Чарли и Цыган: Глава 15
Серьёзный разговор произошёл всё в той же трансформаторной будке. Ипполит Анатольевич, почти так же, как утром папа, играл с Чарли обутой в сандалик ногой и спрашивал, а на самом деле просил своих друзей забрать себе осиротевшего Чарли.
- Да нет. Мама не разрешает. Я спрашивал.
Ипполит Анатольевич с удивлением посмотрел на Мишу, который палец о палец не ударил, чтобы спасти Чарли, но зато, оказывается, уже просил маму забрать собаку себе.
- А чего не разрешает-то? - спросил он без всякого интереса.
- Говорит, гастроли... Возиться с ним некому будет.
- А ты?
- А на меня, говорит, никакой надежды...
- А ты, Алёша? На тебя-то точно никакой надежды... Но ты маму спрашивал?
- Спрашивал... - отчего-то застеснялся Алёша. - Сказала, что у нас мало денег, и если мы возьмём собаку, может не хватить на операцию.
Все трое посмотрели на короткую алёшину ногу, а двое из троих понимающе закивали. Алёша сидел так же, как и ходил, - скособочившись. Короткая нога качалась над утоптанной землёй на фоне бетонного блока.
- Я думал, операции бесплатно, - сказал Миша, на что Алёша пожал скрученными вокруг тонкой шеи плечами.
- Тогда я к Серёже сбегаю! - заключил Ипполит Анатольевич и сгрёб Чарли с земли. Передвигался он аккуратно, чтобы не растрясти детские свои драгоценности.
Вскоре он нажал на круглый старый уже несколько раз за свою долгую жизнь заляпанный краской звонок, и дверь открыла полноватая невысокая слегка высокомерная женщина в серой юбке и белой блузке - Серёжина мама. Она всё время чуть задирала подбородок, и её шея от этого казалась ровнее и стройнее. Ипполит Анатольевич заглянул этой женщине за спину и увидел в глубине самого Серёжу. Он медленно и неестественно приседал, расставив коленки в стороны. Одна рука его при этом была грациозно отставлена в сторону, а второй он держался за трубу отопления.
- А... нет... Серёже некогда-а, - рассеянно ответила мама, и Ипполит Анатольевич понял, что Серёжа тоже вёл с родителями «собачьи» беседы.
- Серёже некогда-а, он занимается-а, - с непонятным прононсом, как будто у неё был забит нос, повторила женщина. - - Ему некогда-а с собаками возиться-а.
Серёжа на заднем плане, словно заведённая игрушка, повторял свои дурацкие приседания.
- Тогда, может быть, Вы? Серёже некогда, так, может быть, у Вас есть время?
- Ну-ка, дай посмотреть!
Женщина ловким кошачьим движением выхватила Чарли из рук Ипполита Анатольевича, да так неудачно, что щенок даже взвизгнул, как будто от внезапной боли.
- Осторожно! - крикнул Ипполит Анатольевич, но Серёжина мама не обратила на это никакого внимания. Она подняла Чарли над головой, так, чтобы, рассматривая его, ни в коем случае не опустить подбородок, и принялась крутить там визжащего и отбивающегося щенка, как будто модную хрустальную вазу в магазине.
- И всего-то-о! - в той же гнусавой манере вынесла она вердикт. - А слёз-то сколько-о! Тут и глянуть не на что-о!
Ипполит Анатольевич выхватил, наконец, Чарли из рук этой коллекционерши и, быстро попрощавшись, исключительно потому только, что мама говорила в любой ситуации быть вежливым, выскочил из этого в момент ставшего страшным подъезда, как будто из вязкого, не имеющего дна, болота. Ощущение холодка, как после чудом проскочившей мимо опасности, не отпускало его до самой трансформаторной будки. В будке было пусто. Ребята уже убежали. «Наверное, ушли играть в ушки», - подумал Ипполит Анатольевич.
Он долго сидел на бетонном блоке, предоставив Чарли возиться у своих ног, и думал, кому бы ещё предложить щенка. В минутном отчаянье ему придумалось даже не прийти домой, чтобы родители пропустили свой самолёт, и тогда, может быть, они никуда и не улетят, а Чарли можно будет оставить в квартире? Может быть, он так бы и поступил, если бы у него была уверенность, что мама простит ему эту выходку. Самое главное, что Чарли она не оставит всё равно! Он вновь крутил и обсасывал в своей памяти различные имена, слово читал и перечитывал страницы давно уже наизусть выученной книги, и не мог найти правильного кандидата. Тогда, в сотый раз пересчитав друзей, он принялся прикидывать, кому бы из малознакомых мальчиков или даже взрослых можно было бы предложить щенка. Он с ужасом отбросил Андрюшу и с брезгливостью Николая. Толстый незнакомый мальчик, который так любил играть в ушки, показался Ипполиту Анатольевичу ненадёжным вариантом, да и остальные приходящие из отдалённых дворов игроки не внушали никакого доверия. Григория он отмёл с самого начала, кроме того, сегодня его почему-то во дворе не было, а где он живёт, Ипполит Анатольевич не знал. Тут ему на ум пришло «Школьное привидение» - баба Катя. Ипполит Анатольевич тут же сорвался с места и так быстро, насколько ему позволяли набитые «сокровищами» карманы, двинулся к школе.
