О том, о чём не хочется
По одной из легенд однажды к Будде пришла женщина и попросила о помощи. У неё умер сын, и с тех пор она не могла нормально жить, потеряла покой и сон, мучилась, стала сама не своя, родственники считали, что она тронулась умом. Женщина и сама понимала, что, наверное, родственники правы. В любом случае её не устраивало положение вещей, поэтому пришла за помощью. Будда дал ей горсть зёрен риса и велел отдать в ту семью, где никто никогда не умирал. Женщина путешествовала от селения к селению год, потом вернулась к Будде и сказала, что всё поняла. За этот год она не нашла ни одной семьи, где бы никого никогда не хоронили...
В религиозных культурах тема ухода на тонкий план тем или иным образом затрагивается, пусть и в угоду эгрегорам. Эпоха атеизма и вовсе сослужила медвежью услугу и табуировала эту тему. Казалось бы, раз живём единожды, а потом исчезаем, почему бы не жить так, чтобы всё успеть - на "всю катушку", здесь и сейчас, с полной отдачей? На деле такой подход снимает индивидуальную ответственность за свои поступки и решения и поселяет в сердце страх жизни, как бы это не звучало нелогично. Если мы всё равно исчезаем после смерти и отвечать за земной выбор будет некому, можно творить всё, что вздумается, лишь бы не поймали и не наказали. Если жизнь только одна и бессмысленна, мы всё равно исчезнем, зачем к чему-то стремиться? Кому впрок это всё пойдёт? Зачем вообще жить, если потом умрёшь?
Во времена, когда я верила в то, что "Бога нет", в шестнадцать-семнадцать лет, я много размышляла на тему именно нелогичности отсутствия некоего изначального Замысла и скрытого смысла. Несмотря на сознательный и выученный атеистический подход мне было трудно поверить в идиотизм или случайность возникновения Мироздания, окружающий мир, включая меня саму, представлялся осмысленным. В свете этих размышлений одиночность и безвозвратная конечность отдельно взятой жизни каждого человека становилась нелепой, бессмысленной, напрочь никому не нужной. Действительно, какой смысл в существовании, если после смерти от человека ничего не остаётся?
Передача опыта? Тогда откуда в семьях допропорядочных родителей берутся монстры, отвергающие опыт этих родителей? Откуда в обозримой истории берутся "приливы и отливы", смены цивилизаций и тотальная деградация и регресс народов и культур, и вслед за взлётами следует падение? Почему так часто этот самый опыт прошлых поколений и близких не идёт впрок людям в целом и каждому в отдельности? Почему дети рождаются со столь различными исходными способностями? Это же не логично - взять и полностью обнулить, зачеркнуть, признать не нужным индивидуальный опыт каждого, ведь он уникален и неповторим, он может и должен быть востребован людьми и кто-там-ещё-в-нём-заинтересован? Иначе глупо настолько, что признать эту тотальную глупость душа отказывалась.
Я пыталась представить, как умерла и полностью исчезла, моё сознание прекратило существование. Представить, что исчезло тело, удавалось, но представить, что вместе с телом исчезло сознание , у меня не получилось, как ни старалась. Позднее, прочитав Рамачараку, я узнала, что это упражнение йоги дают своим ученикам для того, чтобы продемонстрировать именно бессмертие сознания, души.
Все мы здесь временно, и думать об этом не хочется. Страшно. А страшно потому, что не помним своего внетелесного опыта, не осознаём в достаточной степени (или вовсе), что тело - только одна из форм, в котором может существовать сознание, далеко не единственная. И кроме материальных есть масса нематериальных форм.
Долго уходить от этой мысли не получится, хотя знаю людей, кто "упирался до последнего" и столкнулся с темой смерти в глубоко зрелом возрасте. Рано или поздно с темой ухода сталкиваются лицом к лицу все, неизбежно. Потому, что либо мы уйдём, либо кто-то из окружения, и тогда всё равно придётся пройти этот опыт проводов людей или собственного ухода из тела. Причём всем хочется жить долго, а это значит, что люди вокруг будут уходить.
Смерть - трагедия лишь в той трёхмерной системе координат, к которой мы привыкли и за которую не можем выйти.
Страх смерти - программа любого живого организма, иначе большинство этих организмов давно бы свалили из материи, где им тяжело и больно, и никого бы на этой занятной экспериментальной площадке под названием "человечество" не осталось бы.
