Чего-то запамятовал: писал я уже про это или нет?
Меня ещё с детства коробило: такой весь из себя героический и благородный Атос в ипостаси графа де ля Фер ведь мудак последний, ханжа и лицемер. Помните его напыщенную реплику в сцене казни Миледи:
(
Read more... )
Ну, хорошо, а вот у Ефремова Таис Афинская - объективно рабовладелица. А любой солдат любой воюющей армии - объективный убийца. А любой член классового общества (кстати - с нашим включительно) - за исключением самых-самых "низов" - или угнетатель и эксплуататор, или, как минимум, соучастник.
Так что понимание если нужно - то именно самому читающему, а уж про "прощение" (будь то реальных людей или - тем более - литературных героев) - и говорить смешно: кому оно вообще сдалось-то? (даже оставляя за кадром сакраментальное "а судьи кто?").
написанная уже тогда, когда подобный поступок квалифицировался вполне однозначно, да и даже в самом тексте Д'Артаньян говорит «Да это же убийство!» Правда, без особого запала и осуждения.
Ну, если это утешит: всю вторую часть ("Двадцать лет спустя") именно де ля Фер больше всего терзается сомнениями по случаю содеянного - почему отводит аналогичное воздаяние от сына Миледи (и прихотью автора именно это отношение срывает его собственные планы по спасению короля). Что же до "отсутствия запала" - то именно данный эпизод разрушает всю последующую жизнь персонажа (каковая возвращается в колею - и то более-менее - лишь с появлением Рауля) и приводит к беспробудному пьянству как своеобразному наркозу ("Тень на его лице не объяснялась также и влиянием атмосферных осадков, как это бывает у наших соседей - англичан, ибо эта грусть становилась обычно еще сильнее в лучшее время года: июнь и июль были самыми тяжелыми месяцами для Атоса."); так что искать здесь цинизм - безнадёжное дело.
Сейчас конечно это всё пустой звук, но ещё моё поколение застало почтение ко всем этим «Один за всех, все за одного!» и прочим мушкетёрским понтам как образцам настоящей дружбы, товарищества, взаимовыручки и прочего. Образ мушкетёров не раз всплывал в детских книжках и передачах. Что в общем-то в абстрактном вакууме даже может быть правильно. Вот только если в текст вообще не вникать, так, по верхам.
Ну, если учесть, что сами по себе мушкетёры - как, впрочем, и прочие гвардейцы ещё со времён Древнего мира - это просто "элитные наёмники" (каковые - исторически - больше всякими гспереворотами занимались, нежели защитой Отечества) - то выводить оных в качестве "примера подражания юношеству" - это как-то слишком уж наивно, и надо быть очень предубеждённым (либо напротив - предельно некритичным) читателем, чтобы сделать подобный вывод; причём - в самом романе это прописано открытым текстом:
"Небрежно одетые, подвыпившие, исцарапанные, мушкетеры короля, или, вернее, мушкетеры г-на де Тревиля шатались по кабакам, по увеселительным местам и гульбищам, орали, покручивая усы, бряцая шпагами и с наслаждением задирая телохранителей кардинала, когда те встречались им на дороге. Затем из ножен с тысячью прибауток выхватывалась шпага. Случалось, их убивали, и они падали, убежденные, что будут оплаканы и отомщены; чаще же случалось, что убивали они, уверенные, что им не дадут сгнить в тюрьме: г-н де Тревиль, разумеется, вызволит их. Эти люди на все голоса расхваливали г-на де Тревиля, которого обожали, и, хоть все они были отчаянные головы, трепетали перед ним, как школьники перед учителем, повиновались ему по первому слову и готовы были умереть, чтобы смыть с себя малейший его упрек.
Господин де Тревиль пользовался вначале этим мощным рычагом на пользу королю и его приверженцам, позже - на пользу себе и своим друзьям."
