И наступила Тишина...
Не знаю уж, какому богу говорить спасибо, не иначе тому, которого мы наконец-то узаконили в конституции, но в наших краях наконец-то установилась ТИШИНА.
Нет, птички, разумеется, щебечут, собаки лают, машины гудят, коты орут, газонокосилка в частном секторе надрывается, дети - цветы жизни и будущее России - матерятся… но разве это шум, я вас умоляю. Это так, привычная какофония, вплетающаяся в ритм неспешной провинциальной жизни.
А вот до вчерашнего судьбоносного дня, когда мы наконец-то собрались всем миром и решили-таки судьбу России, до вчерашнего дня мы жили как на агитплощадке.
Не знаю, как там в столицах, но лично у нас последнюю неделю, во всех дворах города, шла премьера оперы Глинки в новой трактовке, разумеется, «Жизнь за царя».
Бойкие женщины с активной жизненной позицией разбивали во дворах палатки и в рупор призывали изменить жизнь к лучшему. Те, что помоложе, бегали по квартирам, совали под нос ошалевшим пассивным гражданам бумажки и опять же призывали. Примерно на десяток активных женщин приходилось по одному мужику - конечно же, начальнику, который руководил процессом. В перерывах между призывами в рупор включали патриотические песни. Не хватало цыган с медведями и бочки водки, выкаченной во двор, думаю, к следующим поправкам в конституцию этот недочет устранят.
За день до дня «Д» агитапалатка из соседнего двора переехала в наш. Толстый мужик в тельняшке залавливал несознательных горожан на тропинке, ведущей к помойным бакам, и говорил: приходите к нам и хлебосольно разводил руками в сторону палатки, где подведомственные ему тетеньки разливали шуршали бумажками.
Мы с мужем держались до последнего и твердо решили отдать гражданский долг на избирательном участке за непрозрачной ширмой.
Первого июня на избирательном площадке ажиотажа не наблюдалось. У входа в школу №24 стоял зазывала - худой парень, закутанный в маску, как в паранджу. Парню, явно, не хватало харизмы, потому что народ отказывался призываться и равнодушно проходил мимо.
В фойе нам измерили температуру пистолетом-термометром в лоб, обработали антисептиком, выдали маску, ручку и сказали: вам направо.
Направо, в небольшой комнате дружно скучали с десяток тетенек. Паспорта наши брать в руки отказались, велели открыть и показать на расстоянии метра, потом выдали бюллетени и отправили за ширму, где мы и отдали свой долг.
Заполненный бюллетень следующая тетенька-наблюдатель велела отсканировать в каком-то устройстве, предварительно развернув, как надо, и изучив внимательно сначала нашу жизненную позицию, потом наши физиономии. Чувствовалось, что ни наша позиция, ни наши физиономии ко двору не пришлись.
- Выход там! - сурово сказала тетенька.
И мы вышли.
- А знаешь, - сказал муж. - Знаешь, а ведь нас чипировали. Вот когда наставили нам в голову эту штуку, там в фойе, типа температуру мерить. Думаешь, это был термометр? Ха-ха. Нет! Это было чипирование. Теперь, - муж вздохнул. - Мы постепенно начнем меняться. И возможно, возможно, это в последний раз, когда мы самостоятельно выразили свою позицию.
И мы посмотрели друг на друга, а потом дружно заорали, голосом Таниных (yollissa) котов, восхваляющих Диктатора-Котожопу:
- Славься! Славься, Куар Кот!
Милиционер на выходе с лицом снулой рыбы испуганно вздрогнул и истово перекрестился.
А мы заржали, хотя, конечно, надо было плакать.
Кто еще не читал по Куар Кота, это здесь: настоятельно рекомендуется к прочтению.
Нет, птички, разумеется, щебечут, собаки лают, машины гудят, коты орут, газонокосилка в частном секторе надрывается, дети - цветы жизни и будущее России - матерятся… но разве это шум, я вас умоляю. Это так, привычная какофония, вплетающаяся в ритм неспешной провинциальной жизни.
А вот до вчерашнего судьбоносного дня, когда мы наконец-то собрались всем миром и решили-таки судьбу России, до вчерашнего дня мы жили как на агитплощадке.
Не знаю, как там в столицах, но лично у нас последнюю неделю, во всех дворах города, шла премьера оперы Глинки в новой трактовке, разумеется, «Жизнь за царя».
Бойкие женщины с активной жизненной позицией разбивали во дворах палатки и в рупор призывали изменить жизнь к лучшему. Те, что помоложе, бегали по квартирам, совали под нос ошалевшим пассивным гражданам бумажки и опять же призывали. Примерно на десяток активных женщин приходилось по одному мужику - конечно же, начальнику, который руководил процессом. В перерывах между призывами в рупор включали патриотические песни. Не хватало цыган с медведями и бочки водки, выкаченной во двор, думаю, к следующим поправкам в конституцию этот недочет устранят.
За день до дня «Д» агитапалатка из соседнего двора переехала в наш. Толстый мужик в тельняшке залавливал несознательных горожан на тропинке, ведущей к помойным бакам, и говорил: приходите к нам и хлебосольно разводил руками в сторону палатки, где подведомственные ему тетеньки разливали шуршали бумажками.
Мы с мужем держались до последнего и твердо решили отдать гражданский долг на избирательном участке за непрозрачной ширмой.
Первого июня на избирательном площадке ажиотажа не наблюдалось. У входа в школу №24 стоял зазывала - худой парень, закутанный в маску, как в паранджу. Парню, явно, не хватало харизмы, потому что народ отказывался призываться и равнодушно проходил мимо.
В фойе нам измерили температуру пистолетом-термометром в лоб, обработали антисептиком, выдали маску, ручку и сказали: вам направо.
Направо, в небольшой комнате дружно скучали с десяток тетенек. Паспорта наши брать в руки отказались, велели открыть и показать на расстоянии метра, потом выдали бюллетени и отправили за ширму, где мы и отдали свой долг.
Заполненный бюллетень следующая тетенька-наблюдатель велела отсканировать в каком-то устройстве, предварительно развернув, как надо, и изучив внимательно сначала нашу жизненную позицию, потом наши физиономии. Чувствовалось, что ни наша позиция, ни наши физиономии ко двору не пришлись.
- Выход там! - сурово сказала тетенька.
И мы вышли.
- А знаешь, - сказал муж. - Знаешь, а ведь нас чипировали. Вот когда наставили нам в голову эту штуку, там в фойе, типа температуру мерить. Думаешь, это был термометр? Ха-ха. Нет! Это было чипирование. Теперь, - муж вздохнул. - Мы постепенно начнем меняться. И возможно, возможно, это в последний раз, когда мы самостоятельно выразили свою позицию.
И мы посмотрели друг на друга, а потом дружно заорали, голосом Таниных (yollissa) котов, восхваляющих Диктатора-Котожопу:
- Славься! Славься, Куар Кот!
Милиционер на выходе с лицом снулой рыбы испуганно вздрогнул и истово перекрестился.
А мы заржали, хотя, конечно, надо было плакать.
Кто еще не читал по Куар Кота, это здесь: настоятельно рекомендуется к прочтению.