Полностью избавиться от страха, оставшись при этом в здравом уме, не получится, и не надо. Он необходим для защиты от саморазрушения. Но разгрести кучу стереотипов и деструктивных программ индивидуальной психики, обусловленных наличием таких же точно программ в коллективном бессознательном, окружающих эту непростую тему, очень полезно и ресурсно. Для себя и для своего мира. Расчищаешь своё пространство - расчищается пространство, примыкающее к своему.
Раньше я постоянно кого-нибудь "провожала на тот свет". В семье были люди, которым удавалось очень долго не появляться на похоронах родственников и знакомых. У нас в семье из всех братьев-сестёр одной волны почему-то только я постоянно хоронила ушедшую родню и успокаивала оставшуюся, причём с детства. Видимо, моя программа на это воплощение предполагала выработку нетипичного отношения к этой теме и отказ от шаблонов восприятия.
Но самым трансформирующим оказался, конечно, личный внетелесный опыт, а потом и опыт работы с тонким планом, приведший в итоге к восприятию своего тела, как биологического "костюма", наделённого своим собственным сознанием, любимого, ранимого, но тем не менее носителя души, а не объекта, породившего душу. Оно настолько же вторично, насколько обусловлено моим индивидуальным набором качеств, начиная от нетленных, изначальных, и заканчивая кармическими, то есть вполне себе изменяемыми. И каждая из этих составляющих несёт свой отпечаток на этом носителе и при определённых условиях может быть проявлена. Так, например, заданный набор генов с обусловленным ими набором возможных наследственных заболеваний реализуется не случайным образом, а исходя из кармических и психологических предрасположенностей. Человек может дожить до ста и больше лет, имея предрасположенности, которые "фатально выстрелят" у кровного родственника в двадцать лет.
Такое отношение к телу появилось далеко не сразу, и на протяжении многих лет менялось и корректировалось, причём в нюансах. Каждый раз тема тела, как носителя сознания, переосмыслялась на новом уровне, и наверняка будет переосмысляться дальше.
Материалистический подход оказал медвежью услугу ещё и в отношении к теме смерти, поскольку рассматривает смерть, как исчезновение, а это в свою очередь приводит, во-первых, к бесчеловечному отношению к уходящим людям, а во вторых, к никому не нужным страданиям по ушедшим.
На деле смерть - это трансформация, и именно такое отношение имеет шанс стать наиболее гуманистическим и ресурсным.
Не так давно я читала статью о докторе Элизабет Кюблер-Росс, о её личном присмертном опыте и работе с умирающими пациентами, и мне пришла в голову мысль насколько логичная и элементарная, настолько игнорируемая тем самым сообществом «настоящих учёных и врачей», придерживающихся ортодоксально-официальной точки зрения.
«Элизабет первая подняла вопрос об ответственности врача не только за здоровье умирающего, но и за то, чтоб последние дни жизни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений. Тема смерти её стала интересовать ещё в детстве, когда она впервые увидела умирающего. Это был её сосед, который упал с дерева и умер в своей постели среди родных и близких. Тогда Элизабет подумала, что существует правильный способ умереть» написано в её биографии.
Это касается и человечества в целом, и врачей, как части этого человечества. Врачи, которые сами пережили околосмертный опыт и осознали своё бессмертие, говорили о том, что умирающих людей надо готовить к смерти, потому, что это переход «из одного измерения в другое», а вовсе не конец существования, и от того, как человек перейдёт эту границу во многом зависит его судьба за Завесой, эмоциональные привязки и кармические программы на будущее.
Отношение официальной медицины к смерти, как к концу существования человека, делает умирающих людей чем-то вроде отработанного материала. Как бы ни парадоксально это звучало, но получается, что именно этот «научный, рациональный» подход оказывается наиболее немилосердным и циничным из возможных.
Казалось бы, именно идея окончательного исчезновения должна подвигнуть заботиться об уходящем человеке. Но, на практике всё оказывается ровно наоборот.
Если у человека нет сознания и души, это биологический материал. "Смертный" человек воспринимается, как ресурс. Пока молод - о нём надо позаботиться, поизносился - зачем на него тратить время, силы и средства государства? Какой смысл улучшать последние дни умирающего, если там, за чертой ничего нет?
