Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже, Тамбов, 1840-44.
Де бон тамбур де баск
дериер ле монтанье.
(русская народная пословица)
[Славны бубны за горами]
[Мятлев, И.П.] «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже», Тамбов, 1840-1844 гг. формат 8°. На обороте заглавных листов: «Печатано в типографии «Journal de Saint.-Pétersbourg». Иллюстрации В. Тимм. Гравировали на дереве Г. Грейм, К.Клодт, Ж.-А. Линк.
Т. 1. Германия. 180, [1] с., 1 л. фронт., 12 л. илл., 1840 г.
Т. 2. Швейцария. 217, [2] с., 8 л. илл., 1843 г.
Т. 3. Италия. 355, [2] с., 13 л. илл., 1844 г.
«В 1840 году в петербургских магазинах появилась необыкновенная книга… Роскошь и совершенство, с каким была напечатана эта книга, были совсем необычны для тогдашнего читателя. Белинский относил издание к примечательнейшим явлениям типографского мира и писал, что «оно заслуживает величайшего внимания и самых лестных похвал по своим политипажным картинкам и виньеткам, изобретенным и выполненным превосходно». (…) Книга имела огромный, сенсационный успех. «Сенсации» покупали, читали, выучивали наизусть по целым главам, декламировали в гостиных».
(из предисловия к изданию А.С. Суворина, 1904)
Сегодня моя заметка будет посвящена одной из самых замечательных мистификаций 19 века. По сюжету книга входит в тройку Travel story XIX века о которой я упоминал в заметке «„Тарантас“. «Путевые впечатления» графа В.А. Соллогуба. 1845».
Мистификация, связанная с указанием в качестве города издания: Тамбова, и инкогнито автора быстро раскрывается. Первая - достаточно посмотреть на оборот заглавных листов: «Печатано в типографии «Journal de Saint-Pétersbourg». Обратите внимание, эта же типография печатала и «Тарантас», она считалась на тот момент лучшей в Санкт-Петербурге. Первый это заметил Белинский.
А автора «бессовестно слил» художник Тимм. В начале второго тома есть картинка; на заднем плане её контурно изображён бюст отца поэтов Гомера. Однако художник закрыл лицо античного певца повязкой, а внизу, там где положено быть слову «Гомер», начертал: «И. Мятлев».
Трудно сказать, что новое о книге, которую до тебя описывали гораздо более достойные люди. Поэтому я построю заметку следующим образом, в начале будет сверхзамечательная статья, написанная сотрудником Ленинской библиотеки (к сожалению на сайте не указан автор, она помещена в разделе«Жемчужины Ленинки», здесь же ссылка скачивание электронного репринта издания Суворина), после статья Венгерова из его «Библиохроники». В завершении - статья из «Русского библиофила» 1911 года «Неизданные строки сочинения Мятлева: Сенсации и замечания госпожи Курдюковой», которую я специально распознал для Вас.
В конце кроме традиционно раздела «Источники», размещен отдел «Переиздания». Его включение обусловлено тем, что книжной редкостью стало не только первое издание, но и второе. О редкости первого издания говорит тот факт, что в библиотеки Лесмана присутствовала только второе издание.
Хотел отметить, что первое издание выходило в двух вариантах. В «Моя библиотека» Смирнов-Сокольского описан библиофильский вариант книги, отпечатанный на лучшей бумаге.
Статья из раздела «Жемчужины Ленинки»
(публикую с форматированием как в оригинале)
«Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже» считались одной из самых смешных книг середины XIX века. Ее написал Иван Петрович Мятлев - богач, поэт и неподражаемый мастер розыгрышей. Свою собственную жизнь он строил по законам водевиля.
«Этот шут Мятлев…»
«Как хороши, как свежи были розы...» Кто не помнит этой фразы, дружно приписываемой Тургеневу? Правда, сам Иван Сергеевич указывал: «Где-то, когда-то, давным-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною, но первый стих остался у меня в памяти...». Однако это уточнение в памяти почему-то не задерживается. И тем более мы не знаем, что речь шла о четверостишии Ивана Мятлева, написанном в 1834 году.
Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой.
К слову, Игорь Северянин обыграл знаменитую строчку в духе апокалипсического XX века, впоследствии выбитую на его надгробии: «Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб!».
Возвращаясь к Мятлеву. На его слова писали музыку Бородин, Варламов, Глинка. А «Фонарики-сударики» стали классикой городского романса:
Фонарики-сударики,
Скажите-ка вы мне,
Что видели, что слышали
В ночной вы тишине?
Горят себе, горят…
А видели ль, не видели ль -
Того не говорят.
