(no subject)
ЮЛЬКА
Снег начал усиливаться, залепляя лобовое стекло там, где до него не могли дотянуться включенные дворники. Я ехал по вечернему загородному шоссе в Зеленогорск, думая о том, что завтра Новый год, и что я буду встречать его один на втором этаже пустой дачи моего друга. Именно так - первые часы наступившего года, и я лежу в темной комнате, глядя в широкое окно на ртутный свет уличного фонаря и на тени веток, ложащиеся на покрытые инеем стекла.
Ребенком я часто пытался представить себя в новом веке. Мне казалось, что если это и время когда-нибудь и наступит, я буду совсем чужим мужчиной - взрослым и каким-то другим. Прошло уже несколько лет с той воображаемой отметки, но я не "чужой мужчина", а точь-в-точь тот же мальчик. Лежащий июльским днем в траве и разглядывающий, как целеустремленно ползет божья коровка по стеблю мятлика, как добирается до его макушки, вертится в нерешительности вправо-влево, раздумывая, куда бы ей направить свой полет, раскрывает для пробы оранжевые надкрылья, и вдруг, передумав, поспешно начинает спускаться вниз. Я преграждаю указательным пальцем ей путь, и она поворачивает обратно. Задержавшись на доли секунды на вершине травинки, она с легким шелестом прозрачных темно-коричневых крыльев отрывается от своей опоры и летит прочь легким воздушным зигзагом. Я слежу за ней, пока она не превращается в крохотную точку и не растворяется между синевой неба и пестротой летнего луга. Я ее больше не увижу.
Сквозь метель показались пустынные берега озера Разлив. Уже не так и далеко. Оно оставалось почти позади, когда я увидел у обочины высокую фигуру девушки. Правая рука ее была приподнята в вопросительно-останавливающем жесте. Что-то заставило меня нажать на тормоз и остановиться рядом с ней.
Она подошла, взглянула внимательно в окошко и приоткрыла дверь. Я увидел длинные светлые волосы и неожиданно юное лицо с розовыми прыщиками у рта и тенями вокруг усталых глаз.
- Вам куда? - спросил я, чувствуя уже ненужность своего вопроса.
- Я работаю… Не хотите? Всего триста рублей. Впереди съезд и там местечко удобное. Презервативы у меня есть.
- Нет, спасибо… Я думал, вас подвезти нужно, - я почему-то прятал глаза.
Она взглянула еще раз, выпрямилась и медленно закрыла дверь. Я поехал дальше, досадуя на свою наивность. Но через десять минут, когда я, казалось, снова сосредоточился на дороге, я вдруг опять увидел перед собой склонившееся лицо и распущенные русые волосы. Внутри меня что-то сжалось, в глазах потемнело. Я подал вправо и остановил машину. Я сидел за рулем, опустив голову, не в силах продолжать путь. Я чувствовал, как внизу груди, в животе и ниже темная змея пришла в движение, упруго разворачивая свои кольца. Очнувшись, я развернул машину и погнал ее обратно.
Скоро впереди показался уже знакомый силуэт. «Она еще здесь», - подумал я
- Это снова я. Я проезжал тут двадцать минут назад. Садитесь.
Я не понял, узнала ли она меня. Мы тронулись
- Еще метров сто и будет съезд.
- Нет, я так не хочу.
Она внимательно посмотрела на меня.
- Ты куда едешь?
- В Зеленогорск.
- Я там живу. Подвезешь? Сегодня уже, похоже, работы не будет. Замерзла ужасно.
- Хорошо.
Мы помолчали.
- А хочешь, ко мне можно зайти. У меня там дом. Ну, по-нормальному. Я много не возьму, тысячу.
Мне показалось, что я кивнул.
- Тебя как зовут? Меня Юлька. Господи, хоть отогреюсь у тебя в машине. Весь день сегодня стою.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать. В Сестрорецке я только работаю, а живу в Зеленогорске.
- Трудно работать?
- Ну, знаешь, разные попадаются. Бывают нормальные, жалеют, дают больше, чем просишь, а бывают и уроды. Вот недавно один останавливается. Минет триста рублей, говорю. Деньги вперед. Как это вперед, отвечает - а вдруг ты возьмешь и убежишь. Да куда я убегу - лес кругом. Нет, говорит, деньги после. Так и уехал. Но это еще ничего. Осенью два каких-то отморозка деньги пытались отнять. По лицу ударили, руки стали выворачивать, в карманы полезли. Но я деньги-то в колготках держу - вырвалась все-таки. Осторожно, машина!