По человечески людей, имеющих дело со смертью в силу своей профессии или родственников умирающих близких можно понять - страх собственной смерти и личные вытесненные деструктивные программы, резонирующие со стрессовой ситуацией, включают мощные защиты психики, заставляя любыми способами отстраняться от неприятной темы. Этот страх и программы в большой степени порождены именно материалистическими представлениями об отсутствии бессмертной составляющей человека. Из-за своей уверенности, что «там» ничего нет, вытеснение темы смерти происходит на таком глубоком уровне, что даже простое её упоминание включает реакцию защиты. «Нам не нужно ни плохого, ни хорошего, не говорите вообще ничего», - примерно так можно перевести в слова то, что происходит в подсознании.
Это же материалистическое отношение ввергает в страдания окружающих людей после ухода человека. Умерший воспринимается, как исчезнувший, и как с этим жить дальше - не понятно. Горе может быть настолько сильным, что жизнь оставшихся в материи превращается в "пограничное" существование, когда человек настолько оказывается привязан своими мыслями и вниманием к умершему, что его собственная жизнь перестаёт быть жизнью в полной мере, оказываясь вся подчинена теме смерти.
"Бегство от смерти - это нечто нездоровое и ненормальное, так как лишает вторую половину жизни ее цели," - говорил Карл Густав Юнг.
Ещё из его интервью.
Юнг: "Психика не подчиняется физическим законам и это практически означает продолжение жизни, своего рода психическое существование за пределами пространства и времени."
Интервьюер: "Вы верите в то, что смерть не является концом?"
Юнг: "Если я что-то знаю, мне не нужно в это верить. Я не позволяю себе того, чтобы верить только ради того, чтобы верить. Но если есть определённые причины для определённой гипотезы, я, конечно, приму эти причины…
Мы должны относиться к смерти как к цели, отворачиваться от смерти - это избегать жизни.
Когда человек боится и смотрит назад, он затвердевает и умирает раньше своего срока. Но если человек живёт, ожидая впереди большое приключение, он продолжает жить."
Отдельно затрону тему домашних любимцев, потому, что в отношениях с ними мы раскрываемся лучше и непосредственней всего.
Лет двадцать пять назад меня удивила женщина из какой-то телепередачи, страдавшая по умершей собаке. "Как можно по собаке горевать так, словно это человек?" - подумала я тогда. Женщина показалась мне неадекватной в своём горе.
Через несколько лет умер мой кот Персей, и я пережила нечто похожее. Психолог, которую я в тот момент посещала, сказала, что у неё создаётся впечатление, что кота я любила сильнее ушедших родителей и любимого человека. Мне оказалось трудно объяснить ей, что кот был волшебный, лечебный, своенравный, но необыкновенно преданный и любящий, и что на тот момент моей жизни он оказался для меня единственным близким "человеком".
В большинстве случаев мы проецируем на животных те чувства, которые не додаём близким, мы любим их безусловно, и получая от них любовь, глубоко внутри ощущаем, что такой безусловной любви от близких не получаем и вряд ли получим. В отношениях с животными мы свободны от шаблонов и стереотипов человеческого общения. Просто любим, прощая их животные слабости, поскольку понимаем их ограничения и не предъявляем им требований выше, чем они могут выполнить. "Он же кот, чего с него возьмёшь! А близкие - они же люди, они что, не понимают, что нужно поступать по другому?" - так или примерно так.
Я много лет пыталась отпустить эту боль, работала, разбиралась с Тенями, разговаривала с котом, который меня иногда навещал из за грани, но боль сидела глубже тех слоёв, до которых удавалось добраться.
Я чувствовала свою вину за то, что не могла вылечить всех, кого пришлось проводить с земли, не сумела им помочь. Особенно переживала из-за Персея. Люди имеют свою волю и могут позаботиться о себе сами, домашние животные полностью зависят от нас. Как все люди, я совершала ошибки. Неосознанно, но от этого не становилось легче, и даже если получалось простить себя, болеть не переставало.
Пока, наконец, я не поговорила с Тенью, которая объяснила, что защищает меня от ошибок и причинения повторной боли болью, которую я испытываю сама по этому поводу. Это была классическая теневая защита, которая защищала болью от боли. Удерживая в себе эту боль, я умножала её в том мире, в котором жила, и который сама себе создавала. Я хотела избежать боли, но умножала её. Получается, что своей болью я увеличивала существующую боль этого мира. Такая простая мысль мне не приходила в голову, и именно она стала последним камушком в горлышке той бутылки, в которой хранилось горе. Камушек выпал, горе вытекло.