Кстати, на одной из копий текста цензором указано: «Под именем фонариков сочинитель разумел чиновников, состоящих на государственной службе». Кто бы мог подумать? И еще навскидку:
* * *
Что ты, ветка бедная,
Ты куда плывешь?
Берегись - сердитое
Море… пропадешь.
Для чего беречься мне? -
Ветки был ответ.
Я уже иссохшая,
Во мне жизни нет.
* * *
Посмотри: уж догорает
Освещенье на пирах,
Шум оркестров затихает.
Все земное - суета…
Новые огни засветят,
Новый явится поэт,
Зашумят и не приметят,
Что меня в пирушке нет.
О пирушках сказано неслучайно. Иван Петрович был великий бонвиван. Поэзия не заполняла его существование, хоть и вносила высокую ноту. Главное назначение, которому следовал, - преодолеть скуку жизни. От родителей ему досталось баснословное наследство. Владел домом на Исаакиевской площади, набитым антиквариатом. Знаменитости охотно заезжали полюбоваться на редкости и заодно подкрепиться.
Сохранилось письмо баснописца-гурмана Крылова: «Прошу извинить меня, что не смогу обедать у вас: на Неве идет лед и мост разведен». Пушкин посвятил своему приятелю стихотворение «Сват Иван, как пить мы станем…» Гости сразу же попадали в водоворот розыгрышей, метких острот, пародий. Везде были разбросаны рукописные номера домашней газеты «Пудель-исследователь». Провести вечер у Мятлева считалось большой удачей.
Человек-праздник исповедовал прямо-таки гусарскую лихость. Однажды на балу отправил адъютанту Николая I блюдо с мелко нарезанными цветами из букета одной маркизы. Все знали, что женщина до беспамятства влюблена в адъютанта. Подобное никому другому не простили бы. Но аристократу-весельчаку все сходило с рук.
В свете сплетничали: «Есть белая зала, в которой назначено собираться знатным персонам обоего пола. Один раз в зале никого не было, потому что не было для них назначено. Этот шут Мятлев был там один. Государь его спросил: «А ты что здесь делаешь?» - «Ваше величество, я знатная персона обоего пола». Государь рассмеялся и сказал ему: «Иди за нами».
Лермонтов, на два десятка лет моложе Ивана Петровича, называл его Ишкой. Тот, видимо, позволял себя так называть. Не гнался за тем, чтоб быть солидным господином. Его все любили. Кончина Мятлева от удара в 1844 году повергла петербургское общество в шок. Поэт умер в разгар масленичных забав. Умер, как и жил.
«Погрузила экипаж, приготовилась в вояж»
В свое время Мятлев как литератор высоко котировался, хотя успел издать всего два стихотворных сборника. Да и те сопроводил шутливой надписью: «Уговорили выпустить». Но настоящий триумф принесла юмористическая поэма «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже», издававшаяся главами в Санкт-Петербурге (1840-1844).
На ее создание автора подвигла умница и красавица Александра Смирнова-Россет. Та самая, которой так восхищались современники, включая Пушкина. Именно эта великосветская дама однажды арshy;тистично изобразила при Мятлеве спесивую провинциальную барыню. Он потом не скупился на слова благодарности: «Вы - истинная мать Курдюковой… я о вас думал все время, писав ее нашептывания. О вы, которой она посвящена и принадлежит!»
Поэма написана в «макароническом» стиле, обуславливающем вкрапление в текст искаженных иноязычных, в основном французских, предложений и слов. Иллюстрировал ее Василий Тимм. Во многом благодаря искрящимся юмором рисункам книга стала такой популярной.
Она являет собой сборник путевых очерков с легкими куплетными рифмами. По маршруту тамбовской помещицы (Германия - Швейцария - Италия) в конце 1830-х годов проехал сам Иван Петрович. Поэт отправился в цветущие края, чтобы поправить здоровье жены и маленького сына. Судьба не пощадила эту семью: из восьми детей Мятлевы потеряли шестерых.
Считается, что художник Тимм придал Курдюковой некоторое портретное сходство с автором. В одной картинке заключен даже не намек: писатель смотрится в зеркало и видит там свою сорокалетнюю героиню. Впрочем, собой он был недурен, а она - дебелая, мужеподобная, с бородавкой под глазом. Однако никаких комплексов неполноценности. Дама искренне озабочена нарядами («Я прекрасно разодета, жемчуги и де каро») и успехом у противоположного пола:
Есть мой старый обожатель,
Дипломат и не простой.
Позабыл меня; постой,
Я опять его задену
И полезет он на стену,
Видя, как я хороша!
Закипит его душа!
