Какого хека?!
Не знаю, как для вас, а для меня вкус социальной справедливости прочно ассоциируется со словосочетанием «хек мороженый». Была в Советской России такая дурно пахнущая еда, сменившая на прилавках ушедшую в загранку треску и, казалось, специально придуманная теми, кто не только виновен во всех народных бедах, но еще и «букву Р» не выговаривает. Помню, как сейчас: году этак в восемьдесят каком-то, когда я стоял в питерском гастрономе на проспекте Культуры и уныло разглядывал эти крайне неаппетитные ледышки, красномордая пьяная продавщица сказала: «Бери, парень, бери. А то совсем обнаглели - хек за рыбу не считают. Никогда не голодал, да?»
Нет, не голодал, Бог миловал. Хотя, надо отметить, что голод в моем сознании тоже связан преимущественно с эпохой социальной справедливости. Сразу вспоминается знаменитый плакат про голодающих Поволжья: черно-белый худющий - кожа да кости - бородатый мужик в рубахе и портах; руки воздеты вверх, огромные босые ступни, а понизу плаката крупными буквами: «Помоги!»
К чему я это всё? Да к тому, что в последнее время как ни включишь местное радио-телевидение, так непременно услышишь либо о голоде, либо о социальной справедливости, либо о том и другом вместе. Мол, жить в Израиле так дорого, что аж невмоготу. Мол, дети голодают, жилья не купить, бедность заела, и никакой зарплаты не хватает - хоть в Берлин убегай на проклятую, но тучную экс-нацистскую почву.
На днях не утерпел: в панике вскочил в машину - помогать бедствующим согражданам. Весь в тревоге доехал до Тель-Авива и - бегом, бегом, чтоб не опоздать, чтоб успеть положить спасительный кусочек хлеба в чей-нибудь жаждущий, страждущий, голодающий рот. Бегу, значит, по здешнему Поволжью - пардон, Поярконью - и недоумеваю: то ли я чего-то не понял, то ли действительно никто еще пока еще не умирает. А вовсе даже напротив: каждый встречный-поперечный вполне себе упитан и вдобавок еще что-нибудь жует. Тель-авивские кафе полны под завязку. Спереди на террасах - сытые, гладкие, подтянутые в некоторых местах люди, трескают весьма недешевое суши, запивают экзотическими кофиями по тридцать шекелей чашечка и еще просят. Только и слышно: «Еще! Еще! Еще!»
Ну это, думаю, спереди - фасад, так сказать, капиталистического свинства загнивания. А вот сзади, небось, бедность и голод... Заглянул назад, во дворы. А там, во дворах - помойки ломятся от недоеденного, недоумятого, недосожранного изобилия. Сюда бы того босого бородача с плаката - но нет ни бородача, ни чумазых оборванных детей, ни даже крыс и кошек. Крысы и кошки спят где-то в обнимку, ибо пережрамши. Такой вот у нас голод в нашем Поярконье. Недоумевая, вернулся к машине, включил радио, а там снова: «Четыреста тысяч детей в Израиле живут ниже черты бедности! Семьи голодают! Народ требует социальной справедливости!»
Да вы что, ребята, обалдели? Если хотите узнать про социальную справедливость, спросите у выходцев из бывшего СССР - например, у меня. И я вам точно расскажу, что социальная справедливость - это хек мороженый. Думаете, кто-нибудь там в тель-авивских кафе требует хека? Нет, не требует. Я ведь только что оттуда, с набережной - был, видел, слышал: народ требует не хека, а «Еще!» Еще суши, еще кофе, еще шмоток, еще заграницы, еще автомобилей, еще квартир… - а вот про мороженый хек ни звука. Так какого же хека вы врете про социальную справедливость? И о каком голоде вы толкуете? Покажите хотя бы одно живое существо, включая вышеупомянутых кошек и крыс, которое погибло бы здесь от недоедания. Таких просто нет в природе. Зачем же зря трепать языком?
И про квартирный кризис тоже не надо. Вот недавно рабинский министр финансов Байга Шохат поучал нынешнее правительство, как надо строить жилье. Я, говорит, квартиры для миллиона репатриантов понастроил…
Пардон? Это ты-то их понастроил - ты, гладкорылый толстяк, только и умевший, что обрушивать биржу своей дурацкой болтовней? Мы сами их понастроили, собственным горбом и, не побоюсь этого слова, собственным хеком, мороженным в тяжелейших условиях социальной справедливости. Это мы приехали сюда с голым задом, двумя чемоданами, больной бабушкой и ста сорока долларами в кармане. Это мы годами жили в караванных поселках, экономя на самом необходимом, откладывая агору к агоре. Это мы мыли за гроши полы и попы здешним перманентно «голодающим» плаксам-аборигенам. Это мы подписывали друг другу гарантии, строя свое будущее жилье методом круговой поруки, поскольку денег не было ни у кого.
