Вниз по наклонной
Рано утром Дима, как обычно, ехал на работу в битком набитой электричке, которая к тому же еще и опаздывала. Но сегодня это его не волновало, потому что вчера его любимая команда «Зенит» выиграла кубок УЕФА. Как он вчера болел за свою команду! Жаль, никто не видел, как он прыгал от счастья и кричал «Гол!», как упивался радостными минутами, когда футболисты держали в руках заветный кубок. Дима забыл в тот момент обо всем - о том, что жена вот уже три дня как не разговаривает с ним, что завтра опять на работу, где его, скорей всего, вызовут на ковер, что жизнь вообще как-то дала трещину в последнее время, - все это не имело значения. «Зенит» победил. И утром в электричке Дима все еще пребывал в эйфории. В последнее время в его жизни было не так много радостных событий. Он силился и не мог понять, где и когда он споткнулся на жизненном пути, что изменилось в нем или вокруг него. Он сравнивал себя, каким он был лет десять назад, с тем, кем он стал теперь. И сравнение было не в пользу последнего. Он разучился радоваться жизни, смеяться во весь голос. Вчерашний футбол как бы вырвал его из сомнамбулического состояния, и теперь он пытался осознать произошедшие перемены.
Входя в метро, он вспомнил, как жена зло посмотрела на него, когда он вчера вечером сидел перед телевизором, потягивая пиво. Ничего не сказала и ушла в другую комнату, хлопнув дверью. Она не любила футбол и вообще мало что разделяла из его увлечений. В особенности пиво. Их отношения давно уже потеряли ту ауру безоблачности и нежности, которая присутствовала в первое время. Вот ведь как бывает, думал Дима, идешь у женщины на поводу и постепенно растворяешься в ней без остатка. Ничего больше не существует, кроме ее желаний и капризов. Твоя собственная личность отходит на второй план. Женщина начинает хотеть за тебя и говорить тебе, что следует делать и как жить. Все, что есть в тебе и не вписывается в ее систему ценностей, подлежит истреблению. И преподносится это как нечто само собой разумеющееся. Громкими и правильными, но избитыми и пустыми по сути словами, сводящимися к долгу и обязанности, твой мозг обрабатывается ежедневно - иногда дозировано, иногда неудержимым потоком. Она апеллирует к твоей совести, вгрызается в твою душу мертвой хваткой и не отпускает, пока желаемый результат не достигнут. Сначала ты яростно сопротивляешься, пытаешься противостоять этому цунами, состоящему из свода услышанных от мамы и вычитанных в романах понятий добра и справедливости, но даже капля камень точит. И вот в один прекрасный день ты вдруг осознаешь, что тебя по сути больше нет. Есть твоя одежда в шкафу, твоя зубная щетка в ванной, твой эспандер где-то в кладовке и твоя зарплата в загашнике. А тебя самого нет. Все ваше совместное пространство - и материальное и духовное - заполняет собой она, и она везде - на полках в комнате стоят ее любимые книги и альбомы, вся мебель в квартире подобрана по ее вкусу, ты пьешь то спиртное, которое она еще как-то переносит и тогда, когда она не против того, чтобы ты немножко - именно немножко - выпил, выходные ты организовываешь по ее распорядку, из друзей у тебя остались только те, которые ей нравятся. Все остальные подвергаются беспощадной критике и подлежат остракизму. Она звонит тебе каждые полчаса и спрашивает, где ты. Сначала такое поведение приводит тебя в бешенство, но она не обращает на это внимание, улыбается и говорит - ну не злись, я же волнуюсь, переживаю. Ты начинаешь думать - а ведь и правда волнуется, переживает, не спит, и звонки становятся системой и входят в привычку. Ты становишься объектом для переноса представлений об идеальном мужчине и воплощения мечты в жизнь. Ее мечты и ее представлений, разумеется. Любой твой протест или даже попытка его тут же подавляется громкими словами - ты