…Мне явились, как во сне,
Те боскеты, те приюты,
Роковые те минуты,
Где впервые Курдюков
Объявил мне про любовь.
Но главное в этом характере - невежественность и вульгарность.
Зовут обедать.
Хорошо б дине отведать,
Но куда - уж места нет!
Пропадает мой обед…
Я на палубу взбежала, капитана отыскала.
Говорю: мон капитен!
Он в ответ мне: «Нихт ферштейн!»
Немец на беду копченый,
По-французски не ученый.
От немцев госпожа Курдюкова явно не в восторге. У них «волосы, как у наших мужиков. А фуражки - полоскательные чашки». Житель туманного Альбиона тоже раздражает: «Англичанин с рожей красной. Верно, человек опасный!» Зато француз, с которым завязалось знакомство в Швейцарии, просто душка. Туристка едва не попадает в сети афериста:
- Я давно проект имею,
Но я берегу для вас
Эту важную идею…
И могу, не больше в год, удесятерить доход.
Например, у вас на горке
Дуб растет - сейчас из корки
Я натру такой табак…
Я подумала:
- Вот мастер!
Многие критики негодовали: русская провинциалка выставлена на посмешище! Правда, порой она выказывала удивительную образованность. В монологах то и дело мелькают имена Вольтера, Ламартина, Байрона, Гюго. С одной стороны, грубоватая особа может выдать пассаж: «Поп, по мне, без бороды, не годится никуды». А с другой - пылко воскликнуть: «Вот является Кронштадт. Сердцу русскому он клад. Дух Петра в нем обитает». Ясно, что ее устами периодически глаголет сам поэт.
Двойственность натуры Курдюковой он утрировал и даже откровенно дразнил публику. Так, барыня периодически признавалась в страстных чувствах то к прекрасной попутчице, то к супруге посланника в Неаполе. Договорилась до того, что читатели начали подозревать ее в лесбийских наклонностях.
Поэма снискала славу одного из самых смешных произведений в русской литературе. Хотя Белинский охарактеризовал ее как скучную и плоскую. Книга имела оглушительный успех, текст заучивали наизусть целыми главами, декламировали их в гостиных. «Вот дама Курдюкова, - написал Лермонтов. - Ее рассказ так мил. Я от слова до слова его бы затвердил». От лица польщенной адресатки ему игриво ответили: «Мосье Лермонтов, вы пеночка. Птичка певчая, времан! Туво вер сон си шарман» («Все ваши стихи прекрасны»).
Жена опального губернатора
Самое интересное в этой истории: жила-была на свете Мавра Быховец (1793-1853), предпринявшая подобный вояж и оставившая дневник, который находится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Очевидно, именно Мавра Егоровна послужила прототипом мятлевской героини. Многое говорит в пользу этого. В частности, оброненное Курдюковой признание: «Когда, будучи при месте, кажется, рублей за двести, мой супруг попал по суд…»
Быховец, урожденная Крюкова, была замужем за нижегородским губернатором вдвое старше себя. Ее благоверный последовательно боролся с жульем. И одновременно брал взятки за освобождение от рекрутчины. Попал под следствие, правда, по другой статье: в связи с перерасходом казенных средств на проведение ярмарки. Степана Антиповича не посадили, лишь спровадили в его калужское имение. Фактически в домашней ссылке он и умер в 1828 году.
Спустя десять лет, то есть практически в одно время с Мятлевыми, 45-летняя Мавра Егоровна отправится в достопамятное путешествие. Ее «Путевые записки от Москвы до Неаполя» открываются минорным: «Все, что мило сердцу - со мною, а мне грустно».
Экскурсионные впечатления в «Сенсациях и замеshy;чаниях г-жи Курдюковой за границей, дан л'Этранже» даны скудно: «Съев кусочек колбасы, я пошла смотреть часы, что здесь в Берне на воротах». А вот вдова Быховец проявляет в дороге крайнюю любознательность. Ее толстая тетрадь, исписанная бисерным почерком, полна сведениями об архитектуре, живописи, мифологии.
Не все о высоком - звучат и практичные нотки. «Швейцарцы трудолюбивы, всегда заняты. Хорошо посетить Швейцарию, но тяжело для кармана». «Во Франкфурте за квартиру и кушанье заплатила 100 франков. Говорила с хозяйкой. Она объясняется по-французски точно так, как я по-немецки. Можно представить наш разговор! Отъезд был пренеприятным. Уже запрягали, когда хозяин подступил с требованием заплатить за пятно на старом диване! - о немцы, немцы! Деньги - их идол».