- Ничего, не бойся. Я сейчас музыку тебе поставлю свою любимую.
- Слушай, а ты мог бы мне деньги сейчас дать? Я просто пятьсот девчонке одной должна, я ей сейчас бы и отдала.
Я протянул ей полторы тысячи.
- Знаешь, я посплю чуть-чуть. Разбуди меня у Зеленогорска.
Ее глаза стали смыкаться, и лицо приняло совсем детское выражение.
- Подъезжаем.
- А, останови здесь, я сейчас.
Она, позвонив, вышла. Я увидел, как ней подошла молоденькая миловидная девчонка с пухлым личиком. Они поговорили. Та посмотрела в мою сторону и улыбнулась.
Юлька вернулась.
- Все, поехали дальше. Она тоже на трассе работает.
- Куда?
- На перекрестке налево, потом на улицу Красных командиров, на углу с Госпитальной. Знаешь? Нет? Я покажу. У меня там дом. Правда, я в нем не живу. Мы с дочкой живем у тетки. У меня ведь дочка еще есть. Ей год.
- Как ее зовут?
- Маша… Вот тут.
- Музыка тебе понравилась?
- Нет, не очень. Я что-нибудь повеселее люблю…
Дом был довольно большой, покосившийся и старый. На черных досках кое-где были видны следы коричневой краски. Мы поднялись на запорошенное снегом крыльцо. Юлька открыла замок, вошла и включила свет. В сенях стояло наполовину наполненное ведро с замерзшей водой.
- Иди за мной наверх, по лестнице. У меня здесь второй этаж. Первый чужой. Черт, холодновато тут… Но топить я не буду, можно? Мне к дочке надо.
Мы прошли через маленькую кухню в комнату. Я увидел кровать со смятым невероятно несвежим бельем и темно-красным одеялом сверху. На полу лежали окурки и два шприца.
- Ты не подумай, это не я, - сказала она, поймав мой взгляд. - Я наркотиками не балуюсь, я понимаю. Это жильцы, я им комнату осенью сдавала. Если не трудно, сходи на колонку, мы хоть чайник вскипятим.
Когда я вернулся, шприцы и окурки были убраны, а Юлька разбирала постель.
- Знаешь, давай я просто это белье сниму - у меня здесь другого нет. Хорошо?
- Конечно.
Я видел, как она раскладывает это кое-где порванное одеяло, так что видна желтая вата, тяжелое, будто набитое сырым песком, и подумал, что оно, должно быть, ужасно холодное.
- Если тебе понравится, ты потом можешь ко мне приходить. Будем встречаться, когда захочешь.
Чайник закипел, она достала кружки, бросила в них по пакетику чая.
- У меня мандарины есть в сумке, хочешь? - сказал я.
- Давай!
Она взяла мандарин и стала чистить его. Я смотрел на ее пальцы - тонкие, белые, правильной формы. Она была стройной, довольно высокого роста, с длинными ногами, форму которых, впрочем, было трудно оценить из-за толстых штанов на синтетической подстежке, которые были на ней надеты. Лицо ее можно было бы назвать привлекательным, если бы не контраст между почти детскими, обветренными губами и глазами, глядящими устало и оценивающе одновременно.
- Ты не женат?
- Нет.
- Я тоже не была замужем. Два года назад я познакомилась с парнем. Дочка моя от него. Мы около года жили вместе. Он все время говорил, что любит, что ему не нравится, что я работаю на трассе, а сам брал у меня деньги. И на работу не шел. Потом мне это надоело.
- А ты не думаешь, что бросить все-таки надо? Нет, не сейчас, конечно, но через какое-то время? Нельзя же всю жизнь этим заниматься. Ведь потом будет точка, с которой уже не будет возврата…
- А куда я пойду? Продавщицей на пять тысяч рублей? Нет уж, спасибо… В прошлом году остановился один мужик… Довольно молодой, он в Сестрорецке живет, его там в общем-то знают, кажется, полубандит какой-то. Мы потом с ним не один раз виделись. Так вот, он вдруг заявил, что хочет мне помочь. Сказал, чтобы я бросала работу, что возьмет в свою фирму секретаршей… А какая из меня секретарша? Да меня же весь Сестрорецк на трассе видел! Потом еще стал говорить, чтобы я продавала свою половину дома, он поможет мне в оформлении... Ну, и я тут подумала, что нефиг с ним связываться. Непонятно, что он там такое замышляет. Оставит без денег и без дома…
Я допил чай. Юлька съела почти все мандарины… Она встала и подошла к старому серванту. Сняла с него черно-белую фотографию, протянула мне. Я увидел молодую женщину с ясными глазами и чуть напряженной улыбкой. Она выглядела моложе меня теперешнего, но по одежде и прическе понял, что мы почти ровесники - возможно, она на четыре-пять лет старше.