Он обогнул здание школы, вскарабкался на разваливающееся кирпичное крыльцо без фундамента и несколько раз сильно ударил в сколоченную из крашеных досок дверь. Дверь висела криво и неплотно входила в такие же неровные косяки. Внутри завозились, и слышно было, как задрожала сетка панцирной кровати, баба Катя шумно вставила ноги в какие-то тапки и почти сразу открыла дверь.
- Чёй это ты? - спросила она и вперевалку выдвинулась на крыльцо, отчего Ипполиту Анатольевичу пришлось с крыльца сойти. На ногах толстой старухи были бесформенные фетровые чуни, от которых даже на улице попахивало стойким старческим духом. Ноги в сморщенных, похожих на детские, колготах выше колена прикрывала шерстяная однотонная юбка, сильно натянутая спереди на живот. Верхнюю же часть себя баба Катя укутала наглухо застёгнутой на все пуговицы вязаной кофтой. Одета она была не по погоде, а особенно Ипполиту Анатольевичу показалось странным, что в таком виде, то есть почти как на улице, она обитала в собственной комнате.
- Вот, собаку принёс...
Ипполит Анатольевич почувствовал себя просто-таки дурачком, но деваться ему уже было некуда.
- Этой-та? - прищурилась на Чарли баба Катя. - Этой-та Николай приносил Таньке на цепь. Бракованный!
- И ничего он не бракованный! - обиделся Ипполит Анатольевич. - Хороший!
- Хороший, хороший! - согласилась старуха. На её круглом добром лице заиграла странная, только старым людям свойственная, детская улыбка, а на глазах, кажется, появилась слеза.
- Чёй-то хотел? - вновь спросила она.
- Я уезжаю... или улетаю сегодня... А его девать некуда! Возьмёте?
- Это ты что, мне в комнату решил собаку? Я и сама-то тут еле-еле... Да и начальство школьное узнает?..
Старуха в каком-то остолбенении задумалась на полуслове. Она была старая, жалкая, бесполезная.
- А ну, стой! - отмерла старуха, и Ипполиту Анатольевичу пришлось прекратить свой почти что бег... куда-то туда... подальше отсюда.
- Ты чего это, глаза на мокром месте? Подожди! Не видишь, я старая! Я думаю! Чего бежать сразу? Тем более плакать... - заувещевала старуха, и Ипполит Анатольевич почувствовал себя загипнотизированным. Старуха перекатывала во рту слова, как будто пережёвывала само время и всё никак не могла дожевать до самого главного.
- Таньке бы его надо, так у неё есть. Его же брат и есть у Таньки! А сюда нельзя... Ты вот что. Я его кормить буду, пока не вырастет. А вырастет, там ещё найдётся кому кормить. Какой прок мне брать его? Собаки сколько живут? А я проживу сколько ещё? То-то! Ты, главное, место мне укажи, где он будет... такое, чтобы не знал никто. Особенно оглоеды эти, друзья твои. Дети чтобы не знали!
- Где же я такое место найду? Мы его в коробке держали. Я хотел в трансформаторной будке оставить.
Баба Катя отодвинула от Ипполита Анатольевича круглое расплывающееся лицо и улыбнулась не то чтобы криво, а с недоумением, что ли. Так смотрят на невероятно наивного только что облапошенного на базаре прохожего.
- Ты сам-то попробовал бы в бетонной коробке переночевать, да ещё в громадной такой! - проговорила она с насмешливой перепевкой в голосе. - Убежище должно быть маленькое, чтобы его телом согреть можно было, тряпками устеленное и, лучше всего, деревянное!
- Горка! - в один момент пришло озарение Ипполиту Анатольевичу. - В соседнем дворе горка стоит, на которую никто не ходит!
В соседнем дворе, действительно, стояла заброшенная горка, сколоченная из занозистых от старости, когда-то струганых и крашеных, а теперь светло-серых и покрытых городской пылью досок. Горка была для малышей, но даже и они не могли ей воспользоваться, потому что самый съезд с неё упирался в бетонный столб, а из рабочей наклонной поверхности торчали гнутые тонкие гвозди. Как-то так получилось, что ни одна из привычных детских троп-дорог не проходила мимо горки. Идеальное убежище!