Читала, что в наше время где-то есть племя, в котором люди радуются по поводу смерти соплеменников, танцуют и поют, провожая их на тонкий план. Возможно, на заре появления человечества такой подход был повсеместным, и когда-нибудь мы сделаем очередной виток спирали своего развития и снова окажемся в точке, где людей провожают на тонкий план легко и радостно, осознавая, что их земное приключение закончилось и началось какое-то другое, ничуть не хуже.
В религиозных культурах тема ухода на тонкий план тем или иным образом затрагивается, пусть и в угоду эгрегорам. Эпоха атеизма и вовсе сослужила медвежью услугу и табуировала эту тему. Казалось бы, раз живём единожды, а потом исчезаем, почему бы не жить так, чтобы всё успеть - на "всю катушку", здесь и сейчас, с полной отдачей? На деле такой подход снимает индивидуальную ответственность за свои поступки и решения и поселяет в сердце страх жизни, как бы это не звучало нелогично. Если мы всё равно исчезаем после смерти и отвечать за земной выбор будет некому, можно творить всё, что вздумается, лишь бы не поймали и не наказали. Если жизнь только одна и бессмысленна, мы всё равно исчезнем, зачем к чему-то стремиться? Кому впрок это всё пойдёт? Зачем вообще жить, если потом умрёшь?
Во времена, когда я верила в то, что "Бога нет", в шестнадцать-семнадцать лет, я много размышляла на тему именно нелогичности отсутствия некоего изначального Замысла и скрытого смысла. Несмотря на сознательный и выученный атеистический подход мне было трудно поверить в идиотизм или случайность возникновения Мироздания, окружающий мир, включая меня саму, представлялся осмысленным. В свете этих размышлений одиночность и безвозвратная конечность отдельно взятой жизни каждого человека становилась нелепой, бессмысленной, напрочь никому не нужной. Действительно, какой смысл в существовании, если после смерти от человека ничего не остаётся?
Передача опыта? Тогда откуда в семьях допропорядочных родителей берутся монстры, отвергающие опыт этих родителей? Откуда в обозримой истории берутся "приливы и отливы", смены цивилизаций и тотальная деградация и регресс народов и культур, и вслед за взлётами следует падение? Почему так часто этот самый опыт прошлых поколений и близких не идёт впрок людям в целом и каждому в отдельности? Почему дети рождаются со столь различными исходными способностями? Это же не логично - взять и полностью обнулить, зачеркнуть, признать не нужным индивидуальный опыт каждого, ведь он уникален и неповторим, он может и должен быть востребован людьми и кто-там-ещё-в-нём-заинтересован? Иначе глупо настолько, что признать эту тотальную глупость душа отказывалась.
Я пыталась представить, как умерла и полностью исчезла, моё сознание прекратило существование. Представить, что исчезло тело, удавалось, но представить, что вместе с телом исчезло сознание , у меня не получилось, как ни старалась. Позднее, прочитав Рамачараку, я узнала, что это упражнение йоги дают своим ученикам для того, чтобы продемонстрировать именно бессмертие сознания, души.
Все мы здесь временно, и думать об этом не хочется. Страшно. А страшно потому, что не помним своего внетелесного опыта, не осознаём в достаточной степени (или вовсе), что тело - только одна из форм, в котором может существовать сознание, далеко не единственная. И кроме материальных есть масса нематериальных форм.
Долго уходить от этой мысли не получится, хотя знаю людей, кто "упирался до последнего" и столкнулся с темой смерти в глубоко зрелом возрасте. Рано или поздно с темой ухода сталкиваются лицом к лицу все, неизбежно. Потому, что либо мы уйдём, либо кто-то из окружения, и тогда всё равно придётся пройти этот опыт проводов людей или собственного ухода из тела. Причём всем хочется жить долго, а это значит, что люди вокруг будут уходить.
Смерть - трагедия лишь в той трёхмерной системе координат, к которой мы привыкли и за которую не можем выйти.
Страх смерти - программа любого живого организма, иначе большинство этих организмов давно бы свалили из материи, где им тяжело и больно, и никого бы на этой занятной экспериментальной площадке под названием "человечество" не осталось бы.
Полностью избавиться от страха, оставшись при этом в здравом уме, не получится, и не надо. Он необходим для защиты от саморазрушения. Но разгрести кучу стереотипов и деструктивных программ индивидуальной психики, обусловленных наличием таких же точно программ в коллективном бессознательном, окружающих эту непростую тему, очень полезно и ресурсно. Для себя и для своего мира. Расчищаешь своё пространство - расчищается пространство, примыкающее к своему.
