"Попутчики"
Опухшие грязные пальцы неумело трогали экран смартфона. Я смотрел на них завороженно и пытался понять, чем же он так повредил большой палец, что ноготь свернулся трубочкой, и куда подевались остальные ногти с других пальцев. Пока я подбирал варианты, парень включил на телефоне шансон и принялся раскладывать напротив меня пахучий баул. В нем, похоже, была вся его жизнь. Парню было лет 30, крепкий на вид, с редкой бородёнкой. Трико, свитер, какие-то газеты, блокноты, документы… Соседи по купе смотрели на него с презрением и боязнью. Опасаясь, видимо, что он передумает и сядет не со мной рядом, а с ними. Они приняли его за бомжа.
Не успел металлический женский голос объявить «осторожно, двери закрываются», в вагон вошли ещё двое таких же помятых жизнью: молодой и старик. Молодой улыбнулся, показывая пеньки гнилых зубов, почесал огромный шрам на пол-лица и указал старику на моего соседа: «Отец, вот Дамир!» Дамир встал, обнял старика, пожал ему руку, помог уложить его скарб под лавочку. Лицо старика было похоже на мозг, из которого торчит небольшой круглый нос. Молодой подсуетился, и между ним и Дамиром был накрыт импровизированный стол: бутерброды с докторской колбасой, паштет, пластиковые стаканчики, чипсы, бутыль водки «Калина красная» и сиська «Кока-колы». Извилины старика зашевелились, образовали под носом форму лодочки, он залил туда свой стакан водки и занюхнул сальным рукавом. Дамир и молодой выпили и закусили бутербродами. Начался неспешный разговор. Я, чтобы не мешать, включил плеер и уставился в промерзшее и заклеенное наспех скотчем окно электрички.
Голые деревья и кустарники мелькали, сменяя друг друга, снег прикрыл грязь и черноту гниющих листьев. В конце вагона один за другим возникали продавцы всего на свете, попрошайки-цыгане с гармошкой, попрошайки-добровольцы из Донбасса с гитарой и песней про Крым, пахнущие Питером бродячие музыканты с вечным Цоем и его пачкой сигарет. Продавец мистических журналов и изданий, согласно которым нами давно управляют полунасекомые-ангелы и только правильное применение магической силы кошек спасет человечество от окончательного порабощения. «Правила применение кошек разных пород только в этом выпуске. Всё это могучее знание всего за 25 рублей»! Однако банк сорвал талантливый узбек, изображавший болезнь Паркинсона. Ему дал денег даже мой сосед Дамир, до этого хитро улыбавшийся кровавыми, полными бессонницы глазами.
- Не знаешь какая станция была, не знаешь? - спросил меня старик, слегка тронув за колено. Я снял наушники, инстинктивно выглянул в окно, хотя там было уже очень темно.
- Наверное, Заветы Ильича. Но я не уверен. - сказал я и снова уставился в окно, пытаясь увидеть хоть что-то знакомое.
- Лысого проехали, - сказал старик своим товарищам.
- Дамир, расскажи отцу, как ты петуха на место поставил, - разулыбался молодой, пихая Дамира локтём в бок.
Дамир засмеялся и словно увеличился в размерах. Было видно, что ему очень хочется рассказать эту историю, но он хочет, чтобы старик тоже попросил.
- А что за петух? - откашливаясь спросил старик.
- Отец, да заехал к нам один. Вёл себя тихо, день-другой. Все было по совести. Делился с нами, и его никто не трогал. А тут по ящику показывали передачу про Ису, и он вдруг начал грязными словами выражаться. Сатанист оказался. Все молчат, а я не стал. Говорю ему: «Ты чё кукарекаешь там? Завали или у параши спать будешь, понял меня?» - рассказал Дамир, медленно делая руками жесты, чем-то напоминающие жесты кинематографического Сталина.
- Отец, а петух был здоровый, огромный был петух, но Дамир его - опа! - добавил довольный молодой.
- Молодец, - сказал не без гордости старик.
- Я сидел в Ташкенте, в Казахстане сидел, но такого там не было, а тут такой петушила вылез. Я думал, я его убью, но он обоссался и больше ни слова не говорил. Я сам не скажу, что верующий, я же татарин, но женщина моя по монастырям ездит, молитвы знает, она русская из Новосибирска. Она любит Ису, а тут этот кукарекать взялся…
- Молодец, уважаю, правильно поступил, - сказал дед. Снова выпили. Дамир достал смартфон.
- Отец, Серёга, послушайте, это хорошая песня.
Из смартфона захрипел мужской голос и шум гитары:
«В памяти останется тот срок
Что у жизни счастье отобрал
Но жестоким вышел тот урок
Как бы не жалел и не страдал
Жаль, что розы в мае не цветут
Их когда-то так любила мать
Если жены и друзья не ждут
Только мама не устанет ждать».
Запись была такая, словно ее сделали в декабре на улицах солнечного Магадана на магнитофон «Электроника-302». Когда начался припев, я снова надел наушники и задремал. Разбудил меня Дамир.