- Да подожди! Подожди, не беги! - вновь остановила Ипполита Анатольевича баба Катя. - Надо же тарелку взять, еду ему положить. Чтобы он знал, пёс-то, где его дом, и не шарахался! Сейчас возьму что-нибудь, миску какую-нибудь выделю - и пойдём. Покажешь мне, где эта ваша горка...
Она строго-настрого наказала ждать и затем долго возилась внутри своей каморки. Гремели какие-то кастрюли, что-то переставлялось с места на место, шла какая-то своя, непонятная Ипполиту Анатольевичу жизнь. Пару раз ему даже показалась, что баба Катя забыла про него. В конце концов, она появилась вновь и вручила Ипполиту Анатольевичу подмятую алюминиевую кастрюлю с чем-то съедобным, поверх которой вместо крышки красовалась столовская суповая тарелка с оранжевой кольцеобразной каёмкой и двумя сколами-щербинами по краю. Баба Катя два раза с силой хлопнула дверью, стремясь вогнать её всё-таки в порушенные косяки, не добилась желаемого и заперла вход на тяжёлый полукруглый висячий замок.
Двинулись в путь, словно отправились в крёстный ход - медленно и с остановками. Впереди шёл Ипполит Анатольевич, гружённый Чарли, кофтой, да ещё и кастрюлей. За ним вперевалку, шумно дыша и покряхтывая, брела баба Катя. У Ипполита Анатольевича быстро занемела рука, кисть которой он вынужден был держать в напряжении, чтобы кастрюля сохраняла горизонтальное положение. Несколько раз он специально убегал вперёд, там останавливался и ставил свою ношу на землю. Там Ипполит Анатольевич ждал, пока баба Катя его нагонит.
Вокруг горки было мусорно, но хотя бы не противно. В основном валялись какие-то бумаги, пара консервных банок, истлевший от ржавчины бритвенный станок и прочее в том же духе. Лестница, по которой малыши должны были подниматься наверх, оказалась порушена, но внутрь попасть всё же было невозможно. Строение со всех сторон выглядело крепким и невредимым, разве что очень уж старым. И тогда Ипполит Анатольевич сделал то, что он ни разу ещё не делал раньше. Он глубоко вздохнул, с силой пнул в нижнюю часть боковой стороны этого сооружения и разломал две ссохшиеся до пыли штакетины, хотя мама строго-настрого запрещала Ипполиту Анатольевичу ломать во дворе что бы то ни было.
Он оторвал обломки досок и как мог загнул каблуком вылезшие на их месте гвозди. Затем заглянул внутрь и с удовольствием убедился, что изнутри горка представляла из себя не очень большой деревянный ящик. Он долго и усидчиво расстилал в этом ящике папину рубаху, пытаясь сделать так, чтобы вся земля внутри оказалась укрытой. На этом ковре Чарли выглядел, как помещик на трофейном диване. Баба Катя нагнулась и поставила рядом полную тарелку каши. «Барин» оживился, несколько раз крутанулся вокруг своей оси и с удовольствием принялся есть, то смешно зарываясь плоской мордочкой в варёную крупу, а то вздрагивая и фыркая, как будто чихая.
- Ну, а ты иди! - сказала вдруг баба Катя. - Иди, пока он ест. Потом увяжется - так и не уйдёшь ведь! Иди, иди!
И тогда стало ясно, что всё кончается как-то вдруг и в один момент. Только что Чарли был его личной собственностью, полностью зависимым любимым подопечным, а теперь надо быстро, тихо и безвозвратно уйти. Ипполит Анатольевич чуть замешкался, но всё же пошёл, то и дело оглядываясь на горку, около которой стояла, согнувшись в пояснице под острым углом на совершенно прямых ногах, баба Катя. Вид её был нелеп, как и её одежда, как и манера разговаривать - и всё же это был единственный за сегодня человек, который помог Ипполиту Анатольевичу!
Но Ипполит Анатольевич ещё и потому пошёл почти что без колебаний, что осталось у него одно, но очень важное дело. И дело это было - Андрюша. Про Андрюшу он думал с той минуты, как папа заставил его выкинуть Чарли. Прямо с той самой секунды, как папа затянул своё «ты уже взрослый», Ипполиту Анатольевичу стало ясно, что там, на улице, бродит Андрюша, и если этот Андрюша поймёт, что за Чарли некому заступиться, то, пожалуй, он снова заберёт щенка себе. Первой и самой верной мыслью было побить Андрюшу. Но Андрюша, хотя и был бит Мишей и почти что был бит Григорием, однако в обоих случаях не испугался, и, судя по всему, у Ипполита Анатольевича тоже не получится запугать этого страшного мальчика. Хуже всего было то, что он имел обыкновение таскаться по дворам, играя то в сыщика, то в индейца, то ещё в какую-то героическую профессию, но всегда один. У Ипполита Анатольевича не было никакого сомнения, что рано или поздно Андрюша набредёт и на эту горку, и тогда этот маленький монстр вновь получит власть над бедной собакой, как над своим имуществом.
