Feb 21, 2017 22:58
Моей новой ученице Валерии всего пятнадцать лет.
В течение недели или двух я переписывалась с её папой, пытаясь подгадать урок русского так, чтобы это было удобно и его дочери, занятой разными кружками, и мне. В ходе беседы я узнала, что Валерия уже занималась русским в течение года у какой-то женщины с юга России, но что та уехала и уроки были прерваны.
В воскресенье мы встретились в кафе втроём.
Пока папа Валерии - мужчина лет пятидесяти несколько богемного вида, с длинными волосами и игривым клетчатым шарфом - заказывал себе кофе у барной стойки, я спросила девушку, почему она хочет изучать русский.
Вместо внятного ответа получила смущение, какие-то междометия и полуулыбки густо накрашенных ярко-малиновой помадой губ. Продолжив докапываться до истины, я спросила, может быть, она читает русских авторов, слушает какую-то музыку на русском или у неё есть русские знакомые. Но, конечно же, ничего подобного в её жизни не было. Наконец, девушка созналась в том, что русским её заставляют заниматься родители. Это, вроде как, престижно, полезно на будущее и т.д.
От таких учеников я уже отказывалась раз пять. Только все они были более юными. А пятнадцать лет, кажется, уже не детство, уже можно решать, к чему стремиться. И всё равно - «родители хотят», «родители заставляют».
Когда к нам подсел с кофе отец Валерии, та замолкла, и если бы я время от времени не обращалась к ней, то она могла бы просидеть не раскрывая рта до самого конца нашей встречи.
- Она вообще очень молчаливая, - сказал её отец, - Но языки у неё идут хорошо. Она ведь билингв с детства.
Что-то такое было упомянуто и в переписке, но совершенно вылетело у меня из головы. Оказалось, что мама у Валерии француженка, и что с рождения у неё было два языка.
- Нам, конечно, пришлось здорово постараться, чтобы французский не ушёл, - продолжал отец девушки, зная, что эта тема меня волнует не меньше, чем его самого, - Мы стабильно два раза в год ездим во Францию, там у нас родственники по материнской линии, а когда лет в пять у дочки был отказ от французского и она пыталась перейти с матерью на испанский, то та хитрила, придумала, что её феи заколдовали и теперь она понимает по-испански всех, кроме родной дочери! Сработало! Во многих двуязычных семьях ничего не получается, язык уходит и всё, но у нас ничего - держится.
- А читать, писать по-французски ты умеешь? - обратилась я к Валерии.
- Читать она научилась сама, уже после того как стала читать по-испански. Просто перенесла навыки на французский. А пишу по-французски я лучше! Она в ударениях пока что путается, - улыбаясь ответил за дочь её папа.
- Валерия, а если положить перед тобой одну и ту же книгу на испанском и на французском, какую ты выберешь? Или тебе всё равно, на каком языке читать?
- Всё равно.
Сегодня мы провели первый урок, неплохо позанимались, хоть и видно, что ученица жмётся, стесняется, чувствует себя неловко. Я стараюсь делать так, чтобы ей было комфортно, шучу, отвлекаю какими-то своими прибаутками, чтобы она отдохнула и расслабилась, не прошу говорить помногу и подолгу, зная, что она боится ошибиться и начинает нервничать. Со взрослыми в этом смысле куда проще. Они понимают, что имеют право на ошибку, что не обязаны отвечать на вопрос идеально, ведь они для того и пришли, чтобы учиться. Они сами обычно и шутят, и болтают, и ведут себя живо и раскованно. А Валерия краснеет, прячет глаза, как в школе. Но я была к этому готова, напридумывала всяких заданий именно для неё, таких, где она могла бы себя показать и почувствовать себя увереннее.
Посмотрим, что дальше. Голова у неё хорошая, это понятно. Но вот понравятся ли ей такие частные уроки? Не будем загадывать, как обычно.