С мыслью о снеге
С утра звонила мама и ругалась страшным голосом.
- Ты почему ребенку из легких вещей положила только одни шорты и пару маек? Зато теплого, теплого-то шмотья сколько! И штаны с начесом, и кофты, и куртка, и зимняя шапка! Жаль ты еще валенки с лыжами забыла положить! - припечатала мама и добавила. - Котикам тоже жарко.
С котиками, видно, тоже мой косяк, надо было их побрить.
8 июня в Ярославской области официально окрыли лето.
Мы с Лулу изнываем от жары. В квартире опущены жалюзи, мы лежим в полумраке на диване, пьем джус и думаем о снеге. Думать о снеге помогает.
Лет пятнадцать назад в наших палестинах выдалась небывало морозная зима. Столбик термометра прилип к отметке минус сорок градусов и за две недели буквально с ней сроднился.
Мы не Сибирь, мы к минус сорок не очень привычны, плюс наш минус усугубляется повышенной влажностью, чему очень способствует Волга и Рыбинское водохранилище, которое в народе именуется просто морем.
В общем, народ в те дни передвигался исключительно короткими перебежками, тихо матерился и крепился в ожидании лета.
В ту пору я работала во франко-российском проекте, и за десять с лишним лет того проекта в нашем городе успело перебывать французов больше чем в 1812 под Москвой. Некоторые из них даже осели, обзавелись семьями и научили нас есть свой вонючий сыр улучшили нам генофонд.
В общем, в один из солнечных морозных дней я повезла группу французских инженеров на открытый испытательный стенд. Стенд этот последний раз функционировал, наверно, в 80-х, на нем еще папа мой специспытания проводил - забрасывал двигатели мороженными тушками синих советских куриц и смотрел, не отвалится ли в процессе какая-нибудь лопатка вентилятора и сможет ли, если что, самолет долететь до места назначения, просто махая крыльями.
Теперь же планировалось этот стенд переделать и сделать красивый и модный, как в Цинциннати только лучше. И перед моими французами стояла задача провести осмотр и составить протокол, какие объекты еще можно использовать, а какие сносить без сожаления.
Французов, еще не успевших в полной мере насладиться всей прелестью морозного русского утра, прямо на входе из гостиницы погрузили в машину и повезли на объект.
На КПП нас встретили бородатые мужики в овчинных тулупах, валенках и с вилами.
У французов ожила генетическая память, но виду они, конечно, не подали, потому что это были вежливые французы.
КПП-шные мужики выдали нам спецодежду: тулупы и валенки.
Французы, которые были непростые французы, а при галстуках, запонках и очках в дорогих тонких оправах, от спецодежды вежливо отказались.
- А вы, мадам, тоже брезгуете? - поинтересовался у меня старшой.
А мадам что, дура? Не, мадам не дура. Мадам сразу влезла и в тулуп, и в валенки. Прямо в сапогах и влезла.
Французы посмотрели на меня с улыбкой, и я поняла, что как женщина я умерла в их глазах ровно в эту самую минуту.
Ну что ж… может, как женщина я и умерла, зато осталась жить. Хотя в определенные минуты в ходе нашей экскурсии я чувствовала спиной жадные взгляды, нацеленные на мой тулуп и валенки из-под сверкающих стеклышек очков. И понимала, что рискую, рискую остаться здесь навсегда, где-нибудь между компрессорной и насосной, в сугробе, без валенок и само собой без тулупа. Но обошлось.
…Спустя два часа мои не очень живые французы стояли перед проходной завода, сбивая с носа замерзшие сосульки. Они были страшно горды и даже попросили меня сфотографировать их под заводским табло, показывающим время и погоду. На память потомкам.
А мне что? Мне разве жалко? Я их сфоткала, конечно, милых и синеньких.
Табло в тот день показывало всего -38 градусов.
- Ты почему ребенку из легких вещей положила только одни шорты и пару маек? Зато теплого, теплого-то шмотья сколько! И штаны с начесом, и кофты, и куртка, и зимняя шапка! Жаль ты еще валенки с лыжами забыла положить! - припечатала мама и добавила. - Котикам тоже жарко.
С котиками, видно, тоже мой косяк, надо было их побрить.
8 июня в Ярославской области официально окрыли лето.
Мы с Лулу изнываем от жары. В квартире опущены жалюзи, мы лежим в полумраке на диване, пьем джус и думаем о снеге. Думать о снеге помогает.
Лет пятнадцать назад в наших палестинах выдалась небывало морозная зима. Столбик термометра прилип к отметке минус сорок градусов и за две недели буквально с ней сроднился.
Мы не Сибирь, мы к минус сорок не очень привычны, плюс наш минус усугубляется повышенной влажностью, чему очень способствует Волга и Рыбинское водохранилище, которое в народе именуется просто морем.
В общем, народ в те дни передвигался исключительно короткими перебежками, тихо матерился и крепился в ожидании лета.
В ту пору я работала во франко-российском проекте, и за десять с лишним лет того проекта в нашем городе успело перебывать французов больше чем в 1812 под Москвой. Некоторые из них даже осели, обзавелись семьями и научили нас есть свой вонючий сыр улучшили нам генофонд.
В общем, в один из солнечных морозных дней я повезла группу французских инженеров на открытый испытательный стенд. Стенд этот последний раз функционировал, наверно, в 80-х, на нем еще папа мой специспытания проводил - забрасывал двигатели мороженными тушками синих советских куриц и смотрел, не отвалится ли в процессе какая-нибудь лопатка вентилятора и сможет ли, если что, самолет долететь до места назначения, просто махая крыльями.
Теперь же планировалось этот стенд переделать и сделать красивый и модный, как в Цинциннати только лучше. И перед моими французами стояла задача провести осмотр и составить протокол, какие объекты еще можно использовать, а какие сносить без сожаления.
Французов, еще не успевших в полной мере насладиться всей прелестью морозного русского утра, прямо на входе из гостиницы погрузили в машину и повезли на объект.
На КПП нас встретили бородатые мужики в овчинных тулупах, валенках и с вилами.
У французов ожила генетическая память, но виду они, конечно, не подали, потому что это были вежливые французы.
КПП-шные мужики выдали нам спецодежду: тулупы и валенки.
Французы, которые были непростые французы, а при галстуках, запонках и очках в дорогих тонких оправах, от спецодежды вежливо отказались.
- А вы, мадам, тоже брезгуете? - поинтересовался у меня старшой.
А мадам что, дура? Не, мадам не дура. Мадам сразу влезла и в тулуп, и в валенки. Прямо в сапогах и влезла.
Французы посмотрели на меня с улыбкой, и я поняла, что как женщина я умерла в их глазах ровно в эту самую минуту.
Ну что ж… может, как женщина я и умерла, зато осталась жить. Хотя в определенные минуты в ходе нашей экскурсии я чувствовала спиной жадные взгляды, нацеленные на мой тулуп и валенки из-под сверкающих стеклышек очков. И понимала, что рискую, рискую остаться здесь навсегда, где-нибудь между компрессорной и насосной, в сугробе, без валенок и само собой без тулупа. Но обошлось.
…Спустя два часа мои не очень живые французы стояли перед проходной завода, сбивая с носа замерзшие сосульки. Они были страшно горды и даже попросили меня сфотографировать их под заводским табло, показывающим время и погоду. На память потомкам.
А мне что? Мне разве жалко? Я их сфоткала, конечно, милых и синеньких.
Табло в тот день показывало всего -38 градусов.