Взлёт и падение "Бреттанской" империи
Продолжаем изучать классического английского Шерлока Холмса на экране - телевизионный сериал студии "Гранада", который создавался в 1984-1994 гг. Снова объектом пристального внимания станет актёр Джереми Бретт и воплощаемый им образ сыщика. Предыдущая часть - " Дьяволова подножка".
.
Взлёт и падение «Бреттанской» империи
Классический английский Холмс на экране
Александр СЕДОВ (с) эссе, июнь 2016 г.
.
Достаточно посмотреть любую из серий, чтобы убедиться: Холмс-Бретт и себя не щадит и другим не даёт покоя. Он ежесекундно выставляет свою персону напоказ: даёт понять зрителю, что он центр всеобщего внимания, обожания или раздражения (а иногда и того и другого вместе), что его нельзя игнорировать, отвлечься и передохнуть. Хозяйка квартиры (актриса Розали Уильямс) исполняет срочные поручения Холмса, отданные громовым голосом и приказным тоном, исключительно на бегу - вызывает кэб или убирает со стола недоеденный ужин. А в моменты перенапряжения сил Холмса как бы в знак солидарности падает у дверей его комнаты от полного изнеможения.
.
В интервью журналу «Скарлет-стрит» актриса вспоминала о Джереми Бретте так:
.
«Когда он работал, он кипел от радости, был полон энтузиазма и драйва. …Шерлок продлевал ему жизнь, держал его в тонусе. И по большому счёту был его Альтер-эго, хотя Джереми часто говорил, что на самом деле он совсем не похож на Шерлока Холмса, ведь у Холмса ледяной нрав. Бесчувственная рыба, так он отзывался о нём» (Scarlet Street, зима, 1996 г.).
.
Джереми Бретт необычайно увлечён внешней стороной характера своего героя - поведенческими реакциями, манерами, мимикой лица и модуляцией голоса. Его Холмс всё время «тонко играет» на публику, даже если публика состоит из одного Ватсона, а Холмс повернут к нему спиной. Он всё равно демонстративно приподнимает бровь, отставляет указательный палец, делает нервные пассы руками. Лицедействует перед «четвёртой стеной» - невидимой телеаудиторией.
.
.
.
.
.
Актёрствует Бретт-Холмс первоклассно, особенно под чужой личиной в гриме: конюх со смешными бакенбардами и топорщащимися бровями или старый священник с накладными зубами, - он каждый раз в ударе, в родной стихии. Смешивая комическое и натурализм, получает гротеск.
.
Заметно, какое огромное удовольствие Бретт получают от разыгрываемого моноспектакля, от театра в театре, от одной роли, вложенной внутрь другой. Актёр купается в игровой избыточности, отчего, как бы по контрасту, может возникнуть подозрение, что «просто быть» Холмсом артисту не так интересно.
.
Закрадывается мысль, что все эти эффекты на публику - весь этот маньеризм, вычурность уже под маской Шерлока Холмса, в строгом сюртуке и цилиндре - призваны заслонить истинный характер героя.
.
Закономерен и такой вопрос: насколько истинному Шерлоку Холмсу может быть свойственна подобная гиперактивность? Особенно в моменты молчаливого уединения, когда сыщик демонстрирует позу публичного одиночества: закрывает глаза, запрокидывает голову, прижимается спиной к стене или к фонарному столбу на улице? Если этот Холмс как истинный экстраверт так много тратит энергии на поддержание всеобщего интереса к своей персоне, как достаёт у него сил на дедукцию?
.
Поклонники Бретта охотно видят в этой игре возвышающий Холмса «танец», «балет» рук и тела. Меня, как критика, наоборот, терзают сомнения. Его Холмс словно большой и капризный ребёнок, который непрестанно просится в центр внимания. Хорошо, когда под руку сыщика подворачиваются бесконечно терпеливые домочадцы, но если рядом люди незнакомые и чужие - как они сносят выходки Холмса?
.
.
.
В поздних сериях манерные экзерсисы Холмса-Бретта предстали в гротесковом свете. Великий сыщик сильно изменился. Исчезла худощавость, подтянутость, моложавость, а возникло, увы, обратное всему этому. Однако жеманно-манерный эгоцентризм - претензия быть ярким, эффектным, броским, ослепительным осталась прежней. В его изменившейся походке начал проступать его младший конкурент Эркюль Пуаро, в меру упитанный сыщик в исполнении Дэвида Суше (сериал с ним стартовал в 1989 году на середине проекта о Холмсе). Этот Пуаро семенил по-пингвиньему, мелкими шажками, забавно выставив вперёд живот (который у актёра Суше был накладным). Но если Пуаро-Суше «уродился» таким изначально и даже гордился своей ладной фигурой, Холмс-Бретт эволюционировал вопреки задуманному идеалу и предпочитал игнорировать перемены в собственном облике.
.
