Мое Чтение - А.Ф. Пахомов Про свою работу
"Меня часто спрашивают, почему я стал изображать детей? Мне трудно дать себе в этом вполне ясный отчет. Возможно, одной из причин было то, что я очень рано, с десяти лет, один-одинешенек попал в город и жил на "казенных харчах, т.е. ежедневно недоедал, всегда думал о пище, ходил в рваных сапогах и грязном белье. Поэтому мое детство до 10 лет, проведенное в деревне, у родителей, мне всегда представлялось самым счастливым и беспечным временем моей жизни. Весной я прудил ручьи, устраивал мельницы, пускал плотики и лодочки, летом ловил рыбу, купался, бегал в поле за горохом, в лес искать птичьи гнезда, зимой катался на салазках и в любое время, прибежав домой, мог взять кусок хлеба с солью и снова бежать и играть. С десяти лет все это круто оборвалось Бурса, голод, побои старших товарищей (я был всегда самым маленьким в своем классе), холод, грязь, кашель, насморк и никакой радости, никаких развлечений. С щемящим сердцем и со слезами я вспоминал всегда светлые и счастливые годы в деревне, и мне казалось, что радость в жизни никогда не вернется".
“Коллективизация сельского хозяйства была историческим этапом в жизни нашей страны, это событие отразилось значительной для меня полосой в работе. Сначала я поехал в коммуну "Сеятель", чтобы увидеть и постараться изобразить то новое, что уже есть в сельском хозяйстве. Коммуну "Сеятель" создали выходцы из России, прожившие в Америке по десять-пятнадцать лет. В 1922 году они сговорились вернуться на свою Родину, сложились по пятьсот долларов с каждого, купили там в Америке тракторы, комбайны и прочие машины для сельского хозяйства. ПО указанию В.И.Ленина им отвели землю на Северном Кавказе. Я приехал в эту коммуну во время уборки хлебов, и меня поразила несхожесть их труда с обычным крестьянским трудом, какой я знал...Ранее я так и представлял себе, что при социализме тяжелый мозольный крестьянский труд заменят машины, но я не предполагал, что работа на этих машинах - отнюдь не такая легкая. Я не работал, я только глядел, как другие работают, и тем не менее так уставал, что едва добирался до дому вконец измученный и разбитый. Правда, тогда я этого не сознавал, а сейчас, вспоминая то время, понимаю, что это "глядение" требовало то меня величайшего душевного напряжения. Я считал, что не могу уйти с поля, пока наблюдаемая мной работа людей и машин не уложится в моей голове в композицию. А это не всегда давалось легко. То я бежал за трактором, то забирался в кабину водителя, то снова бежал за трактором, то устраивался на прицепе, то лез на молотилку, то был среди подающих снопы. Я искал точку зрения, пытался представить воображаемую точку зрения так, чтобы в композиции люди и машины были в нужной мне взаимосвязи. Особо настойчиво я приглядывался к машинам, пытаясь представить себе, как лучше всего их изобразить...”
“Рисунки к книге "Рассказ о неизвестном герое" мною сделаны целиком с натуры... это стихи о нашей молодежи, о рядовых людях нашей страны. Я вижу их ежедневно, они мне дороги, мне хочется их изображать. В рисунках этой книги молодежь - это молодежь 24-й литографии, с которой я рядом живу и в которой часто бываю. Милиционер - это наш участковый милиционер, пожарники - это пожарники 10-й пожарной части Петроградского р-на, "неизвестный герой" - это мой знакомый студент Института физкультуры имени Лесгафта, тяжелоатлет, рекордсмен по поднятию тяжестей, и, наконец, я даже изобразил самого себя в роли одного из пожарников.”