«О, Алекс наконец-то стал покупать одежду!» - насмешливо отметил мой коллега-сабра, когда я пришел на работу в футболке, купленной за десять шекелей в рыночном развале. Это и в самом деле была моя первая покупка по одежной части - а к тому времени шел уже третий год нашей жизни в Израиле. Подписав договор на дом, я первый месяц не спал ночами, поскольку не имел понятия, как буду отдавать деньги. Потом сон вернулся, но понятия так и не появилось - просто привык к состоянию неопределенности. Стройка сильно отставала по срокам, но это не печалило, а радовало нас, поскольку платить нужно было поэтапно, по мере готовности дома. Жили в караване, греясь зимой и охлаждаясь летом при помощи мечты о кондиционере (который не устанавливали из той же экономии). Зато жили весело, жили счастливо, тяжело работая, но не жалуясь ни на что.
Так что свои дома мы построили сами - без толстого Байги и прочих доброхотов. И мне, хоть убей, не понять, отчего бы того же самого не проделать тем «несчастным» молодым семьям, чьими слезами залиты сейчас редакции газет и столы теле-радио-студий. В отличие от нас, они родились здесь. Они знают язык, располагают специальностью, семьей, знакомствами, хорошей работой - то есть всем тем, чего не было у нас. Их преимущества по сравнению с нами тогдашними поистине огромны. В чем же тогда проблема? Почему вместо того, чтобы заняться делом, эти сытые тель-авивские яппи сидят в кафе, и, перемежая порции суши рассказами о недавнем отдыхе в Альпах, тоскуют по «социальной справедливости», подразумевая под этим бесплатный пентхаус с видом на море?
А может, действительно в их требовании что-то есть? Может, им и в самом деле остро не хватает этой вонючей гадости - хека мороженого? Факт: мы (с хеком) смогли, а они (без хека) не могут…
Честное слово, я иногда жалею о том, что Советского Союза больше нет. Представьте себе, как здорово было бы отправить туда этих молодых людей - не навсегда, Боже упаси, а так, в командировку, на краткий курс социальной справедливости. Уверен, что, посидев некоторое время на мороженом хеке, они вернулись бы в Израиль совсем другими людьми - прозревшими, посерьезневшими и, главное, полностью готовыми к самостоятельному строительству того будущего, которое кажется им стоящим. А те курсанты, которые уже сейчас располагают квартирами в Северном Тель-Авиве, Савьоне и Кфар-Шмериягу, к концу поездки еще и похудели бы - так им было бы куда легче сойти за голодающих Поярконья.
Но, увы, эсэсэра больше нет. Из стран победившей социальной справедливости осталась лишь Северная Корея, но она явно не вместит всех желающих. Да и мороженый хек там давно кончился, остался только моржовый…
Нет, не голодал, Бог миловал. Хотя, надо отметить, что голод в моем сознании тоже связан преимущественно с эпохой социальной справедливости. Сразу вспоминается знаменитый плакат про голодающих Поволжья: черно-белый худющий - кожа да кости - бородатый мужик в рубахе и портах; руки воздеты вверх, огромные босые ступни, а понизу плаката крупными буквами: «Помоги!»
К чему я это всё? Да к тому, что в последнее время как ни включишь местное радио-телевидение, так непременно услышишь либо о голоде, либо о социальной справедливости, либо о том и другом вместе. Мол, жить в Израиле так дорого, что аж невмоготу. Мол, дети голодают, жилья не купить, бедность заела, и никакой зарплаты не хватает - хоть в Берлин убегай на проклятую, но тучную экс-нацистскую почву.
На днях не утерпел: в панике вскочил в машину - помогать бедствующим согражданам. Весь в тревоге доехал до Тель-Авива и - бегом, бегом, чтоб не опоздать, чтоб успеть положить спасительный кусочек хлеба в чей-нибудь жаждущий, страждущий, голодающий рот. Бегу, значит, по здешнему Поволжью - пардон, Поярконью - и недоумеваю: то ли я чего-то не понял, то ли действительно никто еще пока еще не умирает. А вовсе даже напротив: каждый встречный-поперечный вполне себе упитан и вдобавок еще что-нибудь жует. Тель-авивские кафе полны под завязку. Спереди на террасах - сытые, гладкие, подтянутые в некоторых местах люди, трескают весьма недешевое суши, запивают экзотическими кофиями по тридцать шекелей чашечка и еще просят. Только и слышно: «Еще! Еще! Еще!»
Ну это, думаю, спереди - фасад, так сказать, капиталистического свинства загнивания. А вот сзади, небось, бедность и голод... Заглянул назад, во дворы. А там, во дворах - помойки ломятся от недоеденного, недоумятого, недосожранного изобилия. Сюда бы того босого бородача с плаката - но нет ни бородача, ни чумазых оборванных детей, ни даже крыс и кошек. Крысы и кошки спят где-то в обнимку, ибо пережрамши. Такой вот у нас голод в нашем Поярконье. Недоумевая, вернулся к машине, включил радио, а там снова: «Четыреста тысяч детей в Израиле живут ниже черты бедности! Семьи голодают! Народ требует социальной справедливости!»