меня больше не любишь, тебе абсолютно наплевать на меня, я ничего не значу в твоей жизни, ты эгоист и думаешь только о себе и прочая блажь в подобном духе. Первое время совместной жизни вас еще цементирует секс, противоречия разрешаются в постели. Но постепенно, все чаще и чаще, в ход идет берновская игра «динамо», и сам секс превращается в рутину, пусть даже он на короткое время и скрадывает разногласия. Исчезает само представление о сексе как о некоем таинстве. Вы перестаете тщательно следить за собой - она уже не бреет регулярно подмышки и ноги, не стремится выглядеть таинственно или загадочно, прихорашивается исключительно для похода «в люди», для тебя прихорашиваться незачем, а у тебя появляется брюшко, ты медленно, но верно жиреешь и тупеешь, на выходных перестаешь бриться, «жизнь - движение» - это уже не твой закон и глядя на нее, расхаживающую по квартире с полотенцем на голове, ты не испытываешь абсолютно никаких эмоций - ни радости, ни раздражения. Вы смотрите друг на друга, как смотрят на шкаф, который всегда тут стоял и простоит еще столько же. И переход из эйфории влюбленности в обыденность занимает не всю жизнь, а каких-то несколько лет. При этом она не перестает зомбировать тебя. Временами ты срываешься, происходит очередной скандал, вы орете друг на друга, она хлопает дверями и бегает по квартире с выпученными глазами, а ты сдерживаешь себя, чтобы не залепить пощечину. Потом вы не разговариваете какое-то время, иногда несколько дней. В конечном итоге все возвращается на круги своя. Ни любви, ни влюбленности не остается - одна лишь привычка и нежелание что-либо менять. Бывает, конечно, такая же ситуация с точностью до наоборот - женщина растворяется в мужчине, но такие случаи происходят довольно редко и там совсем другие тараканы.
Размышляя таким образом, Дима пришел к выводу, что он сам растворился в жене практически без остатка. Небольшая часть в нем еще подавала признаки жизни, хваталась за соломинку, поэтому он и смотрел вчера футбол, потягивая пиво. Еще год совместной жизни, и от него ничего не останется. Он превратится в отражение жены, одетое в мужскую одежду, или даже просто станет ее тенью, что более вероятно. Противостоять подобному развитию событий у него не хватало характера, как, впрочем, не хватало его и на то, чтобы уйти. Однажды он прочитал где-то изречение Ницше - когда нечего больше любить, надо просто пройти мимо. Любить больше было нечего, но пройти мимо мешала привычка и привязанность. Он пытался вспомнить, нащупать тот момент, когда его отношения с женой потеряли страстность и превратились в банальное сосуществование. Как-то все получилось само собой. Из энергичного, жизнерадостного молодого человека с честолюбивыми помыслами, которому все прочили большое будущее, он превратился в заурядного клерка, погрязшего в мелких дрязгах и пытающегося компенсировать собственную слабость алкоголем. Жизнь его состояла из будней и выходных, как и у всех вокруг. Но будни были в тягость, а выходные перестали приносить ему радость, потому что у жены всегда наготове были обширные планы на год вперед, и времени на себя самого практически не оставалось. Обычно планирование начиналось в понедельник и продолжалось в течение всей недели. В пятницу вечером суббота и воскресенье были расписаны по минутам. Одновременно с планированием ближайших уикэндов осуществлялось методичное зондирование почвы на предмет будущего отпуска. Мужчину надо постоянно направлять, иначе он станет неуправляемым, и тогда придется худо - услышав однажды эту сомнительную истину, жена безоговорочно ее приняла и сделала руководством к действию. И пока Дима размышлял, куда бы лучше поехать, жена уже преподносила готовый вариант со словами - хочу туда. Препирательства носили ожесточенный характер, и в подавляющем