир" - здесь "мир" означает как мироздание вообще, так и естественные страсти, но только не греховные страсти, потому что Бог ненавидит грех и удаляется от греха.
Намеченное выше противопоставление - это не двойка, а тройка. Речь идет
1) о грехе и противоестественных греховных страстях,
2) о естественных страстях,
3) о сверхъестественном, богоподобном бесстрастии.
Упустив одно из трех, отождествив какую-то пару и так сократив эту тройку до двойки, мы допускаем ошибку мышления и делаемся жертвами бесовской манипуляции сознанием.
Этой тройке соответствует множество других троек. Из них для нас сейчас актуальна вот эта:
1) светская культура, основанная на грехе - прежде всего на грехе неверия;
2) мирская культура, свободная от власти греха, но несвободная от естественных страстей; поскольку греховные страсти стремятся паразитировать на естественных, главный пафос этой культуры - решительно отделить одно от другого;
3) монашеская культура, вдохновленная Божественным идеалом абсолютного бесстрастия, не простой свободы от греха, но подлинного Богоподобия, когда даже естественным страстям разрешается проявлять себя лишь тогда, когда это для чего-то нужно.
Монашество как культура выделяется из единого массива христианской культуры в начале IV века, влияние его в Церкви постепенно растет и наконец сегодня мы с удивлением наблюдаем картину, при которой многие (в том числе и я в прошлом) воспринимают монашество и только монашество как нормативный вариант христианства. Мирская культура Православия практически сошла на нет, удивительным образом капитулировала перед светской культурой. Сегодняшний ревнитель веры из мирян порой считает, что, по большому счету, он потерпел поражение в духовной жизни уже потому, что он не монах. То есть, ему не запрещается прилагать усилия, но запрещается надеяться на какие-либо серьезные успехи на этом поприще, "а не то впадешь в прелесть". Вышло так, что духовная жизнь - она для монахов. Эта картина тем более удивительна, что сами монахи - по крайней мере, настоящие монахи! - смотрят на этот вопрос совершенно иначе.
Окидывая взором двухтысячелетнюю историю христианской культуры, мы замечаем, что в первые века христианства светской культуры вообще не существовало. Церковь была окружена язычеством, множеством религиозных культов, которые пронизывали повседневную жизнь античного человека во всех её аспектах, не оставляя места для чего-либо чисто светского. Светская культура в своем зародыше появляется лишь в самой поздней Античности, в начале Средневековья, в эпоху византийского иконоборчества. Иконоборцы - это первые представители светской культуры, ещё рядившиеся в античные христианские тоги, но внутренне уже сбросившие с себя иго Христово. Далее светская культура мало-помалу растет и усиливается в лоне католической Церкви, достигает расцвета в эпоху Возрождения, затем наступает откат назад в эпоху Реформации, Контрреформации и религиозных войн Европы, и затем наконец она достигает решительного торжества и идейного преобладания над христианством, что мы и наблюдаем в наше время. Светская культура оказалась тем идейным оружием, при помощи которого дьяволу удалось хотя и не одолеть Церкви, но по крайней мере идейно загнать нас в узкие неприступные стены монашества. И тем самым изгнать Христа и христианство из мира.
Если задаться вопросом о причине этого успеха светской культуры, постепенно приходишь к выводу, что корень этого успеха лежит в неожиданной слабости и культурном бесплодии, которую проявили миряне в эпоху Средневековья. Можно найти и объективные причины для этой слабости, но ключевой мне представляется причина вполне субъективная. Как мне кажется, миряне век за веком постепенно загнали самих себя в тупик, пытаясь следовать монашеским идеалам, не будучи при этом монахами. Между тем, монашеский образ жизни, монашеская культура - это нечто цельное. Нельзя быть "немножко монахиней" так же, как нельзя быть "немножко беременной". И мирянину нельзя быть "немножко монахом", можно быть лишь плохим, неполноценным мирянином. Опыт истории показывает: если ты встал на этот путь, то знай, что ты заразишь этой болезнью своих детей, и эта культурная болезнь будет усиливаться поколение за поколением.