- Это моя мама. Она умерла три года назад. Мне ее часто не хватает…
- А отец?
- С отцом они развелись, когда я была совсем маленькая. Мы с ним не общались.
Она помолчала, потом поставила фотографию на место.
- Знаешь, мне уже это не бросить. Я не могу, да и не хочу, - в ее голосе звучала какая-то твердая убежденность. Все-таки приличный заработок. Да и дочку кормить нужно. Вот только если встречу человека, который по-настоящему меня полюбит, которого я полюблю… Тогда бы я бросила… наверное…
Душа моя все больше наполнялась странной нежностью к этой юной женщине и искренним уважением. Мне только очень горьким вдруг показалось представить, как будет меняться это уже теперь слегка обветренное лицо, грубеть голос, становиться вульгарным в своей заученности поведение… «Но твои проповеди тут не нужны… Эта девочка знает больше, чем ты сам», - услышал я голос.
Юлька подняла на меня глаза и посмотрела как-то виновато и просительно.
- Знаешь, а давай сегодня не будем? - сказала она извиняющимся голосом. Здесь очень холодно, я опять замерзла. Давай в следующий раз, я отработаю.
- Ну конечно.
Я и сам чувствовал, что почти закоченел. И жалость, сочувствие Юльке уже вытеснили все остальные желания.
- Тогда пойдем. Добрось меня до аптеки - куплю таблетки, что-то голова сильно разболелась.
Аптека, как назло, оказалось закрыта. Юлька забежала в продуктовый магазин, чтобы купить творожной массы - как она объяснила, у нее здорово получается запеканка. Да и дочка ее любит.
- Останови вот тут. Здесь моя тетка живет. Я, наверное, все-таки после Нового года переберусь к себе, так что ты заходи, когда будешь в Зеленогорске. В конце концов, просто поговорить. Знаешь, иногда так не хватает настоящего друга… Ну, пока!
- Пока, Юля!
Я обнял ее и поцеловал в губы.
Прошло время. Я несколько раз бывал в Зеленогорске и всегда заезжал к дому на Госпитальной улице. Но участок неизменно был ровно занесен снегом, на котором не было видно тропинок, не было расчищено и крыльцо. Я перестал там бывать.
Не видел я Юльку и на том же месте в Сестрорецке.
В начале весны мы с другом, покатавшись на лыжах, собрались в город. Мы только повернули на шоссе, как я увидел ее. Она стояла у дороги с привычным жестом. Я вышел из машины и почти вприпрыжку побежал к ней.
- Юля, здравствуй! - сказал я негромко, подойдя совсем близко.
Она обернулась. В ее глазах отсутствовало всякое выражение, и они казались стеклянными, или, скорее, подернутыми непроницаемой пленкой.
- Это я, помнишь… Мы с тобой перед Новым годом познакомились…
- Я работаю… Что тебе нужно?
- Я так, просто… узнать, как дела…
- Я РАБОТАЮ… Или плати, или не мешай.
Я повернулся и зашагал машине. Смятение, обида, недоумение - я не знаю, какое чувство преобладало во мне в тот момент. Я сел в машину и захлопнул дверцу. Посмотрел на друга.
- Потом расскажу, - сказал я и нажал на газ.
И тут я в зеркале увидел, как Юлька поворачивается и идет к нам. Но поднявшаяся к голове откуда-то снизу ярость уже застилала все передо мной. Я надавил сильнее, и машина, буксуя в грязном снеге, выползла с обочины на асфальт и быстро набрала скорость. Я рассказал по дороге другу всю историю.
- Ну, что ты хочешь... Она привыкла получать от мужчин деньги - это ее работа. Смешно думать, что она будет помнить тебя, тем более ждать от нее, что будет благодарна.
Когда поздно вечером я высадил его у дома и поехал к себе, то вдруг задумался. Этот вопрос я задаю себе всякий раз, когда вспоминаю о Юльке: «Зачем она тогда пошла к машине? Что она хотела мне сказать?»