большинстве случаев Дима просто уступал, не имея желания напрашиваться на очередной скандал. Он вообще предпочитал избегать острых углов, старался по возможности сгладить конфликтную ситуацию. За это жена частенько обзывала его тряпкой, после чего брала дело в свои руки. В компаниях она считала своим долгом напоминать Диме, когда ему надо остановиться со спиртным, причем говорила это не на ушко, а так, чтобы все слышали - Дима, тебе уже хватит. Она установила норму, больше которой Диме пить не полагалось, и зорко за ней следила. Если все же по каким-либо причинам он выпивал лишнее, на следующий день его ждала экзекуция - жена во всех подробностях и в самых ярких красках рассказывала ему, насколько ничтожен и жалок он был вчера. Причем смаковала детали с особым остервенением. На Димины защитные реплики - а сама-то? ржала, как лошадь, и жопой вертела, как шлюха последняя, - она подчеркнуто обиженно надувала губы, закатывала глаза и начинала кричать - как ты смеешь говорить мне такие вещи? Ты не понимаешь что ли, что ты выглядел как шут вчера? Мне просто стыдно за тебя было, я не знала куда деваться. Далее следовали слезы, потом Дима извинялся за то, что сказал грубость, потом покупал какой-нибудь подарок, чтобы загладить свою вину. В результате он вообще стал редко куда ходить, а если и шел куда-нибудь, то старался избавиться от компании жены, что всегда давалось ему с большим трудом. Два самых близких человека превращались в самых ненавистных врагов. Наименее энергоемким способом сосуществования Диме казался полный отказ от борьбы и потакание прихотям жены с наименьшими потерями для собственной нервной системы. Иногда он вспоминал, что он мужчина, и начинал плыть против течения супружеской жизни, но силы быстро заканчивались, нервы изматывались, и он переставал сопротивляться. Плыл беспомощным бревном, методично подталкиваемый женой.
И сейчас он машинально, по привычке ехал в сторону работы, которая не приносила ему никакого удовольствия и была для него просто способом зарабатывания денег на непомерные запросы жены. Последние дни он все чаще думал - надо что-то менять. А сегодня утром, после вчерашней победы «Зенита», он вдруг отчетливо осознал - так дальше жить нельзя. Надо собрать остатки воли в кулак, напрячься и вырваться из замкнутого круга. Начну с работы, решил Дима. Сегодня же пойду и потребую повышения зарплаты, а если откажут - уволюсь. Мало что ли работы вокруг? Зачем зря небо коптить? Подстегиваемый собственной решимостью, которой он и сам от себя не ожидал, Дима подошел к офису. Выкурил сигарету, прежде чем войти, попытался унять образовавшуюся нервную дрожь. Попытка оказалась неудачной. Ничего, ничего, - думал Дима. Это пройдет. Они у меня попляшут сегодня. А то - Дима туда, Дима сюда, делай то, не делай это. Хватит.
В офисе уже почти все были на своих местах. В центре комнаты, где он сидел, клерки оживленно обсуждали вчерашний матч. Дима решил сохранить свою радость от победы для себя и не стал принимать участия в эмоциональном споре.
Один клерк, дородный детина в костюме с цветастым галстуком, вдалбливал другому:
- Что есть «Зенит»? Это команда Газпрома. Разве Газпром может проиграть? Сам подумай. Матч куплен - это же очевидно, как дважды два.
Второй был в корне не согласен и пискливым голосом возражал:
- Ты видел, как они играли? Это же команда мирового уровня. У них лучший в мире тренер, и игроки как на подбор. Результат по игре, однозначно.
Детина ухмыльнулся:
- Есть Газпром - отсюда и лучший тренер, и хорошие игроки. А теперь представь - Газпром покупает «Зениту» всех самых лучших и проигрывает финал. Это же нонсенс. Это же большой спорт и большие деньги. Сними розовые очки, мальчик. Какой еще результат по игре? Еще скажи, что ЦСКА Абрамовича взял кубок по игре. Не смеши меня, ей-богу.