Раньше я постоянно кого-нибудь "провожала на тот свет". В семье были люди, которым удавалось очень долго не появляться на похоронах родственников и знакомых. У нас в семье из всех братьев-сестёр одной волны почему-то только я постоянно хоронила ушедшую родню и успокаивала оставшуюся, причём с детства. Видимо, моя программа на это воплощение предполагала выработку нетипичного отношения к этой теме и отказ от шаблонов восприятия.
Но самым трансформирующим оказался, конечно, личный внетелесный опыт, а потом и опыт работы с тонким планом, приведший в итоге к восприятию своего тела, как биологического "костюма", наделённого своим собственным сознанием, любимого, ранимого, но тем не менее носителя души, а не объекта, породившего душу. Оно настолько же вторично, насколько обусловлено моим индивидуальным набором качеств, начиная от нетленных, изначальных, и заканчивая кармическими, то есть вполне себе изменяемыми. И каждая из этих составляющих несёт свой отпечаток на этом носителе и при определённых условиях может быть проявлена. Так, например, заданный набор генов с обусловленным ими набором возможных наследственных заболеваний реализуется не случайным образом, а исходя из кармических и психологических предрасположенностей. Человек может дожить до ста и больше лет, имея предрасположенности, которые "фатально выстрелят" у кровного родственника в двадцать лет.
Такое отношение к телу появилось далеко не сразу, и на протяжении многих лет менялось и корректировалось, причём в нюансах. Каждый раз тема тела, как носителя сознания, переосмыслялась на новом уровне, и наверняка будет переосмысляться дальше.
Материалистический подход оказал медвежью услугу ещё и в отношении к теме смерти, поскольку рассматривает смерть, как исчезновение, а это в свою очередь приводит, во-первых, к бесчеловечному отношению к уходящим людям, а во вторых, к никому не нужным страданиям по ушедшим.
На деле смерть - это трансформация, и именно такое отношение имеет шанс стать наиболее гуманистическим и ресурсным.
Не так давно я читала статью о докторе Элизабет Кюблер-Росс, о её личном присмертном опыте и работе с умирающими пациентами, и мне пришла в голову мысль насколько логичная и элементарная, настолько игнорируемая тем самым сообществом «настоящих учёных и врачей», придерживающихся ортодоксально-официальной точки зрения.
«Элизабет первая подняла вопрос об ответственности врача не только за здоровье умирающего, но и за то, чтоб последние дни жизни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений. Тема смерти её стала интересовать ещё в детстве, когда она впервые увидела умирающего. Это был её сосед, который упал с дерева и умер в своей постели среди родных и близких. Тогда Элизабет подумала, что существует правильный способ умереть» написано в её биографии.
Это касается и человечества в целом, и врачей, как части этого человечества. Врачи, которые сами пережили околосмертный опыт и осознали своё бессмертие, говорили о том, что умирающих людей надо готовить к смерти, потому, что это переход «из одного измерения в другое», а вовсе не конец существования, и от того, как человек перейдёт эту границу во многом зависит его судьба за Завесой, эмоциональные привязки и кармические программы на будущее.
Отношение официальной медицины к смерти, как к концу существования человека, делает умирающих людей чем-то вроде отработанного материала. Как бы ни парадоксально это звучало, но получается, что именно этот «научный, рациональный» подход оказывается наиболее немилосердным и циничным из возможных.
Казалось бы, именно идея окончательного исчезновения должна подвигнуть заботиться об уходящем человеке. Но, на практике всё оказывается ровно наоборот.
Если у человека нет сознания и души, это биологический материал. "Смертный" человек воспринимается, как ресурс. Пока молод - о нём надо позаботиться, поизносился - зачем на него тратить время, силы и средства государства? Какой смысл улучшать последние дни умирающего, если там, за чертой ничего нет?
По человечески людей, имеющих дело со смертью в силу своей профессии или родственников умирающих близких можно понять - страх собственной смерти и личные вытесненные деструктивные программы, резонирующие со стрессовой ситуацией, включают мощные защиты психики, заставляя любыми способами отстраняться от неприятной темы. Этот страх и программы в большой степени порождены именно материалистическими представлениями об отсутствии бессмертной составляющей человека. Из-за своей уверенности, что «там» ничего нет, вытеснение темы смерти происходит на таком глубоком уровне, что даже простое её упоминание включает реакцию защиты. «Нам не нужно ни плохого, ни хорошего, не говорите вообще ничего», - примерно так можно перевести в слова то, что происходит в подсознании.