Больше я ее не видел.
Снег начал усиливаться, залепляя лобовое стекло там, где до него не могли дотянуться включенные дворники. Я ехал по вечернему загородному шоссе в Зеленогорск, думая о том, что завтра Новый год, и что я буду встречать его один на втором этаже пустой дачи моего друга. Именно так - первые часы наступившего года, и я лежу в темной комнате, глядя в широкое окно на ртутный свет уличного фонаря и на тени веток, ложащиеся на покрытые инеем стекла.
Ребенком я часто пытался представить себя в новом веке. Мне казалось, что если это и время когда-нибудь и наступит, я буду совсем чужим мужчиной - взрослым и каким-то другим. Прошло уже несколько лет с той воображаемой отметки, но я не "чужой мужчина", а точь-в-точь тот же мальчик. Лежащий июльским днем в траве и разглядывающий, как целеустремленно ползет божья коровка по стеблю мятлика, как добирается до его макушки, вертится в нерешительности вправо-влево, раздумывая, куда бы ей направить свой полет, раскрывает для пробы оранжевые надкрылья, и вдруг, передумав, поспешно начинает спускаться вниз. Я преграждаю указательным пальцем ей путь, и она поворачивает обратно. Задержавшись на доли секунды на вершине травинки, она с легким шелестом прозрачных темно-коричневых крыльев отрывается от своей опоры и летит прочь легким воздушным зигзагом. Я слежу за ней, пока она не превращается в крохотную точку и не растворяется между синевой неба и пестротой летнего луга. Я ее больше не увижу.
Сквозь метель показались пустынные берега озера Разлив. Уже не так и далеко. Оно оставалось почти позади, когда я увидел у обочины высокую фигуру девушки. Правая рука ее была приподнята в вопросительно-останавливающем жесте. Что-то заставило меня нажать на тормоз и остановиться рядом с ней.
Она подошла, взглянула внимательно в окошко и приоткрыла дверь. Я увидел длинные светлые волосы и неожиданно юное лицо с розовыми прыщиками у рта и тенями вокруг усталых глаз.
- Вам куда? - спросил я, чувствуя уже ненужность своего вопроса.
- Я работаю… Не хотите? Всего триста рублей. Впереди съезд и там местечко удобное. Презервативы у меня есть.
- Нет, спасибо… Я думал, вас подвезти нужно, - я почему-то прятал глаза.
Она взглянула еще раз, выпрямилась и медленно закрыла дверь. Я поехал дальше, досадуя на свою наивность. Но через десять минут, когда я, казалось, снова сосредоточился на дороге, я вдруг опять увидел перед собой склонившееся лицо и распущенные русые волосы. Внутри меня что-то сжалось, в глазах потемнело. Я подал вправо и остановил машину. Я сидел за рулем, опустив голову, не в силах продолжать путь. Я чувствовал, как внизу груди, в животе и ниже темная змея пришла в движение, упруго разворачивая свои кольца. Очнувшись, я развернул машину и погнал ее обратно.
Скоро впереди показался уже знакомый силуэт. «Она еще здесь», - подумал я
- Это снова я. Я проезжал тут двадцать минут назад. Садитесь.
Я не понял, узнала ли она меня. Мы тронулись
- Еще метров сто и будет съезд.
- Нет, я так не хочу.
Она внимательно посмотрела на меня.
- Ты куда едешь?
- В Зеленогорск.
- Я там живу. Подвезешь? Сегодня уже, похоже, работы не будет. Замерзла ужасно.
- Хорошо.
Мы помолчали.
- А хочешь, ко мне можно зайти. У меня там дом. Ну, по-нормальному. Я много не возьму, тысячу.
Мне показалось, что я кивнул.
- Тебя как зовут? Меня Юлька. Господи, хоть отогреюсь у тебя в машине. Весь день сегодня стою.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать. В Сестрорецке я только работаю, а живу в Зеленогорске.
- Трудно работать?
- Ну, знаешь, разные попадаются. Бывают нормальные, жалеют, дают больше, чем просишь, а бывают и уроды. Вот недавно один останавливается. Минет триста рублей, говорю. Деньги вперед. Как это вперед, отвечает - а вдруг ты возьмешь и убежишь. Да куда я убегу - лес кругом. Нет, говорит, деньги после. Так и уехал. Но это еще ничего. Осенью два каких-то отморозка деньги пытались отнять. По лицу ударили, руки стали выворачивать, в карманы полезли. Но я деньги-то в колготках держу - вырвалась все-таки. Осторожно, машина!
