Владимир Короленко «Крест и полумесяц» (1912 г.)
I.
Я прочёл в «Нижегородском Листке» отчёт о горбатовском земском собрании. В самом начале секретарь собрания г. Кожакин предложил послать телеграмму «с выражением сочувствия борющимся за свободу славянам». Затем возник вопрос о санитарной помощи. Далее в отчёте читаем: «Гласный А. Ф. Гогин считает более правильным пожертвовать вообще для всех страждущих от войны без различия народности. Против этого предложения горячо протестует священник о. Любимский.
- Турки избивают христиан, и давать что-либо этим зверям (sic) не следует, - говорит он.
Гласный Гогин возразил:
- Меня крайне удивляет, что пастырь церкви с крестом на шее говорит слова, чуждые человеколюбия. Священником совершенно забыта притча о милосердном самарянине («Ниж. Листок» 10-го ноября, № 301).
Собрание большинством голосов постановило ассигновать по 100 рублей на каждое славянское государство. Помощь всем страждущим без различия народности отвергнута.
Газета, в которой помещён этот отчёт, решительно становится на сторону гл. Гогина. Отметив с большой симпатией, что общество мира в Москве ассигновало пожертвование одинаково на раненых турок и славян, - г. Перо, автор заметки, находит, что священник, назвавший турок «зверями», мог бы прибавить: пусть подыхают.
Да, это было бы и последовательно, и особенно выразительно в устах священника, который в неделю о самарянине проникновенным голосом читает и превосходную притчу, как бы предвидевшую и в глубине веков и наши войны, и наш национализм, и горбатовское земское собрание, и милосердное предложение гласного Гогина, и даже... возражение священника. Только о. Любимский, столько раз читавший поучительную притчу, не понял её и не остерёгся выступить в земском собрании в непривлекательной роли священника и левита, которые «увидели и прошли мимо».
Я не знаю, кто такой г. Гогин. Интеллигентный человек или простец, которому его предложение подсказано правильным чувством. Во всяком случае вопрос, им поставленный в захолустном земском собрании, возник не в одном Горбатове и находил самостоятельные отголоски в провинциальной прессе. Недавно Александр Яблоновский в «Киевской Мысли» (11-го ноября, № 313) с негодованием опровергал нехороший ходячий предрассудок, который о. Любимский так удачно (хотя и бессознательно) формулировал в одной фразе: «турки - звери», и им помогать нельзя. «Со всех сторон, покинув пылающие в огне деревни, в столицу потянулись турецкие мужики-хлебопашцы. С детьми, с домашней скотиной, нагрузивши на возы нищенский скарб, эти десятки тысяч разорённых и голодных людей расположились лагерем вокруг столицы... В город их не пускают... В ожидании переправы на анатолийский берег эти люди просят милостыни, и их маленькие дети едят траву и листья, потому что хлеба давно нет... Нет и не будет. Их судьба сложилась до ужаса просто: назади - пылающие деревни, в настоящем - холера, в будущем - голод».
«И вот, - говорит автор, - против этих людей русские литераторы, пишущие в газетах, "подымают меч отмщения"» ...
Все ли турки «звери»? Больше ли среди них «зверей», чем в других нациях при тех же условиях?.. Может быть... Века заносчивого национализма и деспотии не проходят даром. Но... война вообще дело зверское. Недавно наши газеты обошёл новый славянский военный марш, положенный на музыку и разосланный в войска. Сказать правду, этот марш христиан нельзя читать без содрогания. В нём на разные лады повторяются три слова: мсти, не щади, бей... Достаточно представить себе, что позади описанной выше толпы турецких мужиков с детьми, питающимися травой, звучит ещё этот «марш», чтобы понять, что традиционный образ «башибузука» не покрывает всех турок, а на стороне христиан - не одно лишь покорное страдание. Нельзя всё-таки забывать, что приказы, исходившие от турецких властей, говорили о необходимости человеческого отношения к противнику, о пощаде мирного населения занимаемых местностей... Это только заискивание перед Европой? Уступка европейскому общественному мнению? Пусть так. Нельзя, однако, не сказать, что это недурное влияние общественного мнения и хорошая уступка...