Да вы что, ребята, обалдели? Если хотите узнать про социальную справедливость, спросите у выходцев из бывшего СССР - например, у меня. И я вам точно расскажу, что социальная справедливость - это хек мороженый. Думаете, кто-нибудь там в тель-авивских кафе требует хека? Нет, не требует. Я ведь только что оттуда, с набережной - был, видел, слышал: народ требует не хека, а «Еще!» Еще суши, еще кофе, еще шмоток, еще заграницы, еще автомобилей, еще квартир… - а вот про мороженый хек ни звука. Так какого же хека вы врете про социальную справедливость? И о каком голоде вы толкуете? Покажите хотя бы одно живое существо, включая вышеупомянутых кошек и крыс, которое погибло бы здесь от недоедания. Таких просто нет в природе. Зачем же зря трепать языком?
И про квартирный кризис тоже не надо. Вот недавно рабинский министр финансов Байга Шохат поучал нынешнее правительство, как надо строить жилье. Я, говорит, квартиры для миллиона репатриантов понастроил…
Пардон? Это ты-то их понастроил - ты, гладкорылый толстяк, только и умевший, что обрушивать биржу своей дурацкой болтовней? Мы сами их понастроили, собственным горбом и, не побоюсь этого слова, собственным хеком, мороженным в тяжелейших условиях социальной справедливости. Это мы приехали сюда с голым задом, двумя чемоданами, больной бабушкой и ста сорока долларами в кармане. Это мы годами жили в караванных поселках, экономя на самом необходимом, откладывая агору к агоре. Это мы мыли за гроши полы и попы здешним перманентно «голодающим» плаксам-аборигенам. Это мы подписывали друг другу гарантии, строя свое будущее жилье методом круговой поруки, поскольку денег не было ни у кого.
«О, Алекс наконец-то стал покупать одежду!» - насмешливо отметил мой коллега-сабра, когда я пришел на работу в футболке, купленной за десять шекелей в рыночном развале. Это и в самом деле была моя первая покупка по одежной части - а к тому времени шел уже третий год нашей жизни в Израиле. Подписав договор на дом, я первый месяц не спал ночами, поскольку не имел понятия, как буду отдавать деньги. Потом сон вернулся, но понятия так и не появилось - просто привык к состоянию неопределенности. Стройка сильно отставала по срокам, но это не печалило, а радовало нас, поскольку платить нужно было поэтапно, по мере готовности дома. Жили в караване, греясь зимой и охлаждаясь летом при помощи мечты о кондиционере (который не устанавливали из той же экономии). Зато жили весело, жили счастливо, тяжело работая, но не жалуясь ни на что.
Так что свои дома мы построили сами - без толстого Байги и прочих доброхотов. И мне, хоть убей, не понять, отчего бы того же самого не проделать тем «несчастным» молодым семьям, чьими слезами залиты сейчас редакции газет и столы теле-радио-студий. В отличие от нас, они родились здесь. Они знают язык, располагают специальностью, семьей, знакомствами, хорошей работой - то есть всем тем, чего не было у нас. Их преимущества по сравнению с нами тогдашними поистине огромны. В чем же тогда проблема? Почему вместо того, чтобы заняться делом, эти сытые тель-авивские яппи сидят в кафе, и, перемежая порции суши рассказами о недавнем отдыхе в Альпах, тоскуют по «социальной справедливости», подразумевая под этим бесплатный пентхаус с видом на море?
А может, действительно в их требовании что-то есть? Может, им и в самом деле остро не хватает этой вонючей гадости - хека мороженого? Факт: мы (с хеком) смогли, а они (без хека) не могут…
Честное слово, я иногда жалею о том, что Советского Союза больше нет. Представьте себе, как здорово было бы отправить туда этих молодых людей - не навсегда, Боже упаси, а так, в командировку, на краткий курс социальной справедливости. Уверен, что, посидев некоторое время на мороженом хеке, они вернулись бы в Израиль совсем другими людьми - прозревшими, посерьезневшими и, главное, полностью готовыми к самостоятельному строительству того будущего, которое кажется им стоящим. А те курсанты, которые уже сейчас располагают квартирами в Северном Тель-Авиве, Савьоне и Кфар-Шмериягу, к концу поездки еще и похудели бы - так им было бы куда легче сойти за голодающих Поярконья.
Но, увы, эсэсэра больше нет. Из стран победившей социальной справедливости осталась лишь Северная Корея, но она явно не вместит всех желающих. Да и мороженый хек там давно кончился, остался только моржовый…