Лев Конорев и Александр Филатов часть 2
Тем временем началось писательское собрание, и Саша Филатов был одним из самых активных его участников. Он подавал по ходу собрания свои реплики, высказывал дельные замечания, а под конец и выступил сам. Слушали Сашу внимательно, было видно, что его мнением дорожат, с ним считаются и более опытные и старшие по возрасту литераторы.
В перерыве собрания Михаил Михайлович Обухов подвел меня к Саше, познакомил нас. Мы успели обмолвиться теми несколькими расхожими словами, какие обычно говорят в подобных случаях. С этого и началось наше общение.
Потом уже, встречаясь на последующих писательских собраниях, мы говорили более обстоятельно и заинтересованно, привыкая друг к другу и обоюдно исподволь приглядываясь: он - ко мне, я - к нему… Общение наше с каждой новой встречей становилось непринужденнее и приязненнее. И все-таки это было еще не дружество, а обычное общение коллег по литературному цеху, у которых нашлись обоюдные интересы. Помимо писательской организации мы нигде тогда больше не встречались.
Более тесное и по-настоящему дружеское сближение произошло у нас с Сашей Филатовым лишь года два спустя, где-то зимой восемьдесят пятого года. Помню, в один из метельных дней он позвонил мне по телефону домой и попросил приехать к нему на квартиру на улице Шаландина, где он тогда жил. «Поговорить охота, - коротко объяснил Саша свою просьбу и добавил: - Мне-то будет трудней с Харгоры добраться до вашего центра, а Вам, наверное, проще приехать, верно?».
И я сразу поехал к нему, благо было свободное время. Поднявшись на четвертый этаж, где находилась квартира Филатовых, нажал на кнопку звонка. Из-за двери тотчас раздался громкий голос: «Открыто!». Толкнув дверь, увидел у порога улыбчивого Сашу, сидевшего в коляске. «А я специально не закрываю дверь на замок, если жду гостей, - словоохотливо заговорил он. - Так сподручней, когда остаюсь один дома. Сейчас я как раз один: жена в школе и сын на занятиях… Ну, проходите в мои апартаменты, - улыбнулся Саша, указывая на боковую дверь, и сам покатил впереди меня.
То, что Саша усмешливо назвал «апартаментами», оказалось небольшого размера квадратной комнатой в обычном панельном исполнении. Первое, что бросалось в глаза при входе, были книги, множество книг. Они размещались на полках самодельных стеллажей, изготовленных, как я узнал потом, самим хозяином кабинета. Стеллажи занимали две смежных стены. Но книгам, видимо, и здесь не хватало места, и они лежали стопками и вразброс и на небольшом письменном столе рядом со старой портативной машинкой, и даже на подоконнике. Еще обращал на себя внимание висевший в углу большой живописный портрет Саши, как выяснилось, подарок знакомого художника.
Я сразу заинтересовался библиотекой Саши, и он с видимой охотой стал знакомить меня со своим книжным собранием, передвигаясь от стеллажа к стеллажу и с любовью поглаживая корешки книг. Было видно, что собирал он библиотеку долго и тщательно, сообразно своим читательским и литературным вкусам. Конечно же, основную часть книг составляли издания классиков русской и мировой литературы, а также видных современных авторов. Выделялись ряды исторических книг, в их числе труды Карамзина, Ключевского, других отечественных историков. Нижние полки утяжеляли увесистые тома словарей и всевозможных справочников. И еще заметно было увлечение хозяина библиотеки античными изданиями. Тут соседствовали сочинения знаменитых древнегреческих драматургов - Софокла, Еврипида, Аристофана, римских поэтов - Вергилия, Горация, других выдающихся представителей греко-римской античной литературы.
Узнав, что в моей домашней библиотеке совсем нет античных произведений, Саша тут же, пресекая все мои возражения, достал с полки два роскошных тома комедий римского комедиографа Тита Плавта и подарил их мне. Эти книги, перечитанные мною по многу раз, я бережно храню как самую дорогую ценность, связанную с памятью об Александре Филатове.