II.
К сожалению, даже в части передовой русской прессы слышатся голоса, солидарные с отцом Любимским, а не с гласным Гогиным. Вспоминаю, что г. Дорошевич в «Русском Слове» соглашался допустить помощь страдающим туркам... Но лишь тогда, когда в лагере союзников не останется ни одной неперевязанной раны.
Иначе сказать - никогда.
Я полагаю, что тут есть огромная ошибка. Люди, думающие, как г. Дорошевич, руководятся, по-видимому, следующим простым расчётом: славянская рана болит так же, как и турецкая. И если помощь может быть оказана, скажем, сотне тысяч человек, - зачем нам дробить её между христианами и турками. Можно облегчить сто тысяч единиц страдания... Пусть это и будет сто тысяч христиан.
По-видимому, просто. Но в том-то и дело, что уж слишком просто. Есть явления, которые не исчерпываются счётом и мерой. Иной раз то или другое общественное действие может иметь огромное символическое значение, в свою очередь влияющее и на счёт, и на меру.
Таков смысл предложения, которое внёс в горбатовском земском собрании скромный уездный гласный и против чего возразил горбатовский «левит». Стоить только представить себе, что над кровавыми полями несчастной Турции поднялся символ любви и помощи страдающим людям, независимо от народности и веры, что христианская рука протянула бы кусок хлеба мусульманскому ребёнку, убегающему из сожжённой родной деревни... Это значило бы, что в войну вмешалась новая сила, что на этих залитых кровью полях сделан шаг к новой победе. Победе не турок над славянами или славян над турками, - эти вопросы решаются только числом смертей и количеством ран, - а победе грядущей человечности, подымающей свой нейтральный флаг среди ужасов вражды и крови... И кто же может учесть, насколько это смягчило бы со временем самые формы войны? Скольким христианам в глубине коренных турецких владений могло бы спасти жизнь в дальнейшей, быть может, ещё долгой и ужасной борьбе. Сколько устранило бы поводов для новых жестокостей, сколько выкинуло бы звеньев из вековой цепи взаимных обид и мести!..
Да, есть ещё много соображений помимо простого счёта больных и раненых. В турецких войсках есть немало христиан, от которых «присяга» требует участия в защите Турции, как требовала бы она у наших русских мусульман участия в защите России против турок.
Это уже бывало, и они защищали. В глубине Малой Азии есть целые сёла (например, Майнос) с чисто русским населением, которое теперь окружено болезненно напряжёнными чувствами мусульманского мира. У нас - много соотечественников-магометан, прислушивающихся с понятным волнением к нашим толкам о войне. Недавно нам пришлось читать протесты этих наших соотечественников, глубоко задетых статьями г. Дорошевича и г. Философова, в которых они увидели вызов своим религиозным и племенным чувствам.
Шесть лет назад Россия пережила тоже ряд тяжёлых и бесславных поражений. Я не знаю, как вели себя при этом турки и старались ли дать почувствовать свою радость тем русским, которые живут среди них и в Европейской, и в Азиатской Турции. Возможно, что это где-нибудь и было. Но, конечно, нельзя сказать, что это было хорошо и чтобы это заслуживало подражания с нашей стороны. Нет, это было (если было) так же плохо, как и то, когда мы теперь стараемся внушить нашим мусульманским соотечественникам, что на балканских полях решаются не вопросы о том, что союзные балканские государства хотят закрепить свою возросшую силу формулой большого относительного влияния. И не о том, что им нужен выход к морям, что они хотят «исправить свои границы и защитить на будущее время родственные племена от избалованного веками турецкого национализма». Всё это была бы только суровая и трезвая правда. Зачем же вместо неё подставлять патетическую формулу о «борьбе креста с полумесяцем», т. е. о борьбе всей христианской веры, которую исповедуем мы и некоторые подданные Турции, со всем мусульманством, которое исповедует Турция и некоторые подданные России?
Разве вера по вере стреляет из пушек? А если стреляет, то хорошо ли делает?