Сексуально неудовлетворенные родители - это плохие родители, потому что дети нуждаются в любви и нежности, а от любви и нежности до секса слишком короткое расстояние. Сексуально голодные родители невольно искрят, и их молнии травмируют детей. Гони природу в дверь - она войдет в окно. Естественно, нормальные родители бесконечно далеки от педофилии, но их подавленное либидо выражается в извращенной форме, в виде гнева и осуждения, нетерпимости и чрезмерной требовательности к детям. Воздерживаться от секса в семье нужно с большой мудростью и осмотрительностью, в противном случае дети оказываются пострадавшей стороной. Дети мало осознают, но все чувствуют, они мало помнят, но сохраняют весь свой опыт в сердце своем. И когда они сами становятся родителями, они бессознательно воспроизводят в отношении к своим детям то, что восприняли от своих родителей. Так комок лжи и ханжества начинает расти поколение за поколением. И если первые поколения христиан воздерживались от секса лишь ради искренней любви к Богу, быть может, порой немного превосходя свою меру по неопытности, то каждое последующее поколение капля по капле теряло эту чистоту намерений, подменяя её гордыней, так что мало-помалу сексуальное воздержание с веками превратилось в тупую и бессмысленную дисциплину, которую каждое новое поколение воспринимало от предков как некий наследственный порок. Вот оружие, при помощи которого дьявол поставил на колени христианский мир.
Я хорошо знаю, как это делается. Как добродетель исподволь подменяется ханжеской имитацией добродетели, и в конце концов становится отвратительным грехом, внешне продолжая носить ханжескую личину добродетели. Это опыт, и весьма печальный опыт. Как личный горький опыт, сын ошибок трудных - так и опыт психотерапевтической помощи другим людям. Год за годом постепенно осознав, насколько острой, болезненной и глобальной является данная проблема, я посчитал необходимым поделиться результатами своих наблюдений с читателем.
Но речь идет не только о сексе. Речь идет о мирской культуре в целом. Секс и политика - это на сегодня два самых слабых места культуры Православия, куда дьявол с неутомимой безжалостностью наносит удар за ударом. Так вот, пришло время нанести ответный удар. И начал я с секса, потому что в этом маневре заключена некая мудрость. Есть такие вещи, простые и конкретные, о которых не принято говорить правду именно потому, что они слишком важны, связаны со слишком большими аффектами, слишком глубоко задевают людей. И потому о них говорится много лжи, и очень трудно докопаться до правды. Секс и политика - едва ли не самые важные среди этих вещей. Не наведя тут порядка, очень трудно добиться успеха в чем бы то ни было. И потому для начала я повторю и ещё раз повторю: в брачном сексе нет греха; напротив, грех в браке с неизбежностью рождается от недостатка хорошего секса. Где тонко, там и рвется. Это простая мудрость, которую надо глубоко понять и усвоить. Вонмем.
Более того. Супружеский секс не только не является грехом, он может даже быть добродетелью, если он сопряжен с искренним, от сердца восходящим к Богу благодарением. Для того Бог и подарил нам этот источник радости и взаимного утешения, чтобы мы восхваляли Его мудрость и милосердие. А когда мы гнушаемся супружеским сексом, мы гневим Бога и удаляемся от Него, потому что это хула на Создателя. И этот принцип можно и нужно обобщить.
Дело в том, что мы поклоняемся Богу, по воле которого совершается всё совершающееся. Всё совершается либо по благоволению Бога, либо по Его попущению. В первом Бог участвует, и это добро. Во втором Бог не участвует, Он лишь допускает это в каких-то Своих целях, и потому это именуется злом. Но цели Бога всегда благие, и всякое зло Он обращает в конечном итоге в большее добро. Но и благоволение, и попущение Бога - это проявления Его воли. "Когда слышишь, что Бог попускает, знай, что не нехотя попускает, но желая попустить".
Здесь ключ ко всему многообразию мирской культуры Православия. Секс и политику я выделил лишь потому, что это наиболее острые и ключевые темы. Но сказанное относится ко всякой теме. Если мы не хотим вечно сидеть в последнем идейном бастионе (монашество), но желаем добиться культурного реванша и снова сделать этот мир христианским, мы должны исходить из того, что все, совершающееся в этом мире, совершается по воле Божьей. И потому не гнушаться ничем в мире, кроме греха. Таков долг православного мирянина, и таким образом следует нам угождать Ему. Ибо Бог возлюбил мир, и мы должны подражать Ему в этом.
С чего начать? С малого и самого простого. Возлюбить от всего сердца своего супруга (или свою супругу), потому что "любящий свою жену себя самого любит", а кто не любит себя, как возлюбит ближнего "как самого себя"? Это простая мудрость, проверенная веками, по какому-то недоразумению оказавшаяся позабытой в этом несчастном, нищем любовью веке.