Тем не менее, было уже хорошо за полдень. День неминуемо катился к роковой черте, когда, решены все оставшиеся проблемы или нет, а придётся всё-таки вернуться к родителям и уехать отсюда... почти навсегда.
Где его искать, этого Андрюшу, было совершенно непонятно. Никто из ребят не дружил с Андрюшей и не знал доподлинно его маршрутов. И поэтому Ипполит Анатольевич пошёл по всем дворам - по всему его тогдашнему миру, как будто не страсти, не желания и не холодный рассудок водил его по этой планете, а одно только ангельское провидение. Он не спешил, а вместо этого всё время прислушивался к себе, к какому-то чувству, которое время от времени просыпалось в нём и благодаря которому он, например, спас Чарли от утопления. Но никакого такого озарения в этот раз не случилось, хотя он уже два или три раза посетил одни и те же дворы. Ипполит Анатольевич избегал лишь холм, на котором играли в ушки, и где совершенно точно не могло быть Андрюши. Он не чувствовал дыхание ангела, но оно было, потому что, проходя уже третий раз мимо забора громадного кирпичного недостроя, Ипполит Анатольевич, не зная зачем, заглянул всё-таки через дырку в ограждении и увидел там, вдруг, деловитого и молчаливого Андрюшу.
Андрюша строил из брошенных без присмотра кирпичей плоскую дырявую пирамиду. Он добрался уже почти до собственного роста, когда выгнутая пузырём стена качнулась, будто вздутая ветром простыня, и рухнула прямо под ноги своему создателю. В этот момент Ипполит Анатольевич решился начать разговор.
- Привет, что делаешь?
Андрюша не отвечал. Вместо этого он сосредоточенно отодвинул в сторону несколько кирпичей и вновь принялся возводить строение.
- Башню строишь? Давай помогу!
- Ты не умеешь, у тебя помогалка не выросла! - буркнул Андрюша, и Ипполиту Анатольевичу вновь захотелось его побить.
- А вдруг выросла? - вместо это спросил Ипполит Анатольевич, поднял кирпич и вставил его в основание стены.
- А ну не трожь! - заорал Андрюша, и его лицо исказила гримаса не то страха, не то ужаса. - Не трогай, а то ты испортишь!
Андрюша схватил и отбросил установленный Ипполитом Анатольевичем кирпич и после этого молча и основательно принялся устанавливать на то же самое место другой.
- А ты что, совсем ни с кем не играешь? - тихо спросил поражённый Ипполит Анатольевич, - даже в «ушки»?
- У меня нет ушек. Они мне сказали, чтобы я приходил, когда будут ушки, а у меня нет.
Андрюша всё так же сосредоточено трудился, но несмотря на то, что тот не пролил ни слезинки, да и жалостливости никакой не было в его словах, Ипполиту Анатольевичу сделалось всё же Андрюшу жалко.
- А у меня есть, - похвастался Ипполит Анатольевич и тут же увидел, что непробиваемое Андрюшино спокойствие дрогнуло, и вместо того чтобы установить очередной кирпич, он внимательно посмотрел на Ипполита Анатольевича и несколько раз обтёр перепачканные красной пылью ладони об шорты.
- Хочешь покажу?
- Давай! - хмуро согласился Андрюша.
Ипполит Анатольевич выстроил из разбросанных кирпичей нечто вроде прилавка и выложил из карманов все свои богатства - и ушки, и деньги, и даже бесценную свинцовую биту. Несколько минут он наблюдал, как Андрюша с совершенно потерянным видом рассматривает коллекцию, после чего заговорил.
- Помнишь, у тебя собака была?
- Она и так моя. Вы её нечестно забрали! - возразил Андрюша. - Я когда стану сильным, заберу её.
- А я тоже подумал, что мы нечестно поступили, - соврал Ипполит Анатольевич. - Я прямо много дней об этом думал! Я думал, думал и решил собаку у тебя купить. Вот... всё, что видишь, отдам за него. Больше ничего нету!
- Не врёшь? Дай обыщу! - не поверил Андрюша.
- Честное слово! - поклялся Ипполит Анатольевич, но всё-таки позволил обхлопать себя андрюшеным противным, почти что скользким, рукам.
Андрюша колебался, лицо его сделалось жалким, и он, хотя и взял следующий кирпич, но не стал его класть в стену, просто держал обеими руками, как будто забыл, для чего всё это.
- Представляешь? Придёшь, а у тебя не только ушки есть, но и БИТА! А на деньги сможешь себе мороженное купить. По рукам?
- По рукам! - воскликнул Андрюша, и Ипполит Анатольевич увидел, как тот впервые за всю эту книгу улыбнулся.
- Только ты навсегда отказываешься от собаки. Если даже увидишь её, пройдёшь мимо. Не то чтобы там... гладить - просто мимо! - Уточнил договор Ипполит Анатольевич, и они ударили по рукам.