Reply
Д'Артаньян был беден. Налет провинциальной нерешительности - этот хрупкий цветок, этот пушок персика - был быстро унесен вихрем не слишком-то нравственных советов, которыми три мушкетера снабжали своего друга. Подчиняясь странным обычаям своего времени, д'Артаньян чувствовал себя в Париже словно в завоеванном городе, почти так, как чувствовал бы себя во Фландрии: испанцы - там, женщины - здесь. И там и тут был враг, с которым полагалось бороться, была контрибуция, которую полагалось наложить."
"- Да, я удовлетворен, - произнес король и, взяв из рук Ла Шене горсть золотых монет, вложил их в руку д'Артаньяну. - И вот, - добавил он, доказательство, что я доволен.
В те времена понятия о гордости, распространенные в наши дни, не были еще в моде. Дворянин получал деньги из рук короля и нисколько не чувствовал себя униженным. д'Артаньян поэтому без стеснения опустил полученные им сорок пистолей в карман и даже рассыпался в изъявлениях благодарности его величеству."
Также полезно вспомнить, что Дюма творил на фоне сильнейших социальных пертурбаций и краха одного из социальных столпов прежнего мира - сословности. Отсюда - двоякость отношения именно к Атосу, каковой символизирует всё лучшее, что было в этом подходе - но, во-первых, отнюдь не отменяя недостатков самого этого подхода ("врождённой разности людей") как принципа, а во-вторых - с постоянным подчёркиванием его устарелости:
"В самом деле, даже находясь рядом с г-ном де Тревилем, изящным и благородным придворным, Атос, когда был в ударе, мог с успехом выдержать это сравнение; он был среднего роста, но так строен и так хорошо сложен, что не раз, борясь с Портосом, побеждал этого гиганта, физическая сила которого успела войти в пословицу среди мушкетеров; лицо его, с проницательным взглядом, прямым носом, подбородком, как у Брута, носило неуловимый отпечаток властности и приветливости, а руки, на которые сам он не обращал никакого внимания, приводили в отчаяние Арамиса, постоянно ухаживавшего за своими с помощью большого количества миндального мыла и благовонного масла; звук его голоса был глубокий и в то же время мелодичный. Но что в Атосе, который всегда старался быть незаметным и незначительным, казалось совершенно непостижимым - это его знание света и обычаев самого блестящего общества, те следы хорошего воспитания, которые невольно сквозили в каждом его поступке.
Шла ли речь об обеде, Атос устраивал его лучше любого светского человека, сажая каждого гостя на подобающее ему место в соответствии с положением, созданным ему его предками или им самим. Шла ли речь о геральдике, Атос знал все дворянские фамилии королевства, их генеалогию, их семейные связи, их гербы и происхождение их гербов. В этикете не было такой мелочи, которая была бы ему незнакома; он знал, какими правами пользуются крупные землевладельцы, он был чрезвычайно сведущ в псовой и соколиной охоте и однажды в разговоре об этом великом искусстве удивил самого короля Людовика XIII, который, однако, слыл знатоком его.
Как все знатные вельможи того времени он превосходно фехтовал и ездил верхом. Мало того, его образование было столь разносторонне, даже и в области схоластических наук, редко изучавшихся дворянами в ту эпоху, что он только улыбался, слыша латинские выражения, которыми щеголял Арамис и которые якобы понимал Портос; два или три раза, когда Арамис допускал какую-нибудь грамматическую ошибку, ему случалось даже, к величайшему удивлению друзей, поставить глагол в нужное время, а существительное в нужный падеж. Наконец, честность его была безукоризненна, и это в тот век, когда военные так легко входили в сделку с верой и совестью, любовники - с суровой щепетильностью, свойственной нашему времени, а бедняки - с седьмой заповедью господней. Словом, Атос был человек весьма необыкновенный.