- Ничего, не бойся. Я сейчас музыку тебе поставлю свою любимую.
- Слушай, а ты мог бы мне деньги сейчас дать? Я просто пятьсот девчонке одной должна, я ей сейчас бы и отдала.
Я протянул ей полторы тысячи.
- Знаешь, я посплю чуть-чуть. Разбуди меня у Зеленогорска.
Ее глаза стали смыкаться, и лицо приняло совсем детское выражение.
- Подъезжаем.
- А, останови здесь, я сейчас.
Она, позвонив, вышла. Я увидел, как ней подошла молоденькая миловидная девчонка с пухлым личиком. Они поговорили. Та посмотрела в мою сторону и улыбнулась.
Юлька вернулась.
- Все, поехали дальше. Она тоже на трассе работает.
- Куда?
- На перекрестке налево, потом на улицу Красных командиров, на углу с Госпитальной. Знаешь? Нет? Я покажу. У меня там дом. Правда, я в нем не живу. Мы с дочкой живем у тетки. У меня ведь дочка еще есть. Ей год.
- Как ее зовут?
- Маша… Вот тут.
- Музыка тебе понравилась?
- Нет, не очень. Я что-нибудь повеселее люблю…
Дом был довольно большой, покосившийся и старый. На черных досках кое-где были видны следы коричневой краски. Мы поднялись на запорошенное снегом крыльцо. Юлька открыла замок, вошла и включила свет. В сенях стояло наполовину наполненное ведро с замерзшей водой.
- Иди за мной наверх, по лестнице. У меня здесь второй этаж. Первый чужой. Черт, холодновато тут… Но топить я не буду, можно? Мне к дочке надо.
Мы прошли через маленькую кухню в комнату. Я увидел кровать со смятым невероятно несвежим бельем и темно-красным одеялом сверху. На полу лежали окурки и два шприца.
- Ты не подумай, это не я, - сказала она, поймав мой взгляд. - Я наркотиками не балуюсь, я понимаю. Это жильцы, я им комнату осенью сдавала. Если не трудно, сходи на колонку, мы хоть чайник вскипятим.
Когда я вернулся, шприцы и окурки были убраны, а Юлька разбирала постель.
- Знаешь, давай я просто это белье сниму - у меня здесь другого нет. Хорошо?
- Конечно.
Я видел, как она раскладывает это кое-где порванное одеяло, так что видна желтая вата, тяжелое, будто набитое сырым песком, и подумал, что оно, должно быть, ужасно холодное.
- Если тебе понравится, ты потом можешь ко мне приходить. Будем встречаться, когда захочешь.
Чайник закипел, она достала кружки, бросила в них по пакетику чая.
- У меня мандарины есть в сумке, хочешь? - сказал я.
- Давай!
Она взяла мандарин и стала чистить его. Я смотрел на ее пальцы - тонкие, белые, правильной формы. Она была стройной, довольно высокого роста, с длинными ногами, форму которых, впрочем, было трудно оценить из-за толстых штанов на синтетической подстежке, которые были на ней надеты. Лицо ее можно было бы назвать привлекательным, если бы не контраст между почти детскими, обветренными губами и глазами, глядящими устало и оценивающе одновременно.
- Ты не женат?
- Нет.
- Я тоже не была замужем. Два года назад я познакомилась с парнем. Дочка моя от него. Мы около года жили вместе. Он все время говорил, что любит, что ему не нравится, что я работаю на трассе, а сам брал у меня деньги. И на работу не шел. Потом мне это надоело.
- А ты не думаешь, что бросить все-таки надо? Нет, не сейчас, конечно, но через какое-то время? Нельзя же всю жизнь этим заниматься. Ведь потом будет точка, с которой уже не будет возврата…
- А куда я пойду? Продавщицей на пять тысяч рублей? Нет уж, спасибо… В прошлом году остановился один мужик… Довольно молодой, он в Сестрорецке живет, его там в общем-то знают, кажется, полубандит какой-то. Мы потом с ним не один раз виделись. Так вот, он вдруг заявил, что хочет мне помочь. Сказал, чтобы я бросала работу, что возьмет в свою фирму секретаршей… А какая из меня секретарша? Да меня же весь Сестрорецк на трассе видел! Потом еще стал говорить, чтобы я продавала свою половину дома, он поможет мне в оформлении... Ну, и я тут подумала, что нефиг с ним связываться. Непонятно, что он там такое замышляет. Оставит без денег и без дома…
Я допил чай. Юлька съела почти все мандарины… Она встала и подошла к старому серванту. Сняла с него черно-белую фотографию, протянула мне. Я увидел молодую женщину с ясными глазами и чуть напряженной улыбкой. Она выглядела моложе меня теперешнего, но по одежде и прическе понял, что мы почти ровесники - возможно, она на четыре-пять лет старше.