Глава 1 ... Глава 14, Глава 16
- Да нет. Мама не разрешает. Я спрашивал.
Ипполит Анатольевич с удивлением посмотрел на Мишу, который палец о палец не ударил, чтобы спасти Чарли, но зато, оказывается, уже просил маму забрать собаку себе.
- А чего не разрешает-то? - спросил он без всякого интереса.
- Говорит, гастроли... Возиться с ним некому будет.
- А ты?
- А на меня, говорит, никакой надежды...
- А ты, Алёша? На тебя-то точно никакой надежды... Но ты маму спрашивал?
- Спрашивал... - отчего-то застеснялся Алёша. - Сказала, что у нас мало денег, и если мы возьмём собаку, может не хватить на операцию.
Все трое посмотрели на короткую алёшину ногу, а двое из троих понимающе закивали. Алёша сидел так же, как и ходил, - скособочившись. Короткая нога качалась над утоптанной землёй на фоне бетонного блока.
- Я думал, операции бесплатно, - сказал Миша, на что Алёша пожал скрученными вокруг тонкой шеи плечами.
- Тогда я к Серёже сбегаю! - заключил Ипполит Анатольевич и сгрёб Чарли с земли. Передвигался он аккуратно, чтобы не растрясти детские свои драгоценности.
Вскоре он нажал на круглый старый уже несколько раз за свою долгую жизнь заляпанный краской звонок, и дверь открыла полноватая невысокая слегка высокомерная женщина в серой юбке и белой блузке - Серёжина мама. Она всё время чуть задирала подбородок, и её шея от этого казалась ровнее и стройнее. Ипполит Анатольевич заглянул этой женщине за спину и увидел в глубине самого Серёжу. Он медленно и неестественно приседал, расставив коленки в стороны. Одна рука его при этом была грациозно отставлена в сторону, а второй он держался за трубу отопления.
- А... нет... Серёже некогда-а, - рассеянно ответила мама, и Ипполит Анатольевич понял, что Серёжа тоже вёл с родителями «собачьи» беседы.
- Серёже некогда-а, он занимается-а, - с непонятным прононсом, как будто у неё был забит нос, повторила женщина. - - Ему некогда-а с собаками возиться-а.
Серёжа на заднем плане, словно заведённая игрушка, повторял свои дурацкие приседания.
- Тогда, может быть, Вы? Серёже некогда, так, может быть, у Вас есть время?
- Ну-ка, дай посмотреть!
Женщина ловким кошачьим движением выхватила Чарли из рук Ипполита Анатольевича, да так неудачно, что щенок даже взвизгнул, как будто от внезапной боли.
- Осторожно! - крикнул Ипполит Анатольевич, но Серёжина мама не обратила на это никакого внимания. Она подняла Чарли над головой, так, чтобы, рассматривая его, ни в коем случае не опустить подбородок, и принялась крутить там визжащего и отбивающегося щенка, как будто модную хрустальную вазу в магазине.
- И всего-то-о! - в той же гнусавой манере вынесла она вердикт. - А слёз-то сколько-о! Тут и глянуть не на что-о!
Ипполит Анатольевич выхватил, наконец, Чарли из рук этой коллекционерши и, быстро попрощавшись, исключительно потому только, что мама говорила в любой ситуации быть вежливым, выскочил из этого в момент ставшего страшным подъезда, как будто из вязкого, не имеющего дна, болота. Ощущение холодка, как после чудом проскочившей мимо опасности, не отпускало его до самой трансформаторной будки. В будке было пусто. Ребята уже убежали. «Наверное, ушли играть в ушки», - подумал Ипполит Анатольевич.
Он долго сидел на бетонном блоке, предоставив Чарли возиться у своих ног, и думал, кому бы ещё предложить щенка. В минутном отчаянье ему придумалось даже не прийти домой, чтобы родители пропустили свой самолёт, и тогда, может быть, они никуда и не улетят, а Чарли можно будет оставить в квартире? Может быть, он так бы и поступил, если бы у него была уверенность, что мама простит ему эту выходку. Самое главное, что Чарли она не оставит всё равно! Он вновь крутил и обсасывал в своей памяти различные имена, слово читал и перечитывал страницы давно уже наизусть выученной книги, и не мог найти правильного кандидата. Тогда, в сотый раз пересчитав друзей, он принялся прикидывать, кому бы из малознакомых мальчиков или даже взрослых можно было бы предложить щенка. Он с ужасом отбросил Андрюшу и с брезгливостью Николая. Толстый незнакомый мальчик, который так любил играть в ушки, показался Ипполиту Анатольевичу ненадёжным вариантом, да и остальные приходящие из отдалённых дворов игроки не внушали никакого доверия. Григория он отмёл с самого начала, кроме того, сегодня его почему-то во дворе не было, а где он живёт, Ипполит Анатольевич не знал. Тут ему на ум пришло «Школьное привидение» - баба Катя. Ипполит Анатольевич тут же сорвался с места и так быстро, насколько ему позволяли набитые «сокровищами» карманы, двинулся к школе.