Эта борьба может идти на кафедрах богословия, в полемических и апологетических сочинениях духовных и светских богословов, пусть даже, если угодно, в учёных диспутах «религиозно-философского общества». Но развёртывать религиозные несогласия, как знамя раздора, в такие минуты, когда льётся кровь и напряжённые страсти без того дрожат отголосками близких катаклизмов, внушать нашим мусульманам, что на Балканах идёт не только борьба с турками балканских народов из-за определённых интересов, а ещё борьба «креста с полумесяцем», т. е. наша борьба с ними до тех пор, пока они не откажутся от своих верований и племенных свойств, - едва ли это можно считать удачным проявлением христианского духа. Думаю, простой здравый смысл и простое человеческое чувство диктует, наоборот, особенное внимание и особенную деликатность в отношении к настроению наших соотечественников-мусульман. Более чем когда-либо задача передовой печати состоит теперь в борьбе с вероисповедным и племенным фанатизмом, в том, чтобы дать понять нашим мусульманам, что мы им не враги, а соотечественники и братья. И только тогда, только с этой точки зрения мы в праве осуждать тех турок, которые раздувают вражду к живущим среди них христианам.
Христианство толкуется разно, и я, конечно, не считаю себя достаточно компетентным истолкователем его с канонической или исторической точки зрения. Едва ли, однако, нужно быть начётчиком, чтобы видеть, что истинное христианство звучит в предложениях гг. Гогиных, а не в протестах священников Любимских.
А победа «креста над полумесяцем»? В чём же она? В войне? В убийствах? Но ведь царство креста - не от мира сего, т. е. не от того мира, где гремят пушки и где победу приходится учитывать количеством убитых и раненых. Это в лучшем случае область «печальных необходимостей», а идеалы, в том числе и особенно идеал христианский, - в другой плоскости. Вот если бы действительно «красный крест» первый сумел, среди ужасов раздора и смерти, осуществить хотя бы скромное дело любви просто к человеку, без различия народностей, то это был бы шаг вперёд к тому взыскуемому царству, где кресту единственно подобало бы искать своих побед и своих завоеваний.
1912 г.
Я прочёл в «Нижегородском Листке» отчёт о горбатовском земском собрании. В самом начале секретарь собрания г. Кожакин предложил послать телеграмму «с выражением сочувствия борющимся за свободу славянам». Затем возник вопрос о санитарной помощи. Далее в отчёте читаем: «Гласный А. Ф. Гогин считает более правильным пожертвовать вообще для всех страждущих от войны без различия народности. Против этого предложения горячо протестует священник о. Любимский.
- Турки избивают христиан, и давать что-либо этим зверям (sic) не следует, - говорит он.
Гласный Гогин возразил:
- Меня крайне удивляет, что пастырь церкви с крестом на шее говорит слова, чуждые человеколюбия. Священником совершенно забыта притча о милосердном самарянине («Ниж. Листок» 10-го ноября, № 301).
Собрание большинством голосов постановило ассигновать по 100 рублей на каждое славянское государство. Помощь всем страждущим без различия народности отвергнута.
Газета, в которой помещён этот отчёт, решительно становится на сторону гл. Гогина. Отметив с большой симпатией, что общество мира в Москве ассигновало пожертвование одинаково на раненых турок и славян, - г. Перо, автор заметки, находит, что священник, назвавший турок «зверями», мог бы прибавить: пусть подыхают.
Да, это было бы и последовательно, и особенно выразительно в устах священника, который в неделю о самарянине проникновенным голосом читает и превосходную притчу, как бы предвидевшую и в глубине веков и наши войны, и наш национализм, и горбатовское земское собрание, и милосердное предложение гласного Гогина, и даже... возражение священника. Только о. Любимский, столько раз читавший поучительную притчу, не понял её и не остерёгся выступить в земском собрании в непривлекательной роли священника и левита, которые «увидели и прошли мимо».