Диме не нравился этот разговор. Был финал, была победа. Причем тут какие-то газпромы и абрамовичи с их деньгами. Он злился, но молчал. Внутри него уже вскипала ярость к этому детине, который своими сальными пальцами жестоко стирал его мечту в порошок. Но встать и сказать - заткнись, сволочь! - Дима не смог. Не сумел.
В самый разгар спора в комнату зашел начальник отдела - ухоженный менеджер в лакированных ботинках, обильно опрысканный дорогой сладкой бурдой, похожей на Босс.
- Работать будем сегодня, господа?
Клерки в молчании разошлись по местам. Когда шеф подошел к Диме и стал за спиной, Дима вспомнил, как ехал однажды рядом с бомжом в тамбуре. Вонь стояла невыносимая, но уйти было некуда. Очень сильно хотелось зажать нос. Но остальные пассажиры привычно переносили вонь, не делая никаких телодвижений. Чтобы не показаться белой вороной, Дима вынужден был незаметно дышать ртом. Нечто похожее он испытал и сейчас - шеф распространял вокруг себя столько аромата, что инстинктивно хотелось зажать нос.
Уверенным, хорошо поставленным командным голосом начальник обратился к Диме:
- Что-то Вы неважно выглядите, Дмитрий. Болели вчера активно, да? Ладно, суть не в этом. Когда же Вы, наконец, соизволите предоставить мне данные за прошлый месяц? Время идет, и в данном случае оно работает против Вас.
Дима как-то внезапно обмяк на стуле, предательская слабость парализовала все его тело, в особенности шейные мышцы и язык. Дима не нашел в себе сил посмотреть начальнику в лицо и сказать ему все то, что он подготовил по дороге. На него было жалко смотреть.
- Имейте в виду, что если к вечеру данных не будет, я вынужден буду просить руководство оштрафовать Вас за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей. Своей нерасторопностью Вы ставите под удар всю компанию. Прошу Вас все-таки поднапрячься, Вы же не кисейная барышня.
После этого начальник развернулся и уверенной походкой вышел из комнаты. Дима остался сидеть на своем стуле как оплеванный. Он боялся поднять глаза и посмотреть на коллег, которые сейчас сверлили его взглядами.
Доработал этот день Дима автоматически, закончил отчет, сдал его шефу и машинально пошел в сторону метро. Дома ждала жена, и в том, как будут развиваться события, он уже не сомневался. От всей его утренней решимости не осталось и следа.
Входя в метро, он вспомнил, как жена зло посмотрела на него, когда он вчера вечером сидел перед телевизором, потягивая пиво. Ничего не сказала и ушла в другую комнату, хлопнув дверью. Она не любила футбол и вообще мало что разделяла из его увлечений. В особенности пиво. Их отношения давно уже потеряли ту ауру безоблачности и нежности, которая присутствовала в первое время. Вот ведь как бывает, думал Дима, идешь у женщины на поводу и постепенно растворяешься в ней без остатка. Ничего больше не существует, кроме ее желаний и капризов. Твоя собственная личность отходит на второй план. Женщина начинает хотеть за тебя и говорить тебе, что следует делать и как жить. Все, что есть в тебе и не вписывается в ее систему ценностей, подлежит истреблению. И преподносится это как нечто само собой разумеющееся. Громкими и правильными, но избитыми и пустыми по сути словами, сводящимися к долгу и обязанности, твой мозг обрабатывается ежедневно - иногда дозировано, иногда неудержимым потоком. Она апеллирует к твоей совести, вгрызается