Он обогнул здание школы, вскарабкался на разваливающееся кирпичное крыльцо без фундамента и несколько раз сильно ударил в сколоченную из крашеных досок дверь. Дверь висела криво и неплотно входила в такие же неровные косяки. Внутри завозились, и слышно было, как задрожала сетка панцирной кровати, баба Катя шумно вставила ноги в какие-то тапки и почти сразу открыла дверь.
- Чёй это ты? - спросила она и вперевалку выдвинулась на крыльцо, отчего Ипполиту Анатольевичу пришлось с крыльца сойти. На ногах толстой старухи были бесформенные фетровые чуни, от которых даже на улице попахивало стойким старческим духом. Ноги в сморщенных, похожих на детские, колготах выше колена прикрывала шерстяная однотонная юбка, сильно натянутая спереди на живот. Верхнюю же часть себя баба Катя укутала наглухо застёгнутой на все пуговицы вязаной кофтой. Одета она была не по погоде, а особенно Ипполиту Анатольевичу показалось странным, что в таком виде, то есть почти как на улице, она обитала в собственной комнате.
- Вот, собаку принёс...
Ипполит Анатольевич почувствовал себя просто-таки дурачком, но деваться ему уже было некуда.
- Этой-та? - прищурилась на Чарли баба Катя. - Этой-та Николай приносил Таньке на цепь. Бракованный!
- И ничего он не бракованный! - обиделся Ипполит Анатольевич. - Хороший!
- Хороший, хороший! - согласилась старуха. На её круглом добром лице заиграла странная, только старым людям свойственная, детская улыбка, а на глазах, кажется, появилась слеза.
- Чёй-то хотел? - вновь спросила она.
- Я уезжаю... или улетаю сегодня... А его девать некуда! Возьмёте?
- Это ты что, мне в комнату решил собаку? Я и сама-то тут еле-еле... Да и начальство школьное узнает?..
Старуха в каком-то остолбенении задумалась на полуслове. Она была старая, жалкая, бесполезная.
- А ну, стой! - отмерла старуха, и Ипполиту Анатольевичу пришлось прекратить свой почти что бег... куда-то туда... подальше отсюда.
- Ты чего это, глаза на мокром месте? Подожди! Не видишь, я старая! Я думаю! Чего бежать сразу? Тем более плакать... - заувещевала старуха, и Ипполит Анатольевич почувствовал себя загипнотизированным. Старуха перекатывала во рту слова, как будто пережёвывала само время и всё никак не могла дожевать до самого главного.
- Таньке бы его надо, так у неё есть. Его же брат и есть у Таньки! А сюда нельзя... Ты вот что. Я его кормить буду, пока не вырастет. А вырастет, там ещё найдётся кому кормить. Какой прок мне брать его? Собаки сколько живут? А я проживу сколько ещё? То-то! Ты, главное, место мне укажи, где он будет... такое, чтобы не знал никто. Особенно оглоеды эти, друзья твои. Дети чтобы не знали!
- Где же я такое место найду? Мы его в коробке держали. Я хотел в трансформаторной будке оставить.
Баба Катя отодвинула от Ипполита Анатольевича круглое расплывающееся лицо и улыбнулась не то чтобы криво, а с недоумением, что ли. Так смотрят на невероятно наивного только что облапошенного на базаре прохожего.
- Ты сам-то попробовал бы в бетонной коробке переночевать, да ещё в громадной такой! - проговорила она с насмешливой перепевкой в голосе. - Убежище должно быть маленькое, чтобы его телом согреть можно было, тряпками устеленное и, лучше всего, деревянное!
- Горка! - в один момент пришло озарение Ипполиту Анатольевичу. - В соседнем дворе горка стоит, на которую никто не ходит!
В соседнем дворе, действительно, стояла заброшенная горка, сколоченная из занозистых от старости, когда-то струганых и крашеных, а теперь светло-серых и покрытых городской пылью досок. Горка была для малышей, но даже и они не могли ей воспользоваться, потому что самый съезд с неё упирался в бетонный столб, а из рабочей наклонной поверхности торчали гнутые тонкие гвозди. Как-то так получилось, что ни одна из привычных детских троп-дорог не проходила мимо горки. Идеальное убежище!
- Да подожди! Подожди, не беги! - вновь остановила Ипполита Анатольевича баба Катя. - Надо же тарелку взять, еду ему положить. Чтобы он знал, пёс-то, где его дом, и не шарахался! Сейчас возьму что-нибудь, миску какую-нибудь выделю - и пойдём. Покажешь мне, где эта ваша горка...