"Минька и Ленька" Зощенко. Чтобы представить облик людей 900-х, я пересмотрел много семейный фотографий и журналов того времени. Я с особым вниманием выискивал признаки наивного, готового быть честным, правдивым и благородным Миньки и более взрослой, опытной и несколько коварной и завистливой Лели... Разумеется, в жизни трудно и почти невозможно найти нужный персонаж в готовом виде со всеми его признаками. Однако наблюдение и рисование натуры очень обогащают представление и подсказывают воображению столь тонкие, неповторимые и правдивые нюансы, которых одно умозрительное представление не в силах достичь...И прежде чем приступить вплотную к рисункам, я некоторое время пытливо всматривался во всех встречающихся мне детей, пока Минька и Леля не стали в моем представлении совсем живыми”
“Война застала меня в родной деревне. Война грянула как неожиданное и колоссальное горе и несчасть. Мне кажется, в деревенской тиши это особенно остро чувствуется, да еще в дни, когда природа пышно расцветает и все люди поглощены работой страдной поры...скорее в Ленинград...сделав в морге серию рисунков, я решил навестить знакомый мне детский сад. Войдя в здание, я сначала подумал, что детский сад эвакуирован: не слышно было обычного детского шума, мертвая тишина, и в комнатах мороз и иней. Оказалось, что все дети - и младшие, и средние, и старшие, и даже школьники - жили в единственной обитаемой комнате, в большом зале, где раньше, до войны, были музыкальные занятия, устраивались интересные праздничные игры и спектакли. В зале было темно. Был день, а окна были завешены темными шторами и забиты фанерой, стекла были выбиты взрыной волной. Тесно стояли кроватки одна возле другой, а ребята сгрудились вокруг железной печурки...”
“В работе над блокадной серией я делал очень мало набросков с натуры. больше наблюдал и запоминал. Вначале не было разрешения на зарисовки, а когда разрешение и было получено, отважиться рисовать было не так-то просто. Население с таким недоверием и злобой набрасывалосьна рисующего, видя в нем диверсанта и шпиона, что рисование превращалось в непрерывное объясниние... Путем наблюдения и размышления возникала та или иная идея композиции, и без предварительных зарисовок приступал к ее выполнению И уже в процессе выполненеия я обращался к натуре, чтобы сделать действующих лиц и пейзаж живыми и убедительными. Когда я с почти готовой композицией приходил, например, в штаб МПВО, мне охотно позировали, было видно, для чего я рисую, или когда я располагался с почти готовым рисунком на улице, чтобы уточнить в нем ленинградский пейзаж, недоразумений с прохожими почти не было...”
“...забота о достоверности, о подлинности изображаемого была моей первостепенной заботой. Например, сам я не видел, как после прорыва блокады вели пленных по улицам Ленинграда, но как только я узнал об этом событии, я стал обстоятельно расспрашивать очевидцев. На основе расспросов я набросал примерную схему композиции, а саму композицию я выполнял в помещении на Выборгской стороне, где временно находились пленные немцы. Мне отвели место для работы, я обходил все комнаты, выбирал себе, на мой взгляд, наиболее характерные типы... Позировали они идеально, не только не шевелились, но казалось, не дышали; когда я случайно уронил резинку, позирующий пленный стремглав бросился ее поднимать. И конвой, а прежде всего девушку-бойца, я рисовал доподлинными там же. Там, на месте, я рисовал не только черновик композиции, но и торшон. Неудачные места я вырезал и выбрасывал, а взамен подкладывал чистые куски торшона. К концу работы эта композиция состояла из девятнадцати кусков.”
'
“Азбука Толстого. Иллюстрированием произведений Л.Н.Толстого для детей я был занят на протяжении десяти лет. Мне хотелось вложить в эту книгу все прекрасное, что сохранилось в моей душе и в моей памяти о чудесной поре своего босоногого крестьянского детства, которое совпало с последними годами жизни Л.Н.Толстого, и мне хотелось, чтобы "два поколения" и наших детей получали "первые впечатления поэтические" и от этой книги, а также и первые наглядные представления о прошлом нашего народа.”
“В рассказе Тургенева "Бежин луг" дано очень подробное описание внешнего вида мальчиков, их ли, глаз, губ; подробно обсказана их одежда и даже позы, в которых ребята расположились у костра. НО можно нарисовать глаза, нос, овал лица, волосы, как будто совсем такие, как указано в тексте, и, однако не получится живого человека. Я решил, прежде всего, уточнить для себя, какой рассказ и какая фраза принадлежит тому или иному мальчику. Против имени каждого из них я вписал все, что им сказано или сделано, и вот тогда стали возникать в сознании образы героев и оживать черты их лиц, так подробно описанные Тургеневым.”
Из поздних работ
Иллюстрации к книге В.Голявкина "Потому что лето"