Reply
Полубог исчезал, едва оставался человек. Опустив голову, с трудом выговаривая отдельные фразы, Атос долгими часами смотрел угасшим взором то на бутылку и стакан, то на Гримо, который привык повиноваться каждому его знаку и, читая в безжизненном взгляде своего господина малейшие его желания, немедленно исполнял их."
- т.е. скорее вариант этакого Дон Кихота - не принимающего реальность, расходящуюся с представлениями, и отставшего от времени как минимум на пару веков (собственно, на протяжении трилогии именно Атос - не смотря на все хвалебные авторские декларации - неизменно "сдаёт позиции" (прежде всего - идеологические), что в итоге заканчивается "преломлением шпаги" и отказом от приверженности монархии в целом). Здесь можно провести некую аналогию со Сталинским отношением к "Дням Турбиных" - если уж эти разочаровались... Очевидно, что если бы подобный отказ производился каким-нибудь "худосочным дворянчиком" (вроде того же д'Артаньяна) или заядлым карьеристом (типа Арамиса) - это не возымело бы такого эффекта, а вот решение Атоса - это признание несостоятельности со стороны объективно лучших проявлений, что вся идея умерла.
А так - опять-таки - можно вспомнить у Ефремова отсылки к тем же рыцарям круглого стола - которые позиционируются как проявление именно самых лучших чувств - а не с позиции социального положения:
"- Синьориа, - вдруг обратился лейтенант к Сандре, - вы совсем, совсем правы. И я - с вами!
Сандра вспыхнула: так в Южной Италии обращаются только к аристократкам, дамам высшего круга.
- Что бы ни было, Сандра, - воскликнула Леа, - у тебя есть уже верный рыцарь!
- И даже два, - учтиво поклонился старый капитан. Сандра приложила пальцы к губам и послала обоим воздушный поцелуй.
- С детства мечтала о рыцарях, плакала над книгами о короле Артуре и чаше святого Грааля и, наконец, встретила двух сразу, - к Сандре вернулся ее обычный легкий тон."
"- О нет! Я благодарна вам. И ни о чем не жалею, поверьте. Мне хорошо с вами, так хорошо, потому что я всегда чувствую за спиной дружескую готовность к помощи. Я очень много думала в нашем долгом путешествии. Теперь я знаю, насколько мы все одиноки в жизни. Надо быть друзьями, надо всегда чувствовать вокруг себя дружеское участие, уверенность в помощи, ежедневную духовную связь, общение, деловую поддержку. Даже если захочется уединиться. Тогда появляется большая внутренняя сила, смелость, сознание своего единства с хорошими людьми.
И думается, почему бы людям не создавать дружеских союзов взаимопомощи, верных, стойких и добрых? Вроде древнего рыцарства, что ли, не знаю, как уж назвать. Насколько стало бы легче жить. А дряни, мелким и крупным фашистикам, отравляющим жизнь, пришлось бы плохо.
- Отличная мысль, Сандра! Пока составим втроем наш рыцарский орден."
"Родис успокаивающим жестом протянула к нему руку.
- Простите мою несправедливую резкость. Вы не можете выйти из ноосферы Ян-Ях. Все предрассудки, стереотипы и присущий человеку консерватизм мышления властвуют над высшим человеком в государстве. Мысли, думы, мечты, идеи, образы накапливаются в человечестве и незримо присутствуют с нами, воздействуя тысячелетия на ряд поколений. Наряду со светлыми образами учителей, творцов красоты, рыцарей короля Артура или русских богатырей были созданы темной фантазией демоны-убийцы, сатанинские женщины и садисты. Существуя в виде закрепившихся клише, мысленных форм в ноосфере, они могли создавать не только галлюцинации, но порождать и реальные результаты, воздействуя через психику на поведение людей. Очистка ноосферы от лжи, садизма, маниакально-злобных идей стоила огромных трудов человечеству Земли."
Reply
Ну, а на "рассуждения о клейме" уже ранее ответили.
Reply
Leave a comment