- Браток, черви ползут, мы отойдём ненадолго, - сказал он, указывая на двух женщин контролёров в красных пуховиках и двух скучающих кавказцев в униформе с надписью «Охрана» на всю спину, - постереги наши места, ворон много, смотри чтобы не налетели.
- У тебя ведь есть билет? - уже уходя спросил Дамир. Я кивнул в ответ.
Через одну станцию мои попутчики перебежали в наш вагон и, довольные, вернулись на свои места. Дамир поблагодарил меня, предложил выпить с ними, я отказался. Они настаивать не стали.
- А ты что слушаешь? - вдруг спросил меня Дамир.
- Чехова. - ответил я, снимая наушники.
- Это который петух? - с подозрением, но не уверенно растягивая слова спросил молодой. Я молчал. Паузу прервал старик.
- Нет, петух был Чайковский. - успокоил молодого старик.
- А дай послушать, никогда не слышал Чехова, - попросил меня Дамир. Я протянул ему плеер. Тот вслушался. Лицо его из веселого, стало напряженным и немного нервным.
- Хорошо мужик говорит. А что там за история, что с ребенком происходит? - спросил он меня.
- Один барин изменял своей жене с молодой служанкой, жена не знала. А служанка, когда ее выгнали, стала шантажировать барина, мол, всё расскажет и просила денег. Потом вообще сказала, что беременна и что раз он платить не хочет, то опозорит его подкинет ему младенца.
- Сука - сказал молодой. Старик закашлял, а Дамир сосредоточился. Я продолжил.
- Барин возвращался домой и на крыльце нашел мальчика-грудничка. Взял его и подкинул своим соседям, чтобы не позориться…
- Козёл! - зарычал Дамир.
- Потом он вернулся и забрал ребенка, совесть замучила, отнес жене и признался, что это его ребенок. - продолжил я.
- Мужик, мужик. Чуть не запетушился, но Бог поправил! - сказал довольно молодой.
- А дальше я ещё не дослушал. - сказал я.
- Ничего, главное сына спас. - сказал старик. Дамир молчал. Волновался. Рассказ растревожил его, и он уже не выглядел таким бравым. Он потёр глаза и тихо заговорил.
- Я очень боялся, что моя меня не дождётся. Что блядью окажется.
- Ну она же дождалась? - спросил старик.
- Отец, да, она чистая, честная. Дождалась, не изменяла мне, люди за ней присматривали. Но я когда ее увидел - избил.
- За что? Изменила-таки? Не углядели? - спросил старик.
- Нет, она чистая. А за что - не знаю. Просто не мог сдержаться. Потом она ревела, я ее гладил и просил прощения. - сказал Дамир и прослезился.
- Ничего. Бог простит. - успокоил старик. Дамир поскрипел зубами. Видно, что он не закончил, но говорить ему очень сложно.
- А ведь у меня в Казахстане от другой сын остался… - процедил он.
- Ого! - взвизгнул молодой.
- Он там, а ты тут. Не хорошо. - проговорил, засыпая разморенный от водки и тепла старик.
- Я каждый месяц, пока был на свободе, посылал ему деньги. Есть работа, нет работы. Кровь из носа высылал 150 баксов. Клянусь!
- Молодец. - похлопал его по плечу молодой. Дамир смотрел то на меня, то на старика. Я ничего не сказал и снова посмотрел в окно. Старик тоже молчал.
«Следующая станция Хотьково» - сказал металлический голос.
- Наша, мужики, - сказал старик и, охая, вытащил из-под лавки баул.
Дамир собрал с лавочки крошки, стряхнул их аккуратно в карман, попрощался со мной и побрел в тамбур за стариком и Серёгой.
Я выключил плеер и уставился в тёмное окно...
Где-то далеко в лучах жаркого солнца несется быстрая речка Чирчик, питающая могучую тёску Царя Дария - Сырдарью. По берегам речки расселись полчища камышей, мудрые вековые деревья сдерживают шум бегущей воды. Только они знают, что это вовсе не шум, а бесконечные истории слепых камней и валунов, лежащих здесь со времен сотворения мира. Камни говорят в надежде, что их услышат. В зарослях у реки притаился быстрый, как стрела, тювик, вот он подкараулил нерасторопного воробья и с хрустом переломал ему косточки.
Вдруг костлявый мужик в грязном сером фартуке заслонил собой свет, и речной мираж исчез. Мужик улыбался, словно Синигами; уловив мой взгляд, он начал кружиться в танце. От него воняло то кислой капустой и потом, то колбасой и алкоголем, то мышиным дерьмом. Когда он начинал хохотать, то источал запах хлорки вперемешку с лекарствами. Держа в руках блестящие щипцы и довольно пуская слюну, он шел ко мне, за его спиной была дверь с глазком, а под потолком маячила грязная лампочка. Он схватил меня за руку и потянул к себе, приготовив щипцы. Я вздрогнул и проснулся. За руку меня тряс контролёр.
26.11.15