часть 1 часть 2 часть 3 - Ну, чо, Красная Шапочка? Закурим?
- Так… я ж не курю, - пробормотал Виталька.
- Жаль.
Попугай раскачивался на жердочке, словно соседская девочка Ленка на качелях - туда-сюда, туда-сюда. Виталька поймал себя на мысли, что попугай откуда-то знает его школьное прозвище, и более того, прозвище это из уст Самурая - интересно, можно сказать, что у попугая уста? - звучало совершенно органично.
Кличка «Красная Шапочка» намертво прицепилась к Витальке с первого класса, с той самой злополучной школьной линейки, когда растерянный и плохо соображающий Виталька стоял в толпе таких же растерянных и плохо соображающих первоклашек и сжимал потными ладошками длинные нескладные, готовые вот-вот обломиться гладиолусы.
А виной тому, что теперь ему - Витальке - так до самой смерти и ходить в Красных Шапочках, была даже не наследственная фамилия, а то, что мать в то первое сентября напялила на Витальку дурацкий красный берет. Виталька был еще не в том возрасте, чтобы отстаивать свои права, за что и жестоко поплатился. Впрочем, характер у Витальки был легкий и незлобливый, и в принципе Красная Шапочка не такая уж и обидная кликуха, не то, что Потник какой-нибудь или Сифа, а у них в классе были и Потник, и Сифа, чего уж там.
Виталька вздохнул. После неудавшегося приема Витальку с Самураем закрыли в его комнате и строго-настрого не велели выходить. А Виталька что, враг себе куда-то выходить, когда вокруг бушует буря и ураган? Не, инстинкт самосохранения у Витальки будь здоров какой. Поэтому Виталька тихонько сидел у себя в комнате, смотрел на раскачивающегося Самурая и прислушивался к голосам, доносившимся их кухни.
- А всё она… стерва старая… я тебе говорила… не надо было… всё тетка твоя, подведет она нас под монастырь…
Монолог матери изредка прерывался тихим бормотаньем отца. По квартире плыл тягучий запах валерьянки.
- А я тебе говорила… а мы-то как дураки… и попугай этот дурацкий, а всё ты…
Материн голос перешел на шепот, злобный, шипящий. Виталька знал, сейчас отца прорвет. Вот прямо сейчас, еще какая-то минута, две, и натянутая струна лопнет, звонко, с треском, и бас отца загрохочет, польется полноводной рекой по квартире, выплескиваясь из окон и дверей. Потом мать заплачет, отец будет опять что-то бормотать и неуклюже извиняться. Виталька поморщился и глянул на Самурая. Взгляд у Самурая был понимающий и сочувственный.
- А я что сделаю? Мне-то, что прикажешь делать? А?
Виталька, хоть и ожидал отцовского крика, а все равно вздрогнул.
- Придушить теперь этого попугая что ли? Шею ему свернуть? Давай, давай. Харакири ему сделаю!
- Не харакири, а сэппуку, - скривился Самурай и громко выкрикнул. - Тупица!
Потом, прищурившись, глянул на притихшего Витальку и - Виталька готов был поспорить на что угодно - подмигнул ему.
- А только хрен вам, а не сэппуку! Хрен вам, хрен вам! - и попугай зашелся в хриплом лающем кашле.
Дверь Виталькиной комнаты резко распахнулась. На пороге стоял отец, красный, страшный.
- Где эта чертова курица? Да я ему… да я сейчас… харакири…
- Не харакири, а сэппуку.
Виталька встал между отцом и клеткой, маленький, упрямый, руки, сжатые в кулаки. Он посмотрел прямо в налитые кровью отцовские глаза и тихо, но твердо произнес:
- Самурая не отдам.
Черт, простите меня, люди добрые, и тут Остапа понесло это еще не конец...