Оригинал взят у palaman в Ключевая ошибка христианского религиозного сознания
Давным-давно, когда я был ещё подростком, мне пришло в голову, что все ошибки нашего сознания можно разделить на два типа:
1) когда мы отождествляем две разные вещи, именуя их одинаково (ошибка первого рода),
2) и когда мы в упор не замечаем существенной общности двух разных вещей, просто потому что не имеем для неё имени (ошибка второго рода).
[Spoiler (click to open)]Эта детская мысль оказалась на удивление плодотворной, и она помогает мне. Однако спустя годы я заметил, что очень часто эти две ошибки совмещаются в повторяющейся ситуации: когда на месте трёх различных вещей мы видим только две. Двойка вместо тройки. Чёрно-белое мышление. "Ты за или против?"
При этом две вещи из трех смешиваются, отождествляются между собой (ошибка первого рода), и вместе с тем третья вещь слишком резко противопоставляется им обоим (ошибка второго рода). При этом каждый раз, осознавая, что я снова погрешил тем же самым грехом, я с удивлением подмечал, что в разных состояниях сознания я смешивал между собой то одну, то другую пару из той же тройки, не имея при этом достаточно разума, чтобы понять всю абсурдность подобного стиля мышления. "Тут помню, тут не помню".
Разорванность сознания - страшная вещь. Она обесценивает жизненный опыт, потому что лишает нас возможности интегрировать этот опыт, осознав его с какой-то одной позиции. Находясь в одном состоянии, мы не помним самих себя и своего опыта, относящегося к другому состоянию. Фактически, дело выглядит так, будто вместо одного "я" во мне живет несколько разных "я", каждое со своим жизненным опытом, урезанным и неполноценным. Может быть, и нет ничего страшнее разорванности сознания, потому что жизненный опыт стоит слишком дорого: как бы то ни было, за него платят временем, а время - это самый невозобновляемый из ресурсов, и оно так быстро летит.
Если оглянуться назад, то похоже, что самый большой ущерб в своей христианской жизни (а опыт детства я до сих пор не могу до конца осознать) я потерпел оттого, что не осознавал наличия и действия в моей душе трёх разных культур: светской, монашеской и мирской. Пикантность моего положения состояла особенно в том, что я, будучи мирянином, чаще всего отождествлял себя именно с монашеской культурой, смешивая светскую культуру с мирской и огульно отвергая их обе.
Не думаю, что здесь слишком велика моя личная вина. Я воспринял Православие в том виде, в каком оно мне досталось от предшественников. А русское Православие прошло горнило Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мирская культура Православия сгорела в этом горниле почти без остатка. Монашество сильно пострадало, но всё-таки выжило, и я интуитивно тянулся туда, где ощущал пульс благодатной жизни. Будучи мирянином, я стремился жить по-монашески, ошибочно полагая, что любой другой путь не может меня привести ни к чему иному кроме как обратно в объятия светской культуры. Мирское я воспринимал всего лишь как неполноценное монашеское либо как наполовину светское. Вернее, то и другое по очереди.
Когда я был в "хорошем" состоянии сознания, я решительно отвергал мирское как неполноценное и твердо следовал монашескому идеалу, сколько хватало сил. Всё мирское в это время казалось мне презренным и недостойным как наполовину светское, и я надеялся без него в дальнейшем обойтись. Именно этим объясняется мое полное исчезновение из общественной жизни на восемь долгих лет. Описать то, как я в это время видел мир и какой получил опыт, либо очень трудно, либо даже невозможно, поскольку понять это могут лишь тот, кто сам шествовал этим путем. Но им это описание не нужно... Собственно, все самые активные и плодотворные годы жизни были посвящены этому порыву, и в общем-то напрасно. "Каждый сверчок знай свой шесток".
Когда я был в "плохом" состоянии сознания, я решительно отвергал лишь светское, а мирское и монашеское отождествлял под общим именем Православия. Де факто, я в это время действовал именно как мирской человек, не монах - писал свои статьи и книги. Делал своё дело. Но, в глубине души оценивая при этом мирское как неполноценное монашеское, я слишком часто перегибал палку и "выплескивал с грязной водою и ребенка". В чем сейчас раскаиваюсь.
