Совсем недавно вышел весьма нашумевший фильм Андрея Звягинцева «Левиафан», ставший не столько культурным, сколько политическим событием жизни России.
Фильм этот, почти как тема Крыма, прошел своеобразной демаркационной линией через общество, в очередной раз разделив его на людей, видящих в фильме гениальное творение на злобу дня, и людей, считающих труд режиссера хулой на Россию. Левиафан Звягинцева наотмашь ударил общество в живое место. Случайно ли? Отнюдь! По данным сайта kinopoisk.ru в конце 2010/начале 2011 года была написана первая рабочая версия фильма. То есть сценарий, в основу которого легла трагедия, приключившаяся в США, вызревал именно в нервно-оголенное огненно-оранжевое время.
Многие заметили, что название фильма отсылает к философско-политической метафоре великого английского мыслителя Томаса Гоббса, получившей известность благодаря его работе «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». Именно образ власти церковной и светской, ее внешней формы, внутреннего межвластного диалога, диалога внешнего - с человеком и предъявил обществу Звягинцев в образе Левиафана. Однако, что же представляет из себя Левиафан Звягинцева? Какую роль он исполняет? Прежде, чем задаваться этими вопросами, стоит вглядеться в левиафана как такового.
Согласно Большой советской энциклопедии, левиафан это 1) в библейской мифологии чудовище, напоминающее огромного крокодила. В переносном смысле - нечто огромное и чудовищное. 2) Назв. сочинения английского философа Т. Гоббса, посвященного проблемам гос-ва.
Сегодня мы добавили бы: Назв. фильма Андрея Звягинцева, посвященного…Стоп! Об этом позже.
Итак, обратимся сперва к левиафану, образ которого рисует нам ветхозаветная Книга Иова.
В главе 40 Господь говорит Иову:
«Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; вот, его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; это - верх путей Божиих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой» (40:10-40:14)
То есть тут констатируется, что левиафан (бегемот) - это творение Бога, которое (с учетом того, что в предыдущей 39 главе речь идет о неподконтрольности природной силы человеку) является квинтэссенцией природной силы. А постольку, поскольку эта природная сила неподконтрольна, то является и квинтэссенцией неподконтрольности. Эта мысль подтверждается следующими ниже стихами.
«Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы?» (40:20-40:23)
Нет, не может человек покорить это существо!
«Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его - ужас; крепкие щиты его - великолепие; они скреплены как бы твердою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются. От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь - за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.» (41:4-41:26)
Ветхозаветный левиафан предстает как высшее природное существо: сильное, мощное, красивое, опасное, непокорное и бесстрашное. А поскольку речь не идет о каком-то конкретном животном, то полагаю, что стоит говорить о воплощенной в этом образе природной, в данном случае, стихии, противостоящей человеку через наличие неподконтрольной этому человеку стихийной воли.
Итак, с одной стороны мы имеем левиафана как метафору противостоящей человеку сущности (в ветхозаветном случае - природной стихии).
И не случайно философ Гоббс, в своем творчестве адресуется к образу левиафана. Но таков ли этот левиафан? Лично я полагаю, что сводить Левиафана Гоббса к противостоящему человеку чудовищу, то есть ставить между его Левиафаном и левиафаном ветхозаветным знак тождества, не вполне справедливо. Я попытаюсь это показать и для этого адресуюсь к основным моментам работы английского философа («Левиафан». Мысль; Москва; 2001).
Вот что пишет Гоббса во ведении:
«Человеческое искусство (искусство, при помощи которого Бог создал мир и управляет им) является подражанием природе как во многих других отношениях, так и в том, что оно умеет делать искусственное животное. [далее Гоббс сравнивает устройства организмов с механизмами] Впрочем, искусство идет еще дальше, имитируя разумное и наиболее превосходное произведение природы - человека. Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством (Commonwealth, or State), по‑латыни - Civitas, и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан.»
Гоббс связывает человечество с Богом через общую для них способность к творчеству. И вполне логично проводит параллель между их творениями: Бог сотворяет природу и высшую сущность ее - левиафана-стихию, человек сотворяет социум и высшую сущность его - Левиафана-государство.
Ветхозаветный левиафан не противостоит своему создателю-Богу, ибо «только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой». Схож ли в этом со своим аналогией человеческий Левиафан? Может ли создатель-Человечество сказать: «Вот Левиафан, которого Я создал: верховная воля, приводящее могучее тело его в движение - душа его; богатство и благосостояние, наполняющие собой его тело как соком - силы его; непререкаемая власть - твердыня его, на которой он восседает»? И может ли сотворивший Левиафана создатель-Человечество приблизить к нему своему меч свой?
Об этом - в другой раз.