в твою душу мертвой хваткой и не отпускает, пока желаемый результат не достигнут. Сначала ты яростно сопротивляешься, пытаешься противостоять этому цунами, состоящему из свода услышанных от мамы и вычитанных в романах понятий добра и справедливости, но даже капля камень точит. И вот в один прекрасный день ты вдруг осознаешь, что тебя по сути больше нет. Есть твоя одежда в шкафу, твоя зубная щетка в ванной, твой эспандер где-то в кладовке и твоя зарплата в загашнике. А тебя самого нет. Все ваше совместное пространство - и материальное и духовное - заполняет собой она, и она везде - на полках в комнате стоят ее любимые книги и альбомы, вся мебель в квартире подобрана по ее вкусу, ты пьешь то спиртное, которое она еще как-то переносит и тогда, когда она не против того, чтобы ты немножко - именно немножко - выпил, выходные ты организовываешь по ее распорядку, из друзей у тебя остались только те, которые ей нравятся. Все остальные подвергаются беспощадной критике и подлежат остракизму. Она звонит тебе каждые полчаса и спрашивает, где ты. Сначала такое поведение приводит тебя в бешенство, но она не обращает на это внимание, улыбается и говорит - ну не злись, я же волнуюсь, переживаю. Ты начинаешь думать - а ведь и правда волнуется, переживает, не спит, и звонки становятся системой и входят в привычку. Ты становишься объектом для переноса представлений об идеальном мужчине и воплощения мечты в жизнь. Ее мечты и ее представлений, разумеется. Любой твой протест или даже попытка его тут же подавляется громкими словами - ты меня больше не любишь, тебе абсолютно наплевать на меня, я ничего не значу в твоей жизни, ты эгоист и думаешь только о себе и прочая блажь в подобном духе. Первое время совместной жизни вас еще цементирует секс, противоречия разрешаются в постели. Но постепенно, все чаще и чаще, в ход идет берновская игра «динамо», и сам секс превращается в рутину, пусть даже он на короткое время и скрадывает разногласия. Исчезает само представление о сексе как о некоем таинстве. Вы перестаете тщательно следить за собой - она уже не бреет регулярно подмышки и ноги, не стремится выглядеть таинственно или загадочно, прихорашивается исключительно для похода «в люди», для тебя прихорашиваться незачем, а у тебя появляется брюшко, ты медленно, но верно жиреешь и тупеешь, на выходных перестаешь бриться, «жизнь - движение» - это уже не твой закон и глядя на нее, расхаживающую по квартире с полотенцем на голове, ты не испытываешь абсолютно никаких эмоций - ни радости, ни раздражения. Вы смотрите друг на друга, как смотрят на шкаф, который всегда тут стоял и простоит еще столько же. И переход из эйфории влюбленности в обыденность занимает не всю жизнь, а каких-то несколько лет. При этом она не перестает зомбировать тебя. Временами ты срываешься, происходит очередной скандал, вы орете друг на друга, она хлопает дверями и бегает по квартире с выпученными глазами, а ты сдерживаешь себя, чтобы не залепить пощечину. Потом вы не разговариваете какое-то время, иногда несколько дней. В конечном итоге все возвращается на круги своя. Ни любви, ни влюбленности не остается - одна лишь привычка и нежелание что-либо менять. Бывает, конечно, такая же ситуация с точностью до наоборот - женщина растворяется в мужчине, но такие случаи происходят довольно редко и там совсем другие тараканы.