Гамлет не перестанет быть Гамлетом только оттого, что за его роль возьмётся не тощий недокормленный студент, а упитанный актёр в самом расцвете лет. Созданный драматургом образ принца Датского мало зависит от внешней характеристики - это и понятно: сцена - не то место, где гонятся за внешним подобием. Сценическая условность - краеугольный камень театра. Другое дело - образ сыщика с Бейкер-стрит, рождённый в недрах художественной прозы, где авторское описание иной раз важнее действия. Для Шерлока Холмса это важно вдвойне: Конан Дойл не случайно проектировал своего героя высоким, худощавым, с поджарым телосложением, узким продолговатым лицом и ястребиным носом. Суть героя - стремительность натуры, подвижность мысли - схвачена через характерный облик, который так глубоко и рельефно отчеканился в памяти, что перешёл на магазинные вывески, почтовые марки и юбилейные монеты, то есть в категорию архитипических образцов. Компромиссы, разумеется, возможны. Там, где актёр не добирает ростом, он может компенсировать энергией или апломбом. Но если под вопросом оказываются совокупность внешних черт, если сам облик артиста начинает противоречить указанным чертам характера, под сомнение подпадает и образ в целом.
.
Налицо конфликт художественной формы и декларируемого содержания. Самые преданные фанаты Джереми Бретта на эти противоречия закрывают глаза, предпочитая держать в голове «идеальный» образ из первых серий. Но для зрителя, настроенного чуть более критично, подобное несоответствие трудно замаскировать. Этот разрыв между сутью и внешностью, на мой взгляд, подрывает замысел сериала - явить на экран истинного Холмса.
.
Гранадовский сериал рисует убедительную картину богатой и могущественной империи: на воротах усадеб сияют таблички, лоснятся крупы породистых лошадей, несутся отполированные до блеска кареты, блестит столовое серебро, но в самом её сердце как-то неуютно - в сердце «Бреттанской» (Brettish) империи, в душе Холмса-Бретта. Сыщик в его исполнении может быть и необыкновенно деликатен, чуток, добр, великодушен, даже сентиментален или, наоборот, чрезвычайно резок, разъярён и несносен, но за этим широким эмоциональным диапазоном сквозит личная драма. Глядя на его суетливые и вычурные манеры, на крикливость и колючесть, на страдальческие глаза, начинаешь догадываться, что его Холмс не в силах решить главную головоломку - проблему счастья. Ни общение с другом Ватсоном, ни комфорт и прочие достижения западной цивилизации, ни главное дело его жизни - научный метод расследования преступлений не могут сделать этого Холмса по-настоящему счастливым. И, значит, его сердце лишено огня подлинного оптимизма. Сражения могут быть выиграны, но судьба империи предрешена.
.
.
-------------------------------------------
продолжение следует...
.
Взлёт и падение «Бреттанской» империи
Классический английский Холмс на экране
Александр СЕДОВ (с) эссе, июнь 2016 г.
.
Достаточно посмотреть любую из серий, чтобы убедиться: Холмс-Бретт и себя не щадит и другим не даёт покоя. Он ежесекундно выставляет свою персону напоказ: даёт понять зрителю, что он центр всеобщего внимания, обожания или раздражения (а иногда и того и другого вместе), что его нельзя игнорировать, отвлечься и передохнуть. Хозяйка квартиры (актриса Розали Уильямс) исполняет срочные поручения Холмса, отданные громовым голосом и приказным тоном, исключительно на бегу - вызывает кэб или убирает со стола недоеденный ужин. А в моменты перенапряжения сил Холмса как бы в знак солидарности падает у дверей его комнаты от полного изнеможения.
.
В интервью журналу «Скарлет-стрит» актриса вспоминала о Джереми Бретте так:
.
«Когда он работал, он кипел от радости, был полон энтузиазма и драйва. …Шерлок продлевал ему жизнь, держал его в тонусе. И по большому счёту был его Альтер-эго, хотя Джереми часто говорил, что на самом деле он совсем не похож на Шерлока Холмса, ведь у Холмса ледяной нрав. Бесчувственная рыба, так он отзывался о нём» (Scarlet Street, зима, 1996 г.).
.
Джереми Бретт необычайно увлечён внешней стороной характера своего героя - поведенческими реакциями, манерами, мимикой лица и модуляцией голоса. Его Холмс всё время «тонко играет» на публику, даже если публика состоит из одного Ватсона, а Холмс повернут к нему спиной. Он всё равно демонстративно приподнимает бровь, отставляет указательный палец, делает нервные пассы руками. Лицедействует перед «четвёртой стеной» - невидимой телеаудиторией.
.
.
.
.
.
Актёрствует Бретт-Холмс первоклассно, особенно под чужой личиной в гриме: конюх со смешными бакенбардами и топорщащимися бровями или старый священник с накладными зубами, - он каждый раз в ударе, в родной стихии. Смешивая комическое и натурализм, получает гротеск.
.
Заметно, какое огромное удовольствие Бретт получают от разыгрываемого моноспектакля, от театра в театре, от одной роли, вложенной внутрь другой. Актёр купается в игровой избыточности, отчего, как бы по контрасту, может возникнуть подозрение, что «просто быть» Холмсом артисту не так интересно.
