Сегодня горжусь. Как обустроить Рабкрин и жить православным веганом.
Сегодня горжусь. Совершенно негативного ревуще-брыкающегося ребенка сумел таки постепенно уболтать и расположить к себе. Расставались почти друзьями.
Фамилия у мамы очень смешная по мужу. Впрочем, девичья не лучше.
Дочитали с женой "Низкие истины". Сука редкостная, конечно этот Кончаловский. Эгоист до мозга костей, но зато почти искреннен. Хорошо, что хочет независимо творить, но очень плохо, что только для того, чтобы приобрести очередную цацку-машинку-дом. Это глупо. Хотя к старости немного поумнел. Это я так думаю, потому что начал читать "Возвышенный обман". Хоть чуть-чуть больше умного.
Мне нравится, когда люди просто пишут то, что у них в голове. Потому что художественная литература - это на самом деле красивое гавно. Ну в детстве там Жюль Верна почитать. Ну иногда под настроение что-то совсем уж красивое, чтоб потешить свои эстетические рецепторы. И всё. Я тоже могу такого насочинять, что десять критиков не разберутся. Арнольд Худышкин отдыхает. А еще не люблю всякую заумную гыдоту про то, "как нам обустроить Рабкрин" или почему святое прозрение научило меня жить правильным православным веганом.
Простые обыденные мысли другого человека - интересны почти всегда при условии, что он умеет грамотно и более менее читабельно составлять буквы в предложения. Вне конкуренции - Лимонов. Это талант от Бога. Врожденное чувство языка. Кончаловский же пишет очень посредственно. Даже еще хуже, на два с плюсом. Тяжело, совсем не следит за ритмикой и частотой. Но искренне.
А собой горжусь. Плачущую Анюту удалось и осмотреть и сделать другом. Из таких маленьких радостей, как по мне, и состоит жизнь. А совсем не из новых лакированных машин Кончаловского и прочих идиотов, которым завидует Василий Ливанов. Впрочем, к старости Кончаловский и сам до этого додумался. Жизнь - это то, что сейчас и от чего получаешь удовлетворение. Если радуешься от того, что сделал доброе дело - это хорошо. Если чванливо - "хорошему обществу" и дорогой машине - плохо. Это - мое мнение. Но!... Оно у меня было с рождения (ну или с тех пор, как я себя помню) , а Кончаловский пришел к этому только в глубокой старости. Дурак он, видимо по жизни. Хотя и очень везучий.
А засыпать сегодня буду все равно, вспоминая льющую слезы и сучащую ногами Аню. Как удалось ее не только уговорить лечь на кушетку, но и осмотреть. И то, какими друзьями мы расстались.