О русском чиновничестве
О русском чиновничестве императорского времени говорилось много ненавистного, вздорного и ложного, может быть верного для эпохи «Мертвых душ» Гоголя, но преодоленного за вторую половину XIX века. Вот несколько доказательств.
В 1911 году немецкое Общество для изучения Восточной Европы испросило согласие министра Кривошеина посетить Россию и ознакомиться на местах с ходом великой аграрной реформы П. А. Столыпина. Кривошеин сделал непростительную ошибку и разрешил немцам эту глубокую тыловую разведку. Она состоялась. Комиссия Общества во главе с выдающимися немецкими учеными Зерингом и Аухагеном объездила главные очаги разверстания общины и переселения в Сибирь, вернулась в Германию и доложила правительству Вильгельма ІІ, что реформа производится чрезвычайно успешно и что если дела в России пойдут в таком порядке, то через 10 лет всякая война с Россией будет безнадежна. Россия станет великой крестьянской демократией и всякая революция и войны будут ей неопасны. Тогда в Германии было решено готовить превентивное нападение на Россию к 1914 году, о чем Государственная Дума была предупреждена одним из ее членов в конце 1912 года. В своих докладах берлинский профессор Зеринг (один из лучших знатоков аграрного вопроса в Европе) писал и говорил между прочим: «Реформа Столыпина проводится таким кадром чиновничества, которому могла бы позавидовать любая европейская держава, это все люди честные, неподкупные, убежденные в пользе реформы, опытные и знающие»...
Тот, кто сколько-нибудь понимает в государственных финансах, пусть вспомнит замечательную реформу денежного обращения, столь успешно проведенную Витте - она могла удаться только опытному, образованному и честному кадру российского чиновничества.
Все отрасли казенного хозяйства цвели в императорской России; русские казенные железные дороги были образцом для всей Европы; винная монополия оправдала себя; государственное коннозаводство было на значительной высоте; судебные подкупы были неслыханны. Русская военная разведка, отнюдь не вовлекавшая в свое дело частных лиц и свободных граждан (как это делается в Европе), изумляла иностранцев своею осведомленностью.
Было бы неумно, неправдиво и государственно вредно идеализировать дореволюционную Россию. Мы этого не делаем, мы ищем для нее только справедливости и исторического понимания.
В XIX веке русский народ, оглушенный веками необходимой самообороны, поглощавшей все его силы и не дававшей ему времени для спокойного, творческого устроения своей жизни, пришел в себя и, ведомый своими государями, собрал и систематизировал свои законы (дело и традиция Сперанского), подготовил кадры своей интеллигенции (дело пушкинского гения и славных русских университетов), освободил крестьян (дело Александра ІІ и Милютина), обновил и устроил свой суд и приступил к ряду либерально-демократических реформ (начиная от всеобщей воинской повинности и кончая народным представительством). Ему оставалось еще многое сделать, но это многое (от одноверстной сети народных школ для всеобщего образования до планов индустриализации страны и широкого железнодорожного строительства, доселе не осуществленного коммунистами), было уже обдумано или начато, или же находилось в полном развитии...
Нам нечего идеализировать. Нам не к чему хвастать. Но мы можем спокойно утверждать, что русское государственное право было прекрасно и зрело продумано, что русский Устав Уголовного Судопроизводства может потягаться с любым европейским уставом; что русский суд был на очень большой высоте - и по кадру судей, и по уровню адвокатуры, и по своей скорости, и по своим творческим тенденциям; что кассационные решения русского Сената представляют собой замечательный в истории человечества многотомный памятник юридически утонченного, христиански настроенного и справедливого правотворчества; что русские города и земства имеют огромные культурные заслуги; что русские университеты являлись во многих отношениях европейски образцовыми академиями; что русская медицина с ее вчувствующимся, индивидуализирующим диагнозом, «органическим» лечением и материальным бескорыстием была русской национальной гордостью; что русский солдат совмещал свою образцовую храбрость с личной инициативой в бою; что русское искусство (народная песня, доселе неизвестная Западу во всей ее оригинальности, русская музыка, оперное пение, живопись, скульптура, архитектура, театр, танец, поэзия и вообще изящная словесность) - что все это шло свободными и самобытными путями и достигало истинной художественной высоты; что русская общественная благотворительность может быть сравнена только с американской.
И все это росло и выросло органически, вместе с самим русским народом как его собственная культура, как его собственная жизненная форма, подсказанная ему духом его религиозной веры (православие) и его национальным самочувствием. ..
Где ныне все это наследие русской национальной истории? Где эти творческие традиции? Все разрушено, попрано, угашено, поругано.
"Советский Союз - не Россия"
Ильин И.А.