Она строго-настрого наказала ждать и затем долго возилась внутри своей каморки. Гремели какие-то кастрюли, что-то переставлялось с места на место, шла какая-то своя, непонятная Ипполиту Анатольевичу жизнь. Пару раз ему даже показалась, что баба Катя забыла про него. В конце концов, она появилась вновь и вручила Ипполиту Анатольевичу подмятую алюминиевую кастрюлю с чем-то съедобным, поверх которой вместо крышки красовалась столовская суповая тарелка с оранжевой кольцеобразной каёмкой и двумя сколами-щербинами по краю. Баба Катя два раза с силой хлопнула дверью, стремясь вогнать её всё-таки в порушенные косяки, не добилась желаемого и заперла вход на тяжёлый полукруглый висячий замок.
Двинулись в путь, словно отправились в крёстный ход - медленно и с остановками. Впереди шёл Ипполит Анатольевич, гружённый Чарли, кофтой, да ещё и кастрюлей. За ним вперевалку, шумно дыша и покряхтывая, брела баба Катя. У Ипполита Анатольевича быстро занемела рука, кисть которой он вынужден был держать в напряжении, чтобы кастрюля сохраняла горизонтальное положение. Несколько раз он специально убегал вперёд, там останавливался и ставил свою ношу на землю. Там Ипполит Анатольевич ждал, пока баба Катя его нагонит.
Вокруг горки было мусорно, но хотя бы не противно. В основном валялись какие-то бумаги, пара консервных банок, истлевший от ржавчины бритвенный станок и прочее в том же духе. Лестница, по которой малыши должны были подниматься наверх, оказалась порушена, но внутрь попасть всё же было невозможно. Строение со всех сторон выглядело крепким и невредимым, разве что очень уж старым. И тогда Ипполит Анатольевич сделал то, что он ни разу ещё не делал раньше. Он глубоко вздохнул, с силой пнул в нижнюю часть боковой стороны этого сооружения и разломал две ссохшиеся до пыли штакетины, хотя мама строго-настрого запрещала Ипполиту Анатольевичу ломать во дворе что бы то ни было.
Он оторвал обломки досок и как мог загнул каблуком вылезшие на их месте гвозди. Затем заглянул внутрь и с удовольствием убедился, что изнутри горка представляла из себя не очень большой деревянный ящик. Он долго и усидчиво расстилал в этом ящике папину рубаху, пытаясь сделать так, чтобы вся земля внутри оказалась укрытой. На этом ковре Чарли выглядел, как помещик на трофейном диване. Баба Катя нагнулась и поставила рядом полную тарелку каши. «Барин» оживился, несколько раз крутанулся вокруг своей оси и с удовольствием принялся есть, то смешно зарываясь плоской мордочкой в варёную крупу, а то вздрагивая и фыркая, как будто чихая.
- Ну, а ты иди! - сказала вдруг баба Катя. - Иди, пока он ест. Потом увяжется - так и не уйдёшь ведь! Иди, иди!
И тогда стало ясно, что всё кончается как-то вдруг и в один момент. Только что Чарли был его личной собственностью, полностью зависимым любимым подопечным, а теперь надо быстро, тихо и безвозвратно уйти. Ипполит Анатольевич чуть замешкался, но всё же пошёл, то и дело оглядываясь на горку, около которой стояла, согнувшись в пояснице под острым углом на совершенно прямых ногах, баба Катя. Вид её был нелеп, как и её одежда, как и манера разговаривать - и всё же это был единственный за сегодня человек, который помог Ипполиту Анатольевичу!
Но Ипполит Анатольевич ещё и потому пошёл почти что без колебаний, что осталось у него одно, но очень важное дело. И дело это было - Андрюша. Про Андрюшу он думал с той минуты, как папа заставил его выкинуть Чарли. Прямо с той самой секунды, как папа затянул своё «ты уже взрослый», Ипполиту Анатольевичу стало ясно, что там, на улице, бродит Андрюша, и если этот Андрюша поймёт, что за Чарли некому заступиться, то, пожалуй, он снова заберёт щенка себе. Первой и самой верной мыслью было побить Андрюшу. Но Андрюша, хотя и был бит Мишей и почти что был бит Григорием, однако в обоих случаях не испугался, и, судя по всему, у Ипполита Анатольевича тоже не получится запугать этого страшного мальчика. Хуже всего было то, что он имел обыкновение таскаться по дворам, играя то в сыщика, то в индейца, то ещё в какую-то героическую профессию, но всегда один. У Ипполита Анатольевича не было никакого сомнения, что рано или поздно Андрюша набредёт и на эту горку, и тогда этот маленький монстр вновь получит власть над бедной собакой, как над своим имуществом.