- Это моя мама. Она умерла три года назад. Мне ее часто не хватает…
- А отец?
- С отцом они развелись, когда я была совсем маленькая. Мы с ним не общались.
Она помолчала, потом поставила фотографию на место.
- Знаешь, мне уже это не бросить. Я не могу, да и не хочу, - в ее голосе звучала какая-то твердая убежденность. Все-таки приличный заработок. Да и дочку кормить нужно. Вот только если встречу человека, который по-настоящему меня полюбит, которого я полюблю… Тогда бы я бросила… наверное…
Душа моя все больше наполнялась странной нежностью к этой юной женщине и искренним уважением. Мне только очень горьким вдруг показалось представить, как будет меняться это уже теперь слегка обветренное лицо, грубеть голос, становиться вульгарным в своей заученности поведение… «Но твои проповеди тут не нужны… Эта девочка знает больше, чем ты сам», - услышал я голос.
Юлька подняла на меня глаза и посмотрела как-то виновато и просительно.
- Знаешь, а давай сегодня не будем? - сказала она извиняющимся голосом. Здесь очень холодно, я опять замерзла. Давай в следующий раз, я отработаю.
- Ну конечно.
Я и сам чувствовал, что почти закоченел. И жалость, сочувствие Юльке уже вытеснили все остальные желания.
- Тогда пойдем. Добрось меня до аптеки - куплю таблетки, что-то голова сильно разболелась.
Аптека, как назло, оказалось закрыта. Юлька забежала в продуктовый магазин, чтобы купить творожной массы - как она объяснила, у нее здорово получается запеканка. Да и дочка ее любит.
- Останови вот тут. Здесь моя тетка живет. Я, наверное, все-таки после Нового года переберусь к себе, так что ты заходи, когда будешь в Зеленогорске. В конце концов, просто поговорить. Знаешь, иногда так не хватает настоящего друга… Ну, пока!
- Пока, Юля!
Я обнял ее и поцеловал в губы.
Прошло время. Я несколько раз бывал в Зеленогорске и всегда заезжал к дому на Госпитальной улице. Но участок неизменно был ровно занесен снегом, на котором не было видно тропинок, не было расчищено и крыльцо. Я перестал там бывать.
Не видел я Юльку и на том же месте в Сестрорецке.
В начале весны мы с другом, покатавшись на лыжах, собрались в город. Мы только повернули на шоссе, как я увидел ее. Она стояла у дороги с привычным жестом. Я вышел из машины и почти вприпрыжку побежал к ней.
- Юля, здравствуй! - сказал я негромко, подойдя совсем близко.
Она обернулась. В ее глазах отсутствовало всякое выражение, и они казались стеклянными, или, скорее, подернутыми непроницаемой пленкой.
- Это я, помнишь… Мы с тобой перед Новым годом познакомились…
- Я работаю… Что тебе нужно?
- Я так, просто… узнать, как дела…
- Я РАБОТАЮ… Или плати, или не мешай.
Я повернулся и зашагал машине. Смятение, обида, недоумение - я не знаю, какое чувство преобладало во мне в тот момент. Я сел в машину и захлопнул дверцу. Посмотрел на друга.
- Потом расскажу, - сказал я и нажал на газ.
И тут я в зеркале увидел, как Юлька поворачивается и идет к нам. Но поднявшаяся к голове откуда-то снизу ярость уже застилала все передо мной. Я надавил сильнее, и машина, буксуя в грязном снеге, выползла с обочины на асфальт и быстро набрала скорость. Я рассказал по дороге другу всю историю.
- Ну, что ты хочешь... Она привыкла получать от мужчин деньги - это ее работа. Смешно думать, что она будет помнить тебя, тем более ждать от нее, что будет благодарна.
Когда поздно вечером я высадил его у дома и поехал к себе, то вдруг задумался. Этот вопрос я задаю себе всякий раз, когда вспоминаю о Юльке: «Зачем она тогда пошла к машине? Что она хотела мне сказать?»
Больше я ее не видел.