Я не знаю, кто такой г. Гогин. Интеллигентный человек или простец, которому его предложение подсказано правильным чувством. Во всяком случае вопрос, им поставленный в захолустном земском собрании, возник не в одном Горбатове и находил самостоятельные отголоски в провинциальной прессе. Недавно Александр Яблоновский в «Киевской Мысли» (11-го ноября, № 313) с негодованием опровергал нехороший ходячий предрассудок, который о. Любимский так удачно (хотя и бессознательно) формулировал в одной фразе: «турки - звери», и им помогать нельзя. «Со всех сторон, покинув пылающие в огне деревни, в столицу потянулись турецкие мужики-хлебопашцы. С детьми, с домашней скотиной, нагрузивши на возы нищенский скарб, эти десятки тысяч разорённых и голодных людей расположились лагерем вокруг столицы... В город их не пускают... В ожидании переправы на анатолийский берег эти люди просят милостыни, и их маленькие дети едят траву и листья, потому что хлеба давно нет... Нет и не будет. Их судьба сложилась до ужаса просто: назади - пылающие деревни, в настоящем - холера, в будущем - голод».
«И вот, - говорит автор, - против этих людей русские литераторы, пишущие в газетах, "подымают меч отмщения"» ...
Все ли турки «звери»? Больше ли среди них «зверей», чем в других нациях при тех же условиях?.. Может быть... Века заносчивого национализма и деспотии не проходят даром. Но... война вообще дело зверское. Недавно наши газеты обошёл новый славянский военный марш, положенный на музыку и разосланный в войска. Сказать правду, этот марш христиан нельзя читать без содрогания. В нём на разные лады повторяются три слова: мсти, не щади, бей... Достаточно представить себе, что позади описанной выше толпы турецких мужиков с детьми, питающимися травой, звучит ещё этот «марш», чтобы понять, что традиционный образ «башибузука» не покрывает всех турок, а на стороне христиан - не одно лишь покорное страдание. Нельзя всё-таки забывать, что приказы, исходившие от турецких властей, говорили о необходимости человеческого отношения к противнику, о пощаде мирного населения занимаемых местностей... Это только заискивание перед Европой? Уступка европейскому общественному мнению? Пусть так. Нельзя, однако, не сказать, что это недурное влияние общественного мнения и хорошая уступка...
II.
К сожалению, даже в части передовой русской прессы слышатся голоса, солидарные с отцом Любимским, а не с гласным Гогиным. Вспоминаю, что г. Дорошевич в «Русском Слове» соглашался допустить помощь страдающим туркам... Но лишь тогда, когда в лагере союзников не останется ни одной неперевязанной раны.
Иначе сказать - никогда.
Я полагаю, что тут есть огромная ошибка. Люди, думающие, как г. Дорошевич, руководятся, по-видимому, следующим простым расчётом: славянская рана болит так же, как и турецкая. И если помощь может быть оказана, скажем, сотне тысяч человек, - зачем нам дробить её между христианами и турками. Можно облегчить сто тысяч единиц страдания... Пусть это и будет сто тысяч христиан.
По-видимому, просто. Но в том-то и дело, что уж слишком просто. Есть явления, которые не исчерпываются счётом и мерой. Иной раз то или другое общественное действие может иметь огромное символическое значение, в свою очередь влияющее и на счёт, и на меру.
Таков смысл предложения, которое внёс в горбатовском земском собрании скромный уездный гласный и против чего возразил горбатовский «левит». Стоить только представить себе, что над кровавыми полями несчастной Турции поднялся символ любви и помощи страдающим людям, независимо от народности и веры, что христианская рука протянула бы кусок хлеба мусульманскому ребёнку, убегающему из сожжённой родной деревни... Это значило бы, что в войну вмешалась новая сила, что на этих залитых кровью полях сделан шаг к новой победе. Победе не турок над славянами или славян над турками, - эти вопросы решаются только числом смертей и количеством ран, - а победе грядущей человечности, подымающей свой нейтральный флаг среди ужасов вражды и крови... И кто же может учесть, насколько это смягчило бы со временем самые формы войны? Скольким христианам в глубине коренных турецких владений могло бы спасти жизнь в дальнейшей, быть может, ещё долгой и ужасной борьбе. Сколько устранило бы поводов для новых жестокостей, сколько выкинуло бы звеньев из вековой цепи взаимных обид и мести!..
