деревенские погнали городских
Интересное дело - в одном каком-нибудь фильме мат (на русском) хочется вырезать, а в другом - наслаждаться им, как музыкой. Причем удивительно, что деревенский мат звучит как-то органично, язычески и даже умиротворяюще, а городской - бомжевато и бандитски. Не знаю, в чем тут дело, но вспоминаю часто одну бабку.
Дело было в Тверской области, давно. В девяностые годы купили мы за двести долларов старый деревянный дом в деревне Расторопово (соседняя называлась, к слову, Остолопово). Это была большая изба с чердаком и сеновалом, полная чудес - от газет тридцатых годов и дипломов сталинских свинарок до старых граблей, чугунков и прочей древней утвари. Дом был с настоящей печью, прочный, видимо, 1900-х или 1910-х годов, почерневший, без заборов и оград. На рассвете под окна приходили кони. Вокруг были поля, поезд дважды в неделю, потом проехать узкоколейкой, потом три часа пешком, ночью (иногда в хлебном фургоне удавалось доехать, сидя среди твердых буханок).
Деревни толком уже не было, пять домов купили москвичи, в одном жил местный алкаш с женой. Школу и церковь растащили на фундаменты, видимо, на закате Советской власти.
Среди местных были несколько трактористов и мастеров на все руки, вечно пьяных, пожилые женщины, к которым на лето привозили внуков, и беглые чеченцы, пытавшиеся там делать бизнес. Место было такое, что осенью нужно было выносить весь скарб из дома в соседнее село - на хранение, а посуду закапывать в погребе. Как-то отец забыл, где закопал её, и так и не нашёл. Зимой там выносили всё подчистую.
Бабка, которая продала нам дом, жила в соседней деревне. Хитрая, крепкая пожилая женщина, хозяйственная, практичная.
И как-то по делу мы туда зашли. Она с товарками, такими же тетками за шестьдесят, собиралась по грибы, утром дело было, но не очень рано.
Собравшись, она весело сказала: "Ну, дай-то Бог нам грибков побольше нахуярить!" И все вокруг оживились, засмеялись. Это было - подбавить огоньку, прибавить жизни. Чистое язычество, искреннее, от души. Никакого смущения не было в ней, ничего она не боялась, эта бабка. И ничем её, по виду, было не взять. Крепкий, здоровый дух, без ущерба.
Я каждый раз вспоминаю её и думаю - ну, дай-то ей Бог. На том свете хотя бы.
Дело было в Тверской области, давно. В девяностые годы купили мы за двести долларов старый деревянный дом в деревне Расторопово (соседняя называлась, к слову, Остолопово). Это была большая изба с чердаком и сеновалом, полная чудес - от газет тридцатых годов и дипломов сталинских свинарок до старых граблей, чугунков и прочей древней утвари. Дом был с настоящей печью, прочный, видимо, 1900-х или 1910-х годов, почерневший, без заборов и оград. На рассвете под окна приходили кони. Вокруг были поля, поезд дважды в неделю, потом проехать узкоколейкой, потом три часа пешком, ночью (иногда в хлебном фургоне удавалось доехать, сидя среди твердых буханок).
Деревни толком уже не было, пять домов купили москвичи, в одном жил местный алкаш с женой. Школу и церковь растащили на фундаменты, видимо, на закате Советской власти.
Среди местных были несколько трактористов и мастеров на все руки, вечно пьяных, пожилые женщины, к которым на лето привозили внуков, и беглые чеченцы, пытавшиеся там делать бизнес. Место было такое, что осенью нужно было выносить весь скарб из дома в соседнее село - на хранение, а посуду закапывать в погребе. Как-то отец забыл, где закопал её, и так и не нашёл. Зимой там выносили всё подчистую.
Бабка, которая продала нам дом, жила в соседней деревне. Хитрая, крепкая пожилая женщина, хозяйственная, практичная.
И как-то по делу мы туда зашли. Она с товарками, такими же тетками за шестьдесят, собиралась по грибы, утром дело было, но не очень рано.
Собравшись, она весело сказала: "Ну, дай-то Бог нам грибков побольше нахуярить!" И все вокруг оживились, засмеялись. Это было - подбавить огоньку, прибавить жизни. Чистое язычество, искреннее, от души. Никакого смущения не было в ней, ничего она не боялась, эта бабка. И ничем её, по виду, было не взять. Крепкий, здоровый дух, без ущерба.
Я каждый раз вспоминаю её и думаю - ну, дай-то ей Бог. На том свете хотя бы.