«Эмигрант вообще предполагает...»
Из книги Василия Кельсиева «Пережитое и передуманное» (1868 г.)
«Эмигрант вообще предполагает, что на Западе за то, что он отстаивал то, что называется свободой и прогрессом, каждый встречный бросится ему на шею. Он едет, во имя дела и во имя своих убеждений, с полной верой, что поселится между людьми, согласными с его делом, уважающими все его убеждения, верующими в то самое, во что и он верит. Но увы! не только во Франции или в Англии, но в самой Америке на него смотрят как на дикого зверя. Дела его никто не знает и если какие-нибудь энтузиасты и начнут ему помогать, то всё это будет не более, как самая мизерная милостыня... Эмигранта за границей никто не уважает. Сведение сие увы, приобретено довольно долгим и довольно горьким опытом. На эмигранта смотрят все французы, англичане, немцы, швейцарцы, словом все народы, которым только закон разрешает оказывать ему гостеприимство, как на человека, который так глупо и неловко вёл своё дело, что не только ничего не сделал, а остался в дураках и подвергся изгнанию.
Гарибальди пользуется уважением не столько за геройство, сколько за покорение королевства обеих Сицилий. За геройство никто людей не уважает, храбрость вещь грошовая, дерзость копейки не стоит, уважают только тех людей, которые добились того, что задумали, а эмигрант ничто иное для западного европейца, как человек неудавшийся, как лиса, отбежавшая от винограда: зелен, мол, да ягоды незрелы, лаком кус, да не для наших уст! И вот является эмигрант к западному европейцу с весьма искренним заявлением добросовестности своего направления и своих поползновений. И отнесётся к нему этот европеец, какой-нибудь англичанин, вежливо, даже пожалуй к обеду к себе пригласит, но уважения к нему не возымеет, поверьте, не возымеет»!
«Эмигрант вообще предполагает, что на Западе за то, что он отстаивал то, что называется свободой и прогрессом, каждый встречный бросится ему на шею. Он едет, во имя дела и во имя своих убеждений, с полной верой, что поселится между людьми, согласными с его делом, уважающими все его убеждения, верующими в то самое, во что и он верит. Но увы! не только во Франции или в Англии, но в самой Америке на него смотрят как на дикого зверя. Дела его никто не знает и если какие-нибудь энтузиасты и начнут ему помогать, то всё это будет не более, как самая мизерная милостыня... Эмигранта за границей никто не уважает. Сведение сие увы, приобретено довольно долгим и довольно горьким опытом. На эмигранта смотрят все французы, англичане, немцы, швейцарцы, словом все народы, которым только закон разрешает оказывать ему гостеприимство, как на человека, который так глупо и неловко вёл своё дело, что не только ничего не сделал, а остался в дураках и подвергся изгнанию.
Гарибальди пользуется уважением не столько за геройство, сколько за покорение королевства обеих Сицилий. За геройство никто людей не уважает, храбрость вещь грошовая, дерзость копейки не стоит, уважают только тех людей, которые добились того, что задумали, а эмигрант ничто иное для западного европейца, как человек неудавшийся, как лиса, отбежавшая от винограда: зелен, мол, да ягоды незрелы, лаком кус, да не для наших уст! И вот является эмигрант к западному европейцу с весьма искренним заявлением добросовестности своего направления и своих поползновений. И отнесётся к нему этот европеец, какой-нибудь англичанин, вежливо, даже пожалуй к обеду к себе пригласит, но уважения к нему не возымеет, поверьте, не возымеет»!