Встречаются и нелицеприятные отзывы о соотечественниках: «Русских называют варварами, но кто виноват как не сами русские? Здесь гусарский офицер Луж…ский жестоко наказывал своего крепостного человека, вопли были слышны не только живущим в одном доме, но и всюду. Хорошо бы довести это до Государя, чтобы он укротил Л…» Впрочем, в основном воспоминания приятные: «На водах между множеством посетителей довольно и русских - почти со всеми познакомилась. На чужбине знакомятся скоро, радушно … под звуки музыки пили шампанское за здоровье доброй императрицы. Танцевали, шутили. Вечером освятили квартиры».
Примечательна последняя дневниковая запись от 20 января 1839 года: «Все дни занималась счетами, укладкою, прощай, величественный Неаполь, прощай навечно! Разлуку с тобою я сношу равнодушно. - Каждый шаг есть возвращение в Отечество, в благословенную Россию». Здесь, видимо, уместно процитировать патриотично настроенную госпожу Курдюкову:
Русский право мне досаден,
Он ловчей, виднее всех.
Духом, твердостью известный,
Молодец все к молодцу…
А стремится, как на смех,
Походить на иностранца.
Особого литературного значения так и не опубликованный дневник не имеет: Мавра Быховец не обладала писательским даром. Не была она ни блестящей светской дамой, как Смирнова-Россет. Ни комической фигурой, как мятлевский персонаж. Обыкновенная женщина. Но ведь характер эпохи в первую очередь раскрывают исповеди вполне заурядных людей. И в этом заключается неоспоримая ценность хранящейся в РГБ рукописи.
Заметка из Библиохроники. 1647-1977 гг. В некотором царстве. II кн. № 67
Иронизируя над невиданной языковой смесью - «французского с нижегородским», А. С. Грибоедов вряд ли предполагал, что всего лишь через какие-то десять лет на этом варварском наречии будет написано одно из самых остроумных произведений русской поэзии. Правда, «нижегородский» в этом случае более уместно заменить на «тамбовский», так как героиня поэмы И. П. Мятлева Акулина Курдюкова, решившая отправиться в путешествие по Европе, с неизменной гордостью подчёркивала, что она - тамбовская, именно тамбовская помещица.
«Сенсации госпожи Курдюковой» - самое известное сочинение Мятлева, этого, по меткому замечанию П. А. Вяземского, «Гомера курдюковской Одиссеи». Аристократ, богач, весельчак, ценитель изысканных блюд, красивых женщин и остроумных розыгрышей, Мятлев являл собой не столь уж редкий для России XIX столетия тип поэта-барина, занимавшегося стихосложением ради собственного удовольствия. Но в отличие от большинства литераторов-дилетантов с громкими фамилиями, Мятлев сумел не только занять почётное место на русском Парнасе, но, как показало время, благодаря тамбовской путешественнице удержал его за собой.
Сын сенатора, тайного советника и камергера, внук и правнук (по материнской линии) двух фельдмаршалов Салтыковых, крестник Екатерины II, Мятлев пяти лет от роду был зачислен в Коллегию иностранных дел, семнадцати лет стал корнетом гусарского полка, принял участие в Заграничном походе 1813-1814 годов, после окончания боевых действий уволился из армии якобы «по болезни», поступил уже на гражданскую службу, прослужил полтора десятилетия, механически получая чины и награды, женился, был принят при Дворе, стал камергером и, наконец, в 1836 году решил удалиться на покой в чине действительного статского советника.
Ещё в юности пристрастившийся к сочинительству, Мятлев к началу 1830 годов завоевал репутацию салонного поэта, мастера стихов «на случай». В это время он сблизился с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, Н. В. Гоголем, П. А. Вяземским, ценившими его как весёлого, занимательного собеседника и «забавного» стихотворца.
В 1836-1839 годах для лечения жены и младшего сына Мятлев предпринял путешествие по Германии, Франции, Италии и Швейцарии. Вскоре после его возвращения из поездки в литературных салонах Петербурга зазвучало имя Курдюковой. П. А. Плетнёв писал тогда знакомому: «Мятлев прославился у нас Курдюковой. Эта героиня, русская помещица, путешествует по Европе, рассказывает карикатурно обо всём, что видит, и мешает русские фразы с французскими. Местами смешно уморительно. Мятлев читает её всем наизусть по нескольку тысяч стихов. Он даже добрался до чтения государю, который много смеялся».