Тем не менее, было уже хорошо за полдень. День неминуемо катился к роковой черте, когда, решены все оставшиеся проблемы или нет, а придётся всё-таки вернуться к родителям и уехать отсюда... почти навсегда.
Где его искать, этого Андрюшу, было совершенно непонятно. Никто из ребят не дружил с Андрюшей и не знал доподлинно его маршрутов. И поэтому Ипполит Анатольевич пошёл по всем дворам - по всему его тогдашнему миру, как будто не страсти, не желания и не холодный рассудок водил его по этой планете, а одно только ангельское провидение. Он не спешил, а вместо этого всё время прислушивался к себе, к какому-то чувству, которое время от времени просыпалось в нём и благодаря которому он, например, спас Чарли от утопления. Но никакого такого озарения в этот раз не случилось, хотя он уже два или три раза посетил одни и те же дворы. Ипполит Анатольевич избегал лишь холм, на котором играли в ушки, и где совершенно точно не могло быть Андрюши. Он не чувствовал дыхание ангела, но оно было, потому что, проходя уже третий раз мимо забора громадного кирпичного недостроя, Ипполит Анатольевич, не зная зачем, заглянул всё-таки через дырку в ограждении и увидел там, вдруг, деловитого и молчаливого Андрюшу.
Андрюша строил из брошенных без присмотра кирпичей плоскую дырявую пирамиду. Он добрался уже почти до собственного роста, когда выгнутая пузырём стена качнулась, будто вздутая ветром простыня, и рухнула прямо под ноги своему создателю. В этот момент Ипполит Анатольевич решился начать разговор.
- Привет, что делаешь?
Андрюша не отвечал. Вместо этого он сосредоточенно отодвинул в сторону несколько кирпичей и вновь принялся возводить строение.
- Башню строишь? Давай помогу!
- Ты не умеешь, у тебя помогалка не выросла! - буркнул Андрюша, и Ипполиту Анатольевичу вновь захотелось его побить.
- А вдруг выросла? - вместо это спросил Ипполит Анатольевич, поднял кирпич и вставил его в основание стены.
- А ну не трожь! - заорал Андрюша, и его лицо исказила гримаса не то страха, не то ужаса. - Не трогай, а то ты испортишь!
Андрюша схватил и отбросил установленный Ипполитом Анатольевичем кирпич и после этого молча и основательно принялся устанавливать на то же самое место другой.
- А ты что, совсем ни с кем не играешь? - тихо спросил поражённый Ипполит Анатольевич, - даже в «ушки»?
- У меня нет ушек. Они мне сказали, чтобы я приходил, когда будут ушки, а у меня нет.
Андрюша всё так же сосредоточено трудился, но несмотря на то, что тот не пролил ни слезинки, да и жалостливости никакой не было в его словах, Ипполиту Анатольевичу сделалось всё же Андрюшу жалко.
- А у меня есть, - похвастался Ипполит Анатольевич и тут же увидел, что непробиваемое Андрюшино спокойствие дрогнуло, и вместо того чтобы установить очередной кирпич, он внимательно посмотрел на Ипполита Анатольевича и несколько раз обтёр перепачканные красной пылью ладони об шорты.
- Хочешь покажу?
- Давай! - хмуро согласился Андрюша.
Ипполит Анатольевич выстроил из разбросанных кирпичей нечто вроде прилавка и выложил из карманов все свои богатства - и ушки, и деньги, и даже бесценную свинцовую биту. Несколько минут он наблюдал, как Андрюша с совершенно потерянным видом рассматривает коллекцию, после чего заговорил.
- Помнишь, у тебя собака была?
- Она и так моя. Вы её нечестно забрали! - возразил Андрюша. - Я когда стану сильным, заберу её.
- А я тоже подумал, что мы нечестно поступили, - соврал Ипполит Анатольевич. - Я прямо много дней об этом думал! Я думал, думал и решил собаку у тебя купить. Вот... всё, что видишь, отдам за него. Больше ничего нету!
- Не врёшь? Дай обыщу! - не поверил Андрюша.
- Честное слово! - поклялся Ипполит Анатольевич, но всё-таки позволил обхлопать себя андрюшеным противным, почти что скользким, рукам.
Андрюша колебался, лицо его сделалось жалким, и он, хотя и взял следующий кирпич, но не стал его класть в стену, просто держал обеими руками, как будто забыл, для чего всё это.
- Представляешь? Придёшь, а у тебя не только ушки есть, но и БИТА! А на деньги сможешь себе мороженное купить. По рукам?
- По рукам! - воскликнул Андрюша, и Ипполит Анатольевич увидел, как тот впервые за всю эту книгу улыбнулся.
- Только ты навсегда отказываешься от собаки. Если даже увидишь её, пройдёшь мимо. Не то чтобы там... гладить - просто мимо! - Уточнил договор Ипполит Анатольевич, и они ударили по рукам.
Глава 1 ... Глава 14, Глава 16