В сущности, эти два состояния сознания гармонично дополняли друг друга и естественным образом порождали друг друга как инь и ян. Пока я строил иллюзии однажды одолеть это разделение, окончательно "наступив на горло собственной песне", полностью выдавив из себя по капельке все мирское и оставив одно монашеское, лукавый насмешливо кидал меня из жарка в ледок, потому что тысячелетний опыт борьбы с подобными мне сопляками подсказывал ему, что моя неразумная ревность о Боге сковывает меня надежнее любых кандалов. "Цыплята учатся летать"
Наконец, я осознал разорванность моего сознания и мало-помалу сшил две разные картины мира воедино. И теперь я хочу поблагодарить Бога за полученный важный опыт. Теперь я понимаю, почему и для чего Он попускал лукавому каждый раз, когда я начинал восхождение на небо, грубо сдергивать меня за ногу обратно на землю. Потому что моё предназначение в этой жизни заключается в чем-то ином. Я не монах, а мирянин. И это хорошо.
Юности свойственно строить иллюзии, и многие из этих иллюзий доживают до "кризиса среднего возраста". Кризис среднего возраста - это середина жизни, когда человек внезапно осознает, что день смерти к нему уже ближе, чем день рождения. И пора подводить первые итоги. Юность очень многое откладывает на потом, и потом, когда это "потом" наступает, она внезапно оскорбляется и чувствует себя обманутой, хотя никто её не обманывал, и обманула она себя сама. "Если бы юность умела, если бы старость могла"
Культура важна для человека именно потому, что она "сокращает опыты быстротекущей жизни". Вместе с культурой человек неявно впитывает опыт предыдущих поколений, что позволяет ему избежать многих иллюзий, которых в противном случае ему избежать было бы невозможно, разве только если он семи пядей во лбу. И что сейчас делаю? Я вношу свой скромный вклад в мирскую культуру Православия, чтобы те жертвы, которые мне пришлось принести для того, чтобы понять то, что я теперь понимаю, принесли максимальную пользу максимальному числу моих единомышленников всякого возраста, а особенно юных.
Отождествлять христианство с монашеством и оценивать мирское как недоделанное монашеское - это ошибка мышления. Это ловушка, в которую попалось мое поколение - поколение людей, которые пришли на развалины храмов, чтобы снова воздвигнуть разрушенное и оскверненное здание православной культуры. Эта задача вполне разрешимая, и более того: она не может остаться неразрешенной, если взяться за дело с умом.
Люди, которые думают, что времена христианства миновали, просто плохо знают историю христианства. Да это даже и не главное. Главное - что они не понимают, что христианство - это в первую очередь вовсе не культура. Христианство - это живой опыт общения с Богом. А культура - дело наживное. Можно сколько угодно рушить христианскую культуру, но она восстанет из пепла, как Христос восстал из гроба. Просто потому, что у неё есть бессмертная и непоколебимая основа. "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ".
Мы пришли в Церковь, ничего не зная, и тыкались как слепые котята. И естественно, что мы ориентировались на монашество, потому что монашество доказало свою абсолютную неуничтожимость. Его не нужно даже "возрождать" - ему скорее вредят попытки его "возродить", потому что оно и не умирало. Но вот прошло поколение, и кое-что уже сделано. Написаны кое-какие книги ("Несвятые святые", "Мене, текел, фарес"), сняты кое-какие фильмы ("Путешествие Серафимы"), приобретен кое-какой опыт, и остается теперь лишь осознать и обобщить этот опыт. Назвать вещи своими именами, что будет сделано в любом случае, с моим ли участием или без меня. Я лишь по мере возможности экономлю время для других, идущих в том же направлении. Но я сознаю, что это неизбежно.
Наше благоговейное изумление перед монашеством абсолютно правильно, и тут ничего не надо менять. Они идут путем трудным, кратким и благословенным. "Ангелы свет монахам, монахи свет мирянам". Но пришло уже время изменить отношение - не к монашеству, а к самим себе. Надо вспомнить о том, что гнушение браком древняя Церковь анафематствовала, и в лице лучших из древних Отцов признавала путь мирянина полноценным образом христианской жизни. Полноценным! Воздержание от супружеской жизни само по себе не является добродетелью - это лишь средство. А добродетели и монахов и мирян общие. И это прежде всего состояние ума и сердца: любовь, прощение, милосердие. Добродетелью является также и внешнее делание такого рода дел, пока еще нет этого в сердце. Пути монаха и мирянина различны. Но не лучше монахи мирян и наоборот - ибо эти пути ведут к одной и той же Цели.