Да, есть ещё много соображений помимо простого счёта больных и раненых. В турецких войсках есть немало христиан, от которых «присяга» требует участия в защите Турции, как требовала бы она у наших русских мусульман участия в защите России против турок.
Это уже бывало, и они защищали. В глубине Малой Азии есть целые сёла (например, Майнос) с чисто русским населением, которое теперь окружено болезненно напряжёнными чувствами мусульманского мира. У нас - много соотечественников-магометан, прислушивающихся с понятным волнением к нашим толкам о войне. Недавно нам пришлось читать протесты этих наших соотечественников, глубоко задетых статьями г. Дорошевича и г. Философова, в которых они увидели вызов своим религиозным и племенным чувствам.
Шесть лет назад Россия пережила тоже ряд тяжёлых и бесславных поражений. Я не знаю, как вели себя при этом турки и старались ли дать почувствовать свою радость тем русским, которые живут среди них и в Европейской, и в Азиатской Турции. Возможно, что это где-нибудь и было. Но, конечно, нельзя сказать, что это было хорошо и чтобы это заслуживало подражания с нашей стороны. Нет, это было (если было) так же плохо, как и то, когда мы теперь стараемся внушить нашим мусульманским соотечественникам, что на балканских полях решаются не вопросы о том, что союзные балканские государства хотят закрепить свою возросшую силу формулой большого относительного влияния. И не о том, что им нужен выход к морям, что они хотят «исправить свои границы и защитить на будущее время родственные племена от избалованного веками турецкого национализма». Всё это была бы только суровая и трезвая правда. Зачем же вместо неё подставлять патетическую формулу о «борьбе креста с полумесяцем», т. е. о борьбе всей христианской веры, которую исповедуем мы и некоторые подданные Турции, со всем мусульманством, которое исповедует Турция и некоторые подданные России?
Разве вера по вере стреляет из пушек? А если стреляет, то хорошо ли делает?
Эта борьба может идти на кафедрах богословия, в полемических и апологетических сочинениях духовных и светских богословов, пусть даже, если угодно, в учёных диспутах «религиозно-философского общества». Но развёртывать религиозные несогласия, как знамя раздора, в такие минуты, когда льётся кровь и напряжённые страсти без того дрожат отголосками близких катаклизмов, внушать нашим мусульманам, что на Балканах идёт не только борьба с турками балканских народов из-за определённых интересов, а ещё борьба «креста с полумесяцем», т. е. наша борьба с ними до тех пор, пока они не откажутся от своих верований и племенных свойств, - едва ли это можно считать удачным проявлением христианского духа. Думаю, простой здравый смысл и простое человеческое чувство диктует, наоборот, особенное внимание и особенную деликатность в отношении к настроению наших соотечественников-мусульман. Более чем когда-либо задача передовой печати состоит теперь в борьбе с вероисповедным и племенным фанатизмом, в том, чтобы дать понять нашим мусульманам, что мы им не враги, а соотечественники и братья. И только тогда, только с этой точки зрения мы в праве осуждать тех турок, которые раздувают вражду к живущим среди них христианам.
Христианство толкуется разно, и я, конечно, не считаю себя достаточно компетентным истолкователем его с канонической или исторической точки зрения. Едва ли, однако, нужно быть начётчиком, чтобы видеть, что истинное христианство звучит в предложениях гг. Гогиных, а не в протестах священников Любимских.
А победа «креста над полумесяцем»? В чём же она? В войне? В убийствах? Но ведь царство креста - не от мира сего, т. е. не от того мира, где гремят пушки и где победу приходится учитывать количеством убитых и раненых. Это в лучшем случае область «печальных необходимостей», а идеалы, в том числе и особенно идеал христианский, - в другой плоскости. Вот если бы действительно «красный крест» первый сумел, среди ужасов раздора и смерти, осуществить хотя бы скромное дело любви просто к человеку, без различия народностей, то это был бы шаг вперёд к тому взыскуемому царству, где кресту единственно подобало бы искать своих побед и своих завоеваний.
1912 г.