Мне девять лет, и мама отправила меня в пионерский лагерь. В целом там был неплохой коллектив по составу детей, если сравнивать с обеими школами, где мне довелось учиться - в лагере не было мальчишек-хулиганов. Думаю, это было связано с ведомственным характером детского учреждения. Уровень развития детей примерно соответствовал контингенту родителей.
Вначале было скучновато, но постепенно мальчики находили себе занятия. Например, декоративное украшение дома. В нашем корпусе нашелся один умелец, Гриша. После завтрака он одну за другой запихал за щеку две карамельки и с хитрой гримасой сказал:
- А сейчас будем клеить переводилки.
В ответ ему справедливо возразили:
- Откуда ты их возмешь? Может ты привез с собой?
- Сейчас увидите.
Гришка окунул два фантика от конфет в емкость для сбора дождевой воды, что стояла у входа в дом, и немного подержал их там, чтобы вощеные бумажки хорошо намокли. Входную дверь дома обрамляли гладкие деревянные наличники, выкрашенные белой краской. Юный дизайнер вынул один за другим мокрые фантики, приложил их к наличнику, хорошо разгладил и плотно придавил ладонью. Поблескивающие от воды бумажки с изображенными на них ягодами и листиком держались как приклеенные.
- Теперь надо оставить и ждать, пока высохнет, - обучал Гриша недоверчивых зрителей.
Летнее солнце не заставило себя ждать долго и, пока мы крутились около корпуса, вода испарилась. Гриша наконец скомандовал:
- Всё, можно снимать.
- На доске зеркально отпечатался рисунок с обертки конфет.
- Ну и что, - нашелся скептик, - это сейчас сотрется.
Для убедительности он потер ладонью по отпечатавшемуся рисунку.
- Ничего себе! Вот это да! - послышались восхищенные голоса. Отпечаток был прочный.
Теперь все мальчишки, у кого в запасе были карамельные конфеты, принялись за дело. Важно, чтобы фантик был из вощеной бумаги с яркими рисунками, напечатанными преимущественно красными и зелеными красками. Через пару дней скучный белый наличник преобразился. Ребята старались клеить фантики один к одному, чтобы всем хватило места. Клеили вечером, а утром бумажки снимали, или они подсохнув слетали сами. Входная дверь получала обрамление растительным орнаментом, выдержанным в единой цветовой гамме. Мы рассчитывали оформить так оба наличника двери для симметрии, и даже обратились к девчонкам из соседней группы, поскольку у нас уже запасы карамели заканчивались. Тут то наше творчество и заметила вожатая (не хочу сказать ничего плохого про девочек). Очевидно, что у нее не было никакого художественного вкуса, потому что мы услышали в свой адрес только необоснованную критику, а в руках у нее немедленно оказалась тряпка, которой та безуспешно пыталась смыть отпечатки.
Другим важным для меня занятием стали качели. Они напоминали по форме полукруглую промокашку (пресс-бювар), которой важные чиновники прокатывали свою подпись на бланке для того, чтобы она не смазалась.
Их было несколько на площадке нашего корпуса. Покачаться на них мне предложил невысокий, но ловкий мальчик из нашей группы. Главным преимуществом этих качелей было то, что они не крепились к месту. На них можно было не только качаться, но и перемещаться. Оказалось, что если в свою очередь я сильнее и резче раскачиваюсь, то металлические трубы у основания проскальзывают по песчаному грунту и качели оказываются передвинуты на 15-20 сантиметров. Поскольку я был более крупным пареньком, то основная роль загребного досталась мне. В следующие несколько дней мы с моим товарищем научились перемещаться по всей площадке, а с помощью инерции тела также разворачивать нашу колесницу и проходить даже между деревьями. Вскоре у нас появились конкуренты и были организованы соревнования на скорость между двумя парами. Касаться ногами земли при этом было запрещено.
Изучая территорию лагеря, я забрел на стадион. Именно там со старшими ребятами и физруком я научился играть в футбол. Они удивлялись тому, что я не пришел на стадион в первый же день, недоумевая, чем здесь еще можно заниматься и каждый вечер предупреждали, что ждут меня завтра.
Однажды на общем построении, на которое всех созывал горнист, появилась девочка, у которой левая рука была как будто не живой. Присмотревшись, я понял, что это протез из пластмассы коричневого цвета, уходящего в синеву. В то время, в 1972 году, протезы руки были фиксированными, то есть у них не было никакого функционала и подвижности. Вид этой девочки меня шокировал. Я видел раньше протезы только у зрелых мужчин, которые лишились одной из конечностей, но встретить его у юной особы никак не ожидал. Девочка была в остальном симпатичная, стройная, высокая, в кудряшках, на год старше меня, и тихая. Ее протез меня убивал. Я боялся его, и стал избегать встреч с нею. Завидев издалека, особенно, когда в жаркую погоду она выходила в блузке с коротким рукавом, я обходил ее стороной, делая большой крюк. Однажды нам объявили, что завтра в открытый бассейн наконец-то нальют воду и можно будет купаться. В летний зной эта новость вызвала большое воодушевление, а я вдруг представил, что с нашей группой мальчиков запустят в бассейн и группу девочки-инвалида. Она конечно будет с протезом и поплывет ко мне... Ночью я долго не мог уснуть.
Со временем, немного успокоившись по поводу отсутствия ее руки, я понял, что мне на самом деле жаль эту девочку. Она не присоединялась к большим и шумным компаниям детей, не бегала, а ходила по дорожкам всегда с одной или двумя девочками. Так было прежде всего потому, что другие дети сторонились ее. Я не понимал, почему же она каждый день с таким упорством прицепляет эту страшную руку. Однажды девочка вышла к завтраку с пустым рукавом. Солнце просвечивало белую блузку, и было заметно, что ее рука обрывалась чуть выше локтя. Я вздохнул с облегчением и подумал, что в следующий раз подойду и попробую с ней заговорить. Я уже знал от одного из воспитателей ее имя. Оказалось, что тот раз был исключением, и все последующие дни протез был с нею.
Самое ужасное было не в моем шоке, а в том, что несколько мелких мальчиков, лет 8-10, завидев Аню, назовем ее так, начинали просто бесноваться, истошно кричать, брызгая слюной, и показывать пальцем:
- Однорукая, однорукая идет!
Они боялись ее и ее несовершенства, так что обзывались с почтительного расстояния, даже отбегая, если она шла в их направлении. Иногда одна из ее подруг, не выдержав, кричала в ответ:
- Дураки! - и крутила рукой около виска.
Воспитатели отлавливали таких пацанят, делая им строгое внушение, те послушно соглашались, опустив голову, но назавтра начиналось всё то же самое. Какое несправедливое давление вместо помощи оказывалось на Аню! Да, у нее был не боевой характер, но неужели это так необходимо?
Вероятно эта, неразрешимая для меня, проблема была одной из причин того, что я не дотянул до конца смены, и в родительский день по моей весьма настойчивой просьбе меня забрали из лагеря.
Сейчас я понимаю, что даже такой примитивный протез Ане был необходим во многих бытовых ситуациях, когда сделать что-то одной рукой невозможно - им можно придержать, прижать, опереться и т.п., а может быть девочке просто хотелось быть такой же, как ее сверстницы?
Что касается бассейна в лагере, он оказался мелким, вода не доставала мне и до пояса, в нем можно было только плескаться, и Ани там не было.
* * *
Это воспоминание написано в ответ на
пост Eleanel от 7.5.22.