После осмотра Сашиной библиотеки разговор как бы сам собой зашел о наших литературных пристрастиях, и к обоюдному удовлетворению выяснилось, что во многом у нас сходные позиции. Как и меня, Сашу особенно интересовала так называемая «деревенская проза». И это вполне объяснимо: оба мы родом из деревни, и все, что связано с жизнью селян, не могло нас не волновать. В ту пору у всех на слуху были злободневные, остросоциальные произведения таких замечательных «деревенщиков» как Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Василий Белов, Евгений Носов. Когда я сказал, что многие годы жил по соседству с Евгением Ивановичем Носовым и близко знал его, Саша нетерпеливо начал расспрашивать меня обо всем, что связно с личностью писателя-курянина. Он признался, что давно следит за творчеством Носова, хорошо знает и любит его рассказы и повести. Особенно выделил носовскую повесть «Шумит луговая овсяница» и рассказ «Пятый день осенней выставки». «Они черноземом пахнут», - так афористично высказался Саша об этих произведениях.
Тем временем возвратилась из школы Сашина жена Зинаида, хрупкая на вид миловидная белокурая женщина, очень спокойная, тихая и немногословная. Про таких говорят: незаметная. Но я-то понимал, что на хрупких плечах этой скромной, вроде бы незаметной женщины держится дом Филатовых, что она - главная и надежная опора этой семьи.
Мы познакомились, и Саша, с улыбкой потирая руки, обратился к жене: «А не сообразить ли нам, Зина, чайку, как считаешь?». «Конечно», - кивнула в ответ Зинаида и ушла на кухню. Вскоре она позвала нас к столу, где дымился в чашках круто заваренный душистый чай и горкой лежали в вазе печенья.
Хочу заметить, что чаепитие у Филатовых, как я впоследствии убедился, было не просто обычным угощением на скорую руку, но неким церемониальным действом, сопровождавшимся задушевными разговорами. Все, кто когда-либо посещал квартиру поэта (а бывали здесь очень и очень многие), хорошо знают, что без продолжительных «посиделок» на кухне за чашкой чая не обходилась ни одна встреча. Саша и сам был большой любитель чаепитий, знал в этом толк и при случае собственноручно заваривал по своим рецептам крепкий бодрящий напиток. Но чаще всего, если жена находилась дома, можно было услышать привычные Сашины слова: «Зина, а не сообразить ли нам чайку?..».
О многом мы еще успели тогда переговорить с Сашей, став понятнее и ближе друг другу, и, кажется, распрощались в уверенности, что такие личные встречи нам необходимы и впредь, что они обоюдно обогащают нас.
В перерыве собрания Михаил Михайлович Обухов подвел меня к Саше, познакомил нас. Мы успели обмолвиться теми несколькими расхожими словами, какие обычно говорят в подобных случаях. С этого и началось наше общение.
Потом уже, встречаясь на последующих писательских собраниях, мы говорили более обстоятельно и заинтересованно, привыкая друг к другу и обоюдно исподволь приглядываясь: он - ко мне, я - к нему… Общение наше с каждой новой встречей становилось непринужденнее и приязненнее. И все-таки это было еще не дружество, а обычное общение коллег по литературному цеху, у которых нашлись обоюдные интересы. Помимо писательской организации мы нигде тогда больше не встречались.
Более тесное и по-настоящему дружеское сближение произошло у нас с Сашей Филатовым лишь года два спустя, где-то зимой восемьдесят пятого года. Помню, в один из метельных дней он позвонил мне по телефону домой и попросил приехать к нему на квартиру на улице Шаландина, где он тогда жил. «Поговорить охота, - коротко объяснил Саша свою просьбу и добавил: - Мне-то будет трудней с Харгоры добраться до вашего центра, а Вам, наверное, проще приехать, верно?».
И я сразу поехал к нему, благо было свободное время. Поднявшись на четвертый этаж, где находилась квартира Филатовых, нажал на кнопку звонка. Из-за двери тотчас раздался громкий голос: «Открыто!». Толкнув дверь, увидел у порога улыбчивого Сашу, сидевшего в коляске. «А я специально не закрываю дверь на замок, если жду гостей, - словоохотливо заговорил он. - Так сподручней, когда остаюсь один дома. Сейчас я как раз один: жена в школе и сын на занятиях… Ну, проходите в мои апартаменты, - улыбнулся Саша, указывая на боковую дверь, и сам покатил впереди меня.