Революция не смогла уничтожить монашество. Но она буквально смела мирскую культуру.
И сегодня православному мирянину страшно не хватает православной культурной традиции, которая давала бы ответы на неизбежные вопросы современности. У нас остался один надежный ориентир - монашество. И мы должны его максимально использовать, извлечь из него все, что только может извлечь мирянин.
Но это НЕ значит внешне подражать монашескому образу жизни. Мы должны жить по Духу, а не по букве монашеского устава.
Иоанн Лествичник прямо предостерегает от такого внешнего подражания мирян монахам:
"Должно исследовать, почему живущие в мире, и пребывающие в бдениях, в постах и злострадании, когда, по удалении из мира, приступают к монашескому житию, как к месту испытания и подвижническому поприщу, не проходят уже прежнего своего подвига, ложного и притворного. Видел я весьма многие и различные растения добродетелей, насаждаемые мирскими людьми, и как бы от подземного стока нечистоты напояемые тщеславием, окапываемые самохвальством и утучняемые навозом похвал; но они скоро засохли, когда были пересажены на землю пустую, недоступную для мирских людей, и не имеющую смрадной влаги тщеславия, ибо любящие влагу растения не могут приносить плода в сухих и безводных местах. "
(Лествица 2:6)
Напротив, он говорит:
"Некоторые люди, нерадиво живущие в мире, спросили меня, говоря: «Как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем подражать житию монашескому?» Я отвечал им: «Все доброе, что только можете делать, делайте; никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся будьте милосерды, никого не соблазняйте, не касайтесь чужой части, будьте довольны оброки жен ваших. Если так будете поступать, то не далеко будете от царствия небесного."
(Лествица 1: 21)
Заметим, он не дал совета усиленно поститься или совершать другие монашеские подвиги.
Он ответил нерадивым мирянам, что они должны стать усердными мирянами. Не монахами в миру, а усердными мирянами.
" Если так будете поступать, то не далеко будете от царствия небесного"
Мирянин тоже может быть усердным, а может быть и нерадивым. И усердный мирянин недалек от Царства Небесного. Не дальше, чем усердный монах.
Неправильно думать, будто мирянин - это как бы монах второго сорта.
На самом деле путь мирянина - это особый путь, полноценный путь ко спасению.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) о различии монахов и мирян: "...Вообще надо сказать, что монах подлежит совсем другим законам, нежели мирской человек, и нуждается в строжайшем наблюдении за собою, в постоянной осторожности, в постоянной недоверчивости к своему уму, сердцу и телу. Монаха можно уподобить оранжерейному цветку , а мирянина - полевому. Невозможно на поле встретить такие прекрасные и драгоценные цветы , какие встречаются в оранжерее ; за то оранжерейные цветы требуют особенного ухода за ними , не могут переносить непогод, при незначительной свежести воздуха повреждаются, между тем как полевые не нуждаются ни в каком уходе и присмотре, растут на свободе и переносят удобно воздушные перемены."
Обычно я постом старался не писать и не выступать публично. Несколько месяцев назад я был вынужден нарушить это правило, и заговорить постом на совсем не постную тему - о сексуальной культуре Православия. В тот момент мне ещё казалось, что это лишь случайное стечение обстоятельств. Но неожиданно большой (по моим скромным меркам) общественный резонанс, который вызвала эта заметка, заставил меня осознать, что я задел очень важную и болезненную тему. Важную и болезненную для очень и очень многих. Продолжая размышлять об этом, я понял, что этот случай был не случайным. (А бывают ли вообще случайные случайности? Не верю.) И тема настоятельно требует развития.
Важность и значительность секса в человеческой жизни трудно переоценить. В жизни любого настоящего монаха борьба с демоном блуда играет огромную роль. Смысл монашеского пути в том, чтобы быть свободным от мирских попечений, которые накладывает на мирянина брак и особенно дети. Платой за эту свободу является непрестанная борьба со своей собственной плотью, и чтобы победу в этой борьбе, нужно весьма высоко подняться по пути монашеского совершенства. Так что вопрос о сексе и отношении к нему весьма важен для всякого христианина, и даже монахи тут не исключение.