.
Закрадывается мысль, что все эти эффекты на публику - весь этот маньеризм, вычурность уже под маской Шерлока Холмса, в строгом сюртуке и цилиндре - призваны заслонить истинный характер героя.
.
Закономерен и такой вопрос: насколько истинному Шерлоку Холмсу может быть свойственна подобная гиперактивность? Особенно в моменты молчаливого уединения, когда сыщик демонстрирует позу публичного одиночества: закрывает глаза, запрокидывает голову, прижимается спиной к стене или к фонарному столбу на улице? Если этот Холмс как истинный экстраверт так много тратит энергии на поддержание всеобщего интереса к своей персоне, как достаёт у него сил на дедукцию?
.
Поклонники Бретта охотно видят в этой игре возвышающий Холмса «танец», «балет» рук и тела. Меня, как критика, наоборот, терзают сомнения. Его Холмс словно большой и капризный ребёнок, который непрестанно просится в центр внимания. Хорошо, когда под руку сыщика подворачиваются бесконечно терпеливые домочадцы, но если рядом люди незнакомые и чужие - как они сносят выходки Холмса?
.
.
.
В поздних сериях манерные экзерсисы Холмса-Бретта предстали в гротесковом свете. Великий сыщик сильно изменился. Исчезла худощавость, подтянутость, моложавость, а возникло, увы, обратное всему этому. Однако жеманно-манерный эгоцентризм - претензия быть ярким, эффектным, броским, ослепительным осталась прежней. В его изменившейся походке начал проступать его младший конкурент Эркюль Пуаро, в меру упитанный сыщик в исполнении Дэвида Суше (сериал с ним стартовал в 1989 году на середине проекта о Холмсе). Этот Пуаро семенил по-пингвиньему, мелкими шажками, забавно выставив вперёд живот (который у актёра Суше был накладным). Но если Пуаро-Суше «уродился» таким изначально и даже гордился своей ладной фигурой, Холмс-Бретт эволюционировал вопреки задуманному идеалу и предпочитал игнорировать перемены в собственном облике.
.
Гамлет не перестанет быть Гамлетом только оттого, что за его роль возьмётся не тощий недокормленный студент, а упитанный актёр в самом расцвете лет. Созданный драматургом образ принца Датского мало зависит от внешней характеристики - это и понятно: сцена - не то место, где гонятся за внешним подобием. Сценическая условность - краеугольный камень театра. Другое дело - образ сыщика с Бейкер-стрит, рождённый в недрах художественной прозы, где авторское описание иной раз важнее действия. Для Шерлока Холмса это важно вдвойне: Конан Дойл не случайно проектировал своего героя высоким, худощавым, с поджарым телосложением, узким продолговатым лицом и ястребиным носом. Суть героя - стремительность натуры, подвижность мысли - схвачена через характерный облик, который так глубоко и рельефно отчеканился в памяти, что перешёл на магазинные вывески, почтовые марки и юбилейные монеты, то есть в категорию архитипических образцов. Компромиссы, разумеется, возможны. Там, где актёр не добирает ростом, он может компенсировать энергией или апломбом. Но если под вопросом оказываются совокупность внешних черт, если сам облик артиста начинает противоречить указанным чертам характера, под сомнение подпадает и образ в целом.
.
Налицо конфликт художественной формы и декларируемого содержания. Самые преданные фанаты Джереми Бретта на эти противоречия закрывают глаза, предпочитая держать в голове «идеальный» образ из первых серий. Но для зрителя, настроенного чуть более критично, подобное несоответствие трудно замаскировать. Этот разрыв между сутью и внешностью, на мой взгляд, подрывает замысел сериала - явить на экран истинного Холмса.
.
Гранадовский сериал рисует убедительную картину богатой и могущественной империи: на воротах усадеб сияют таблички, лоснятся крупы породистых лошадей, несутся отполированные до блеска кареты, блестит столовое серебро, но в самом её сердце как-то неуютно - в сердце «Бреттанской» (Brettish) империи, в душе Холмса-Бретта. Сыщик в его исполнении может быть и необыкновенно деликатен, чуток, добр, великодушен, даже сентиментален или, наоборот, чрезвычайно резок, разъярён и несносен, но за этим широким эмоциональным диапазоном сквозит личная драма. Глядя на его суетливые и вычурные манеры, на крикливость и колючесть, на страдальческие глаза, начинаешь догадываться, что его Холмс не в силах решить главную головоломку - проблему счастья. Ни общение с другом Ватсоном, ни комфорт и прочие достижения западной цивилизации, ни главное дело его жизни - научный метод расследования преступлений не могут сделать этого Холмса по-настоящему счастливым. И, значит, его сердце лишено огня подлинного оптимизма. Сражения могут быть выиграны, но судьба империи предрешена.
.
.
-------------------------------------------
продолжение следует...