То, что Саша усмешливо назвал «апартаментами», оказалось небольшого размера квадратной комнатой в обычном панельном исполнении. Первое, что бросалось в глаза при входе, были книги, множество книг. Они размещались на полках самодельных стеллажей, изготовленных, как я узнал потом, самим хозяином кабинета. Стеллажи занимали две смежных стены. Но книгам, видимо, и здесь не хватало места, и они лежали стопками и вразброс и на небольшом письменном столе рядом со старой портативной машинкой, и даже на подоконнике. Еще обращал на себя внимание висевший в углу большой живописный портрет Саши, как выяснилось, подарок знакомого художника.
Я сразу заинтересовался библиотекой Саши, и он с видимой охотой стал знакомить меня со своим книжным собранием, передвигаясь от стеллажа к стеллажу и с любовью поглаживая корешки книг. Было видно, что собирал он библиотеку долго и тщательно, сообразно своим читательским и литературным вкусам. Конечно же, основную часть книг составляли издания классиков русской и мировой литературы, а также видных современных авторов. Выделялись ряды исторических книг, в их числе труды Карамзина, Ключевского, других отечественных историков. Нижние полки утяжеляли увесистые тома словарей и всевозможных справочников. И еще заметно было увлечение хозяина библиотеки античными изданиями. Тут соседствовали сочинения знаменитых древнегреческих драматургов - Софокла, Еврипида, Аристофана, римских поэтов - Вергилия, Горация, других выдающихся представителей греко-римской античной литературы.
Узнав, что в моей домашней библиотеке совсем нет античных произведений, Саша тут же, пресекая все мои возражения, достал с полки два роскошных тома комедий римского комедиографа Тита Плавта и подарил их мне. Эти книги, перечитанные мною по многу раз, я бережно храню как самую дорогую ценность, связанную с памятью об Александре Филатове.
После осмотра Сашиной библиотеки разговор как бы сам собой зашел о наших литературных пристрастиях, и к обоюдному удовлетворению выяснилось, что во многом у нас сходные позиции. Как и меня, Сашу особенно интересовала так называемая «деревенская проза». И это вполне объяснимо: оба мы родом из деревни, и все, что связано с жизнью селян, не могло нас не волновать. В ту пору у всех на слуху были злободневные, остросоциальные произведения таких замечательных «деревенщиков» как Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Василий Белов, Евгений Носов. Когда я сказал, что многие годы жил по соседству с Евгением Ивановичем Носовым и близко знал его, Саша нетерпеливо начал расспрашивать меня обо всем, что связно с личностью писателя-курянина. Он признался, что давно следит за творчеством Носова, хорошо знает и любит его рассказы и повести. Особенно выделил носовскую повесть «Шумит луговая овсяница» и рассказ «Пятый день осенней выставки». «Они черноземом пахнут», - так афористично высказался Саша об этих произведениях.
Тем временем возвратилась из школы Сашина жена Зинаида, хрупкая на вид миловидная белокурая женщина, очень спокойная, тихая и немногословная. Про таких говорят: незаметная. Но я-то понимал, что на хрупких плечах этой скромной, вроде бы незаметной женщины держится дом Филатовых, что она - главная и надежная опора этой семьи.
Мы познакомились, и Саша, с улыбкой потирая руки, обратился к жене: «А не сообразить ли нам, Зина, чайку, как считаешь?». «Конечно», - кивнула в ответ Зинаида и ушла на кухню. Вскоре она позвала нас к столу, где дымился в чашках круто заваренный душистый чай и горкой лежали в вазе печенья.
Хочу заметить, что чаепитие у Филатовых, как я впоследствии убедился, было не просто обычным угощением на скорую руку, но неким церемониальным действом, сопровождавшимся задушевными разговорами. Все, кто когда-либо посещал квартиру поэта (а бывали здесь очень и очень многие), хорошо знают, что без продолжительных «посиделок» на кухне за чашкой чая не обходилась ни одна встреча. Саша и сам был большой любитель чаепитий, знал в этом толк и при случае собственноручно заваривал по своим рецептам крепкий бодрящий напиток. Но чаще всего, если жена находилась дома, можно было услышать привычные Сашины слова: «Зина, а не сообразить ли нам чайку?..».
О многом мы еще успели тогда переговорить с Сашей, став понятнее и ближе друг другу, и, кажется, распрощались в уверенности, что такие личные встречи нам необходимы и впредь, что они обоюдно обогащают нас.