По сути, сексуальной практикой отличается монах от мирянина. Монашество в том и состоит, что секс исключается, "ампутируется" из состава человеческой жизни. И потому мирянин, самосознание которого повреждено, который считает себя как бы немножко монахом, только неполноценным, не может не относиться к сексу как к чему-то нежелательному, "грязному", подпадая при этом под анафему древних Отцов. Вопрос о сексе и отношении к нему является лакмусовой бумажкой, глядя на которую можно определить, насколько глубоко и серьезно повреждено сознание христианина, насколько ущербным является его восприятие христианской культуры. Настоящий монах не гнушается супружеским сексом, он просто не имеет супруги и намерен обойтись без этого. Грех не в супружеском сексе, а в блуде - то есть, сексе вне брака, либо в прелюбодеянии - то есть, сексе, разрушительном для брака. И нет более жалкого зрелища, чем мирянин, который гнушается супружеским сексом. Это человек прельщенный, обманутый дьяволом, сбившийся с пути. Его дорога мнится быть благой, но конец её на дне ада. И потому нам не стоит замалчивать эту тему, но нужно четко и ясно разъяснить её, разложить все по полочкам.
Секс в браке - это не зло. И пост в брачной жизни - дело сугубо добровольное. Слово "сугубо" обозначает на славянском языке "вдвойне", а в моей фразе оно означает, что пост в супружестве требует взаимного, добровольно и невынужденного согласия обоих супругов. В противном случае такой пост является, прелестью, грехом и прогневляет Бога. А что может быть хуже, чем прогневлять Бога тем самым, чем ты думал Ему угодить? "Прелесть - это ложь, принятая за истину"
В другой заметке я подробно останавливаюсь на этом пункте: смысл поста в очищении ума, и воздерживаться от секса супруги должны лишь в той мере, в какой им обоим удается побеждать плотские помыслы. (Побеждать же эти помыслы нужно, исповедуя их друг другу.) Если кто-то из них терпит поражение в этой борьбе, значит, они подошли к границе, за которой дальнейшее воздержание перестает быть добродетелью и становится прелестью. Монах находится в принципиально ином положении, и должен бороться с похотью плоти даже до смерти. Но - очень важно! - не потому, что эта похоть сама по себе зло, а потому, что она зло вне брака. Именно ВНЕ брака. Что же касается брака, то секс в браке вообще не является злом. Ни в малой мере, ни даже чуточку. Секс в браке благословен, ибо именно для брака Бог и создал нас сексуальными по самой нашей природе. Монах отрекается от брака, и потому-то секс для него зло. Нам же, мирянам, не следует напяливать на себя несвойственные нам обычаи и исполнять обеты, которых мы не давали.
"Не любите мира, ни того, что в мире", но "Бог так возлюбил мир, что не пощадил Сына Своего, но дал Его на спасение мира". Как совместить эти (кажущиеся противоречащими) изречения Писания? Надо понимать, что слово "мир" является омонимом, как и слово "страсть" и даже слово "грех". По толкованию Отцов, мир - это совокупность страстей. Первая ступень монашества - это отречение от мира. Где нет отречения от мира, там монашество лицемерно. Означает ли это, что настоящий монах не имеет страстей? Вовсе нет. Полностью свободны от страстей лишь те, кто уподобился Иисусу Христу и стал Богом по благодати, подобно тому как Он является Богом по одной из Своих природ. Обычный монах же прежде всего не свободен от естественных страстей - тех страстей, действию которых и Сам Иисус Христос попускал проявиться тогда, когда это было нужно. Он испытывал голод, боль и жажду, уставал и наконец умер. Все это - естественные страсти. По учению Отцов, естественные страсти в нас являются следствием как наших прошлых грехов, так и грехов наших предков, начиная с Адама. Потому и сами естественные страсти иногда именуются "грехом" - например, когда мы говорим, что Христос понес на себе грех мира, мы подразумеваем именно те естественные страсти, которые Он изволил претерпеть ради искупления нашего греха. Но чаще всего Отцы противопоставляют страсти "естественные" и страсти "греховные".
Итак.
"Не любите мира" - здесь "мир", означает греховные страсти, что Апостол и раскрывает подробнее следующей фразой: "ибо все, что в мире, есть похоть плоти, похоть очес и гордость житейская".
"Бог возлюбил мир" - здесь "мир" означает как мироздание вообще, так и естественные страсти, но только не греховные страсти, потому что Бог ненавидит грех и удаляется от греха.