Размышляя таким образом, Дима пришел к выводу, что он сам растворился в жене практически без остатка. Небольшая часть в нем еще подавала признаки жизни, хваталась за соломинку, поэтому он и смотрел вчера футбол, потягивая пиво. Еще год совместной жизни, и от него ничего не останется. Он превратится в отражение жены, одетое в мужскую одежду, или даже просто станет ее тенью, что более вероятно. Противостоять подобному развитию событий у него не хватало характера, как, впрочем, не хватало его и на то, чтобы уйти. Однажды он прочитал где-то изречение Ницше - когда нечего больше любить, надо просто пройти мимо. Любить больше было нечего, но пройти мимо мешала привычка и привязанность. Он пытался вспомнить, нащупать тот момент, когда его отношения с женой потеряли страстность и превратились в банальное сосуществование. Как-то все получилось само собой. Из энергичного, жизнерадостного молодого человека с честолюбивыми помыслами, которому все прочили большое будущее, он превратился в заурядного клерка, погрязшего в мелких дрязгах и пытающегося компенсировать собственную слабость алкоголем. Жизнь его состояла из будней и выходных, как и у всех вокруг. Но будни были в тягость, а выходные перестали приносить ему радость, потому что у жены всегда наготове были обширные планы на год вперед, и времени на себя самого практически не оставалось. Обычно планирование начиналось в понедельник и продолжалось в течение всей недели. В пятницу вечером суббота и воскресенье были расписаны по минутам. Одновременно с планированием ближайших уикэндов осуществлялось методичное зондирование почвы на предмет будущего отпуска. Мужчину надо постоянно направлять, иначе он станет неуправляемым, и тогда придется худо - услышав однажды эту сомнительную истину, жена безоговорочно ее приняла и сделала руководством к действию. И пока Дима размышлял, куда бы лучше поехать, жена уже преподносила готовый вариант со словами - хочу туда. Препирательства носили ожесточенный характер, и в подавляющем большинстве случаев Дима просто уступал, не имея желания напрашиваться на очередной скандал. Он вообще предпочитал избегать острых углов, старался по возможности сгладить конфликтную ситуацию. За это жена частенько обзывала его тряпкой, после чего брала дело в свои руки. В компаниях она считала своим долгом напоминать Диме, когда ему надо остановиться со спиртным, причем говорила это не на ушко, а так, чтобы все слышали - Дима, тебе уже хватит. Она установила норму, больше которой Диме пить не полагалось, и зорко за ней следила. Если все же по каким-либо причинам он выпивал лишнее, на следующий день его ждала экзекуция - жена во всех подробностях и в самых ярких красках рассказывала ему, насколько ничтожен и жалок он был вчера. Причем смаковала детали с особым остервенением. На Димины защитные реплики - а сама-то? ржала, как лошадь, и жопой вертела, как шлюха последняя, - она подчеркнуто обиженно надувала губы, закатывала глаза и начинала кричать - как ты смеешь говорить мне такие вещи? Ты не понимаешь что ли, что ты выглядел как шут вчера? Мне просто стыдно за тебя было, я не знала куда деваться. Далее следовали слезы, потом Дима извинялся за то, что сказал грубость, потом покупал какой-нибудь подарок, чтобы загладить свою вину. В результате он вообще стал редко куда ходить, а если и шел куда-нибудь, то старался избавиться от компании жены, что всегда давалось ему с большим трудом. Два самых близких человека превращались в самых ненавистных врагов. Наименее энергоемким способом сосуществования Диме казался полный отказ от борьбы и потакание прихотям жены с наименьшими потерями для собственной нервной системы. Иногда он вспоминал, что он мужчина, и начинал плыть против течения супружеской жизни, но силы быстро заканчивались, нервы изматывались, и он переставал сопротивляться. Плыл беспомощным бревном, методично подталкиваемый женой.
И сейчас он машинально, по привычке ехал в сторону работы, которая не приносила ему никакого удовольствия и была для него просто способом зарабатывания денег на непомерные запросы жены. Последние дни он все чаще думал - надо что-то менять. А сегодня утром, после вчерашней победы «Зенита», он вдруг отчетливо осознал - так дальше жить нельзя. Надо собрать остатки воли в кулак, напрячься и вырваться из замкнутого круга. Начну с работы, решил Дима. Сегодня же пойду и потребую повышения зарплаты, а если откажут - уволюсь. Мало что ли работы вокруг? Зачем зря небо коптить? Подстегиваемый собственной решимостью, которой он и сам от себя не ожидал, Дима подошел к офису. Выкурил сигарету, прежде чем войти, попытался унять образовавшуюся нервную дрожь. Попытка оказалась неудачной. Ничего, ничего, - думал Дима. Это пройдет. Они у меня попляшут сегодня. А то - Дима туда, Дима сюда, делай то, не делай это. Хватит.
