Как я был немецким шпионом
- Have you seen any German spies?
- Nein!
- Nine? That's a lot!
(сериал “Blackadder”)
История эта стала веселой только благодаря чистой случайности. Если бы не случайность - это была бы очень, очень грустная история…
Подполковник Царев швырнул портянку на стол в коммутаторной.
- Расписывайте!
Мы принялись расписывать.
Портянка - это такой счет за междугородные переговоры. Длинный. Очень длинный. В портянке перечислено, на какие номера мы успели за истекший месяц позвонить и сколько казенных денег при этом потратить. Солдат тоже человек, ну, или почти человек - ему иногда тоже хочется домой позвонить, с мамкой-папкой погутарить. А в конце месяца наступает расплата. И солдатики сидят, маркируют карандашиком «свои» номера. Не было у нас тогда сотовых. Только обычный городской телефон. Как у пещерных людей.
Расписали портянку и вернули начальнику.
А потом он нас всех построил у себя в кабинете. И ласково так говорит:
- Значит так, ребята. Я вас убивать не стану. Сегодня. Только сознайтесь, кто вот на этот номер звонил.
А номер - ой, загадочный! Цифр шибко много. Да и сумма очень не маленькая. И в довершение всего, сделан звонок чуть ли не в полночь.
- Это, - говорит Царев, - звонок, между прочим, не к бабушке в село Дубки. Это в самую что ни на есть Германию звонок. И вот мне теперь интересно, какая сука додумалась позвонить с секретного телефона узла связи в Германию, и самое главное, какие общие темы эта сука с Германией обсуждала?
Ситуация получается крайне некрасивая. Телефон узла связи доступен только самому подполковнику, его заму-прапорщику и пятерым солдатикам-связистам. Дело начинает попахивать военным трибуналом. Солдатики изображают на лицах понимание и суровую задумчивость, но в связях с дальним зарубежьем никто не сознается. После получасового допроса, выкурив пачки две «Примы», подполковник понял, что с налету разоблачить шпиона не получится. Личный состав пришлось распустить, а прапорщик был отправлен в близлежащий магазин за стимулятором мозговой деятельности.
К тому моменту, когда стимулятор был выпит, круг подозреваемых сузился до двух человек. Эти двое дежурили на узле в ту злополучную ночь.
Разумеется, одним из них оказался я.
Сначала Царев допросил радиста. Радист - здоровый деревенский детина - ни бельмеса не понимал по немецки, да к тому же весь его моральный облик ну никак не вязался с преступными намерениями. Свинью зарезать, дров нарубить - это да. Родину продать - нет. Радиста отпустили.
Тогда наступила моя очередь. Я был известен своими откровенными высказываниями о том, что неплохо бы открыть на близлежащем рынке ларек «Родина» и в нем торговать, соответственно, Родиной. Кроме того, мой брат - и это тоже было широко известно общественности - проживал на ПМЖ за рубежом. Завидя, как я бочком осторожно вдвигаюсь в кабинет, подполковник почуял, что напал на верный след.
- Ну, что, Леха? Сдавайся. Мы тебя раскусили. Зачем звонил немцам?
- Да, - поддакнул прапорщик. - Не отпирайся даже. Мы все знаем.
Я замотал башкой.
- Никак нет, товарищ подполковник. Не звонил.
Подполковник вздохнул.
- У тебя брат за бугром. Я знаю.
- Так точно.
- Ага! Ну вот, я так и знал.
- Он в Америке, товарищ подполковник. Где Америка, и где Германия.
Подполковник покосился на прапорщика. Действительно, получалась небольшая неувязочка. Прапорщик пожал плечами и придал своему лицу выражение «А мне-то откуда знать, где Германия?»
- Больше никто не мог звонить. Только ты остался.
- Товарищ полполковник, у нас же на узле шкаф распределительный стоит, там все телефоны военкомата. Если бы я захотел позвонить за границу, я бы к любому телефону подключился и с него позвонил. Что я, дурак, что ли, так подставляться?
Это был серьезный аргумент. Я тогда действительно был не дурак, и это тоже был широко известный факт.
- Ну, неважно, - по минутному размышлению сказал Царев. - В общем, так. Я пока в военную прокуратуру сообщать не буду. Но только пока. Ты до вечера подумай. Свободен.
Я вышел, чувствуя, что свободен я тоже - «пока». На горизонте явственно обозначились кирпичные стены «Матросской Тишины».
На вечернем допросе я, естественно, тоже не сознался. И на утреннем тоже. И на последующих за ними. Следствие заходило в тупик, но подполковник колебался - передавать дело прокуратуре ему не хотелось. Сами понимаете, нарушение секретности объекта, за такое можно и самому загреметь… А может, и правда пожалел дурака-солдата.
В общем, за пределы узла дело не выходило, но и просто так замять его было никак нельзя. В этой связи начальством предпринимались регулярные приемы мозгового стимулятора с последующим вызовом подозреваемых для профилактического допроса. Безрезультатно. Признаваться я не хотел.
Так прошла примерно неделя. Все это время я по обычному графику ходил на дежурства на узел и каждый день ждал, когда же за мной придут люди в форме… Люди не приходили.
Зато однажды пришел радист Коля Шурупов. Он пришел вечером, в двенадцатом часу, возбужденный и нервный.
- Леха! Представь, хотел сейчас домой позвонить, беру трубку - а там кто-то не по-нашему разговаривает!
Я схватил телефон. Действительно, в трубке отчетливо слышались два голоса, мужской и женский, разговаривавшие по-немецки. Не иначе, как где-то в дебрях какой-то АТС что-то заглючило и наши линии запараллелились с чьими-то посторонними.
Я рванул в дежурку военкомата, оставив Колю слушать инородцев. По счастью, помощником дежурного по военкомату в тот вечер был как раз наш прапорщик. Я вкратце обрисовал ему ситуацию. Прапорщик рванулся на узел и приник ухом к трубке.
Немцы продолжали беззаботно шпрехать, не подозревая о том, что на их хвост уже упал русский прапорщик.
- Кто там? - закричал русский прапорщик в трубку. - Кто разговаривает?!
Немец-мужчина, видимо понимал по-русски. Он в сдержанных выражениях посоветовал прапорщику идти к такой-то муттер и не мешать разговору.
С этого момента я понял, что спасен.
Мы осмотрели все прилегающие к зданию военкомата подворотни на предмет притаившихся там немецких шпионов, но никого, разумеется, не нашли.
Наутро я был официально реабилитирован. Подполковник Царев с облегчением выдохнул и сказал:
- Ну, ты это… Я всегда знал, что ты парень хороший. Молодец. Иди, служи.
И я пошел служить.
Я до сих пор не знаю, о чем разговаривали те двое. Но кто бы знал, как я им благодарен за то, что в тот вечер им приспичило поболтать, и еще - Коле, за то, что ему тоже приспичило поболтать одновременно с немцами...