Намеченное выше противопоставление - это не двойка, а тройка. Речь идет
1) о грехе и противоестественных греховных страстях,
2) о естественных страстях,
3) о сверхъестественном, богоподобном бесстрастии.
Упустив одно из трех, отождествив какую-то пару и так сократив эту тройку до двойки, мы допускаем ошибку мышления и делаемся жертвами бесовской манипуляции сознанием.
Этой тройке соответствует множество других троек. Из них для нас сейчас актуальна вот эта:
1) светская культура, основанная на грехе - прежде всего на грехе неверия;
2) мирская культура, свободная от власти греха, но несвободная от естественных страстей; поскольку греховные страсти стремятся паразитировать на естественных, главный пафос этой культуры - решительно отделить одно от другого;
3) монашеская культура, вдохновленная Божественным идеалом абсолютного бесстрастия, не простой свободы от греха, но подлинного Богоподобия, когда даже естественным страстям разрешается проявлять себя лишь тогда, когда это для чего-то нужно.
Монашество как культура выделяется из единого массива христианской культуры в начале IV века, влияние его в Церкви постепенно растет и наконец сегодня мы с удивлением наблюдаем картину, при которой многие (в том числе и я в прошлом) воспринимают монашество и только монашество как нормативный вариант христианства. Мирская культура Православия практически сошла на нет, удивительным образом капитулировала перед светской культурой. Сегодняшний ревнитель веры из мирян порой считает, что, по большому счету, он потерпел поражение в духовной жизни уже потому, что он не монах. То есть, ему не запрещается прилагать усилия, но запрещается надеяться на какие-либо серьезные успехи на этом поприще, "а не то впадешь в прелесть". Вышло так, что духовная жизнь - она для монахов. Эта картина тем более удивительна, что сами монахи - по крайней мере, настоящие монахи! - смотрят на этот вопрос совершенно иначе.
Окидывая взором двухтысячелетнюю историю христианской культуры, мы замечаем, что в первые века христианства светской культуры вообще не существовало. Церковь была окружена язычеством, множеством религиозных культов, которые пронизывали повседневную жизнь античного человека во всех её аспектах, не оставляя места для чего-либо чисто светского. Светская культура в своем зародыше появляется лишь в самой поздней Античности, в начале Средневековья, в эпоху византийского иконоборчества. Иконоборцы - это первые представители светской культуры, ещё рядившиеся в античные христианские тоги, но внутренне уже сбросившие с себя иго Христово. Далее светская культура мало-помалу растет и усиливается в лоне католической Церкви, достигает расцвета в эпоху Возрождения, затем наступает откат назад в эпоху Реформации, Контрреформации и религиозных войн Европы, и затем наконец она достигает решительного торжества и идейного преобладания над христианством, что мы и наблюдаем в наше время. Светская культура оказалась тем идейным оружием, при помощи которого дьяволу удалось хотя и не одолеть Церкви, но по крайней мере идейно загнать нас в узкие неприступные стены монашества. И тем самым изгнать Христа и христианство из мира.
Если задаться вопросом о причине этого успеха светской культуры, постепенно приходишь к выводу, что корень этого успеха лежит в неожиданной слабости и культурном бесплодии, которую проявили миряне в эпоху Средневековья. Можно найти и объективные причины для этой слабости, но ключевой мне представляется причина вполне субъективная. Как мне кажется, миряне век за веком постепенно загнали самих себя в тупик, пытаясь следовать монашеским идеалам, не будучи при этом монахами. Между тем, монашеский образ жизни, монашеская культура - это нечто цельное. Нельзя быть "немножко монахиней" так же, как нельзя быть "немножко беременной". И мирянину нельзя быть "немножко монахом", можно быть лишь плохим, неполноценным мирянином. Опыт истории показывает: если ты встал на этот путь, то знай, что ты заразишь этой болезнью своих детей, и эта культурная болезнь будет усиливаться поколение за поколением.