Это же материалистическое отношение ввергает в страдания окружающих людей после ухода человека. Умерший воспринимается, как исчезнувший, и как с этим жить дальше - не понятно. Горе может быть настолько сильным, что жизнь оставшихся в материи превращается в "пограничное" существование, когда человек настолько оказывается привязан своими мыслями и вниманием к умершему, что его собственная жизнь перестаёт быть жизнью в полной мере, оказываясь вся подчинена теме смерти.
"Бегство от смерти - это нечто нездоровое и ненормальное, так как лишает вторую половину жизни ее цели," - говорил Карл Густав Юнг.
Ещё из его интервью.
Юнг: "Психика не подчиняется физическим законам и это практически означает продолжение жизни, своего рода психическое существование за пределами пространства и времени."
Интервьюер: "Вы верите в то, что смерть не является концом?"
Юнг: "Если я что-то знаю, мне не нужно в это верить. Я не позволяю себе того, чтобы верить только ради того, чтобы верить. Но если есть определённые причины для определённой гипотезы, я, конечно, приму эти причины…
Мы должны относиться к смерти как к цели, отворачиваться от смерти - это избегать жизни.
Когда человек боится и смотрит назад, он затвердевает и умирает раньше своего срока. Но если человек живёт, ожидая впереди большое приключение, он продолжает жить."
Отдельно затрону тему домашних любимцев, потому, что в отношениях с ними мы раскрываемся лучше и непосредственней всего.
Лет двадцать пять назад меня удивила женщина из какой-то телепередачи, страдавшая по умершей собаке. "Как можно по собаке горевать так, словно это человек?" - подумала я тогда. Женщина показалась мне неадекватной в своём горе.
Через несколько лет умер мой кот Персей, и я пережила нечто похожее. Психолог, которую я в тот момент посещала, сказала, что у неё создаётся впечатление, что кота я любила сильнее ушедших родителей и любимого человека. Мне оказалось трудно объяснить ей, что кот был волшебный, лечебный, своенравный, но необыкновенно преданный и любящий, и что на тот момент моей жизни он оказался для меня единственным близким "человеком".
В большинстве случаев мы проецируем на животных те чувства, которые не додаём близким, мы любим их безусловно, и получая от них любовь, глубоко внутри ощущаем, что такой безусловной любви от близких не получаем и вряд ли получим. В отношениях с животными мы свободны от шаблонов и стереотипов человеческого общения. Просто любим, прощая их животные слабости, поскольку понимаем их ограничения и не предъявляем им требований выше, чем они могут выполнить. "Он же кот, чего с него возьмёшь! А близкие - они же люди, они что, не понимают, что нужно поступать по другому?" - так или примерно так.
Я много лет пыталась отпустить эту боль, работала, разбиралась с Тенями, разговаривала с котом, который меня иногда навещал из за грани, но боль сидела глубже тех слоёв, до которых удавалось добраться.
Я чувствовала свою вину за то, что не могла вылечить всех, кого пришлось проводить с земли, не сумела им помочь. Особенно переживала из-за Персея. Люди имеют свою волю и могут позаботиться о себе сами, домашние животные полностью зависят от нас. Как все люди, я совершала ошибки. Неосознанно, но от этого не становилось легче, и даже если получалось простить себя, болеть не переставало.
Пока, наконец, я не поговорила с Тенью, которая объяснила, что защищает меня от ошибок и причинения повторной боли болью, которую я испытываю сама по этому поводу. Это была классическая теневая защита, которая защищала болью от боли. Удерживая в себе эту боль, я умножала её в том мире, в котором жила, и который сама себе создавала. Я хотела избежать боли, но умножала её. Получается, что своей болью я увеличивала существующую боль этого мира. Такая простая мысль мне не приходила в голову, и именно она стала последним камушком в горлышке той бутылки, в которой хранилось горе. Камушек выпал, горе вытекло.
Читала, что в наше время где-то есть племя, в котором люди радуются по поводу смерти соплеменников, танцуют и поют, провожая их на тонкий план. Возможно, на заре появления человечества такой подход был повсеместным, и когда-нибудь мы сделаем очередной виток спирали своего развития и снова окажемся в точке, где людей провожают на тонкий план легко и радостно, осознавая, что их земное приключение закончилось и началось какое-то другое, ничуть не хуже.