Поехали.
В соответствии с озвученными планами и специализированным состоянием личного дерьмометра.
Читательская аудитория ваяемых мною тут кракозябр везьма разношерстная, потому заранее хочу вежливо (но без признаков толерантности) извиниться перед частью ее представителей за возможные непотребства.
Особенно это касается высоких эстетов, способных часами экзальтированно цитировать "Войну и мир" на французском; тонких ценителей современной литературы, нежно прячущих под подушку очередную нетленку Даши Донцовой; запойных читателей Агнии Барто и плана счетов кредитных организаций на украинском языке; приспешников депутата Йеху и нежных ранимых барышень-одуванчиков.
Ибо с их точки зрения с сегодняшнего дня под рубрикой чтиво в основном пойдет пропаганда насилия, алко-драйва, наркомании, порнографии, психоделии, ненормативной лексики, нацизма, абсурда, похоти, шизы, паранойи, чудовищной грязи и всех возможных пороков. Трип, треш, угар и содомия. Панки, цирк и танки. Вывих мозга и опухоль подсознания.
А все остальные найдут маленькие нерецензии на произведения классиков так называемой "альтернативной" прозы, вываливаемые по мере прочтения и эпизодически разбавляемые описаниями уже прочитанного и любимого.
А начало нам положит Ричард Хелл, один из основоположников панк-рока и создатель внешней атрибутики панк-культуры. Своей новеллой "Пустоид" ("Voidoid").
"Подарить тебе для коллекции симпатичные открыточки? Читатель?! Ответ будет: Нет, - такой громкий, что он бьет по ушам, и ты бежишь с воем прочь, пока не падаешь без чувств, а потом встаешь и поражаешься восприимчивости, из-за которой ты позволяешь завлечь себя в Ад такими явными и очевидными средствами. Ты понимаешь, что на самом деле ничего этого не было. Наверное, ты потерялся между “р” и “и” - в скрипках, а не в принуждении. Подумай еще раз. Но мы это сделаем. Пойдем погуляем в рекламе краски для волос."
Симпатичных открыточек не будет. Будет сродни бодлеровскому натурализм видения отвратительного в прекрасном и прекрасного в отвратительном, блестящая, почти непереводимая фонетическая игра слов, обыденность потустороннего, переливающиеся мыслеобразы и балансирование на грании психоделии и абсурда.
Очень короткое произведение о Пустоте с большой буквы и... наверное, о смысле жизни.
И это не постмодернистская пелевинская Пустота, это нечто большее и в то же время глубоко интимное.
Не читать, как книгу. Смотреть, как картину, полагаясь на подсознание.
"Жизнь - пузырек на воде"