Сексуально неудовлетворенные родители - это плохие родители, потому что дети нуждаются в любви и нежности, а от любви и нежности до секса слишком короткое расстояние. Сексуально голодные родители невольно искрят, и их молнии травмируют детей. Гони природу в дверь - она войдет в окно. Естественно, нормальные родители бесконечно далеки от педофилии, но их подавленное либидо выражается в извращенной форме, в виде гнева и осуждения, нетерпимости и чрезмерной требовательности к детям. Воздерживаться от секса в семье нужно с большой мудростью и осмотрительностью, в противном случае дети оказываются пострадавшей стороной. Дети мало осознают, но все чувствуют, они мало помнят, но сохраняют весь свой опыт в сердце своем. И когда они сами становятся родителями, они бессознательно воспроизводят в отношении к своим детям то, что восприняли от своих родителей. Так комок лжи и ханжества начинает расти поколение за поколением. И если первые поколения христиан воздерживались от секса лишь ради искренней любви к Богу, быть может, порой немного превосходя свою меру по неопытности, то каждое последующее поколение капля по капле теряло эту чистоту намерений, подменяя её гордыней, так что мало-помалу сексуальное воздержание с веками превратилось в тупую и бессмысленную дисциплину, которую каждое новое поколение воспринимало от предков как некий наследственный порок. Вот оружие, при помощи которого дьявол поставил на колени христианский мир.
Я хорошо знаю, как это делается. Как добродетель исподволь подменяется ханжеской имитацией добродетели, и в конце концов становится отвратительным грехом, внешне продолжая носить ханжескую личину добродетели. Это опыт, и весьма печальный опыт. Как личный горький опыт, сын ошибок трудных - так и опыт психотерапевтической помощи другим людям. Год за годом постепенно осознав, насколько острой, болезненной и глобальной является данная проблема, я посчитал необходимым поделиться результатами своих наблюдений с читателем.
Но речь идет не только о сексе. Речь идет о мирской культуре в целом. Секс и политика - это на сегодня два самых слабых места культуры Православия, куда дьявол с неутомимой безжалостностью наносит удар за ударом. Так вот, пришло время нанести ответный удар. И начал я с секса, потому что в этом маневре заключена некая мудрость. Есть такие вещи, простые и конкретные, о которых не принято говорить правду именно потому, что они слишком важны, связаны со слишком большими аффектами, слишком глубоко задевают людей. И потому о них говорится много лжи, и очень трудно докопаться до правды. Секс и политика - едва ли не самые важные среди этих вещей. Не наведя тут порядка, очень трудно добиться успеха в чем бы то ни было. И потому для начала я повторю и ещё раз повторю: в брачном сексе нет греха; напротив, грех в браке с неизбежностью рождается от недостатка хорошего секса. Где тонко, там и рвется. Это простая мудрость, которую надо глубоко понять и усвоить. Вонмем.
Более того. Супружеский секс не только не является грехом, он может даже быть добродетелью, если он сопряжен с искренним, от сердца восходящим к Богу благодарением. Для того Бог и подарил нам этот источник радости и взаимного утешения, чтобы мы восхваляли Его мудрость и милосердие. А когда мы гнушаемся супружеским сексом, мы гневим Бога и удаляемся от Него, потому что это хула на Создателя. И этот принцип можно и нужно обобщить.
Дело в том, что мы поклоняемся Богу, по воле которого совершается всё совершающееся. Всё совершается либо по благоволению Бога, либо по Его попущению. В первом Бог участвует, и это добро. Во втором Бог не участвует, Он лишь допускает это в каких-то Своих целях, и потому это именуется злом. Но цели Бога всегда благие, и всякое зло Он обращает в конечном итоге в большее добро. Но и благоволение, и попущение Бога - это проявления Его воли. "Когда слышишь, что Бог попускает, знай, что не нехотя попускает, но желая попустить".
Здесь ключ ко всему многообразию мирской культуры Православия. Секс и политику я выделил лишь потому, что это наиболее острые и ключевые темы. Но сказанное относится ко всякой теме. Если мы не хотим вечно сидеть в последнем идейном бастионе (монашество), но желаем добиться культурного реванша и снова сделать этот мир христианским, мы должны исходить из того, что все, совершающееся в этом мире, совершается по воле Божьей. И потому не гнушаться ничем в мире, кроме греха. Таков долг православного мирянина, и таким образом следует нам угождать Ему. Ибо Бог возлюбил мир, и мы должны подражать Ему в этом.
С чего начать? С малого и самого простого. Возлюбить от всего сердца своего супруга (или свою супругу), потому что "любящий свою жену себя самого любит", а кто не любит себя, как возлюбит ближнего "как самого себя"? Это простая мудрость, проверенная веками, по какому-то недоразумению оказавшаяся позабытой в этом несчастном, нищем любовью веке.