В офисе уже почти все были на своих местах. В центре комнаты, где он сидел, клерки оживленно обсуждали вчерашний матч. Дима решил сохранить свою радость от победы для себя и не стал принимать участия в эмоциональном споре.
Один клерк, дородный детина в костюме с цветастым галстуком, вдалбливал другому:
- Что есть «Зенит»? Это команда Газпрома. Разве Газпром может проиграть? Сам подумай. Матч куплен - это же очевидно, как дважды два.
Второй был в корне не согласен и пискливым голосом возражал:
- Ты видел, как они играли? Это же команда мирового уровня. У них лучший в мире тренер, и игроки как на подбор. Результат по игре, однозначно.
Детина ухмыльнулся:
- Есть Газпром - отсюда и лучший тренер, и хорошие игроки. А теперь представь - Газпром покупает «Зениту» всех самых лучших и проигрывает финал. Это же нонсенс. Это же большой спорт и большие деньги. Сними розовые очки, мальчик. Какой еще результат по игре? Еще скажи, что ЦСКА Абрамовича взял кубок по игре. Не смеши меня, ей-богу.
Диме не нравился этот разговор. Был финал, была победа. Причем тут какие-то газпромы и абрамовичи с их деньгами. Он злился, но молчал. Внутри него уже вскипала ярость к этому детине, который своими сальными пальцами жестоко стирал его мечту в порошок. Но встать и сказать - заткнись, сволочь! - Дима не смог. Не сумел.
В самый разгар спора в комнату зашел начальник отдела - ухоженный менеджер в лакированных ботинках, обильно опрысканный дорогой сладкой бурдой, похожей на Босс.
- Работать будем сегодня, господа?
Клерки в молчании разошлись по местам. Когда шеф подошел к Диме и стал за спиной, Дима вспомнил, как ехал однажды рядом с бомжом в тамбуре. Вонь стояла невыносимая, но уйти было некуда. Очень сильно хотелось зажать нос. Но остальные пассажиры привычно переносили вонь, не делая никаких телодвижений. Чтобы не показаться белой вороной, Дима вынужден был незаметно дышать ртом. Нечто похожее он испытал и сейчас - шеф распространял вокруг себя столько аромата, что инстинктивно хотелось зажать нос.
Уверенным, хорошо поставленным командным голосом начальник обратился к Диме:
- Что-то Вы неважно выглядите, Дмитрий. Болели вчера активно, да? Ладно, суть не в этом. Когда же Вы, наконец, соизволите предоставить мне данные за прошлый месяц? Время идет, и в данном случае оно работает против Вас.
Дима как-то внезапно обмяк на стуле, предательская слабость парализовала все его тело, в особенности шейные мышцы и язык. Дима не нашел в себе сил посмотреть начальнику в лицо и сказать ему все то, что он подготовил по дороге. На него было жалко смотреть.
- Имейте в виду, что если к вечеру данных не будет, я вынужден буду просить руководство оштрафовать Вас за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей. Своей нерасторопностью Вы ставите под удар всю компанию. Прошу Вас все-таки поднапрячься, Вы же не кисейная барышня.
После этого начальник развернулся и уверенной походкой вышел из комнаты. Дима остался сидеть на своем стуле как оплеванный. Он боялся поднять глаза и посмотреть на коллег, которые сейчас сверлили его взглядами.
Доработал этот день Дима автоматически, закончил отчет, сдал его шефу и машинально пошел в сторону метро. Дома ждала жена, и в том, как будут развиваться события, он уже не сомневался. От всей его утренней решимости не осталось и следа.