Считается, что мысль написать поэму «макароническим языком», то есть с употреблением искажённых иноязычных слов, подала Мятлеву приятельница Пушкина А.О. Смирнова-Россет, которая на одном из придворных маскарадов мистифицировала Николая I: скрывшись под маской, она притворилась провинциальной барыней, плохо говорящей по-французски, и, обращаясь к императору на исковерканном французском, сказала: «Мне все твердят, что надо говорить по-французски, иначе все подумают, что вы особа дурного тона, а что это такое - не знаю: у нас в Саратове не разбирают». В конце этого довольно долго продолжавшегося разговора Смирнова-Россет в притворном ужасе воскликнула: «Ах, боже мой, что скажут в Саратове, что я затесалась в такое общество: всё графы и итальянский посланник». Впоследствии Мятлев напишет ей: «Вы истинная, настоящая мать Курдюковой».
«Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей» были напечатаны в 1840-1844 годах тремя выпусками. Местом издания на них значится Тамбов, «малая родина» Акулины Курдюковой, однако надписи на обороте заглавных листов свидетельствуют, что печатались они в типографии «Journal de Saint-Petersbourg», а дарственная надпись на экземпляре «Госпожи Курдюковой», имевшемся в библиотеке Н. П. Смирнова-Сокольского, говорит об активном участии в судьбе книги известного литератора и издателя Н. И. Греча.
Читатели по достоинству оценили исполненный живого юмора и метких наблюдений «путевой дневник» тамбовской «вояжёрши», на всех доступных ей языках щедро делившейся своими размышлениями не только о европейских нравах, но и о российских обычаях:
Патриот иной у нас
Закричит: «Дю квас, дю квас,
Дю рассольчик огуречный!»
Пьёт и морщится, сердечный…
Надобно любить родное,
Дескать, даже и такое,
Что не стоит ни гроша!
Же не ди па (je ne dis pas - я не говорю)
ла каша
Манная, авек де пенки,
Ла морошка, лез-опенки,
Поросёнок су лё хрен,
Лё кисель э лё студень
Очень вкусны; но не в этом
Лё патриотизм, заметим…
Дополнительную популярность изданию придали блестящие иллюстрации прославленного мастера жанрового рисунка В. Ф. Тимма, в которых, как отмечали современники, художник наградил героиню поэмы внешним сходством с её создателем - Мятлевым. Более того - на одной из картинок изображён Мятлев, смотрящийся в зеркало и видящий там госпожу Курдюкову. Иллюстрации гравировались на дереве Г. Греймом, К.К. Клодтом, Ж.А. Линком и др. Критика неоднозначно встретила появление поэмы: одни ей восхищались, другие отказывались считать явлением литературы. Но из множества хвалебных и ругательных рецензий в наши дни чаще всего вспоминаются несколько строк, написанных хорошим знакомым Мятлева - М.Ю. Лермонтовым:
Вот дама Курдюкова,
Её рассказ так мил,
Я от слова до слова
Его бы затвердил.
Мой ум скакал за нею,
И часто был готов
Я броситься на шею
К madame de Курдюков.
Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею дан л' этранже. [В 3-х частях.] Тамбов. 1843-1856. 4.1.1856. [Германия.] Издание второе. Печатано в типографии Аполлона Фридрихсона в Санкт-Петербурге. 181 с. с иллюстрациями, 13 л. иллюстраций, 1 л. фронтиспис-гравированная иллюстрация. 4.2.1843. [Швейцария.] Печатано в типографии «Journal de Saint-Petersbourg». 219 с. с иллюстрациями, 7 л. иллюстраций. 4.3. 1844. [Италия.] Печатано в типографии «Journal de Saint-Petersbourg». 357 с. с иллюстрациями, 10 л. иллюстраций. Иллюстрации - гравюры на дереве по рисункам В.Ф. Тимма. Место издания всех трёх частей - Санкт-Петербург. В двух кожаных комбинированных переплётах. На верхних крышках и корешках - тиснённые золотом имя автора и заглавие. 21,5x14 см. Библиографическая редкость. В прекрасном состоянии.
В Библиохронике описывается сборный экземпляр поэмы: первая часть представлена вторым изданием, в точности повторяющим первое, вторая и третья части - первым изданием.
Алексей Венгеров
Неизданные строки сочинения Мятлева: Сенсации и замечания Госпожи Курдюковой.
(статья из «Русский библиофил», 1911, №7. Стр. 8-9)
Приводимые ниже строки из сочинения Мятлева «Сенсации и замечания Госпожи Курдюковой», неразрешенные цензурой и замененные во всех изданиях точками, относятся к 1-й части этого сочинения, названной автором «Отъезд».
В бойких и остроумных стихах описывает автор общество, едущее из Петербурга на заграничном пароходе, приводя характеристику пассажиров устами самой M-me Курковой. Тут, по её словам:
Знатный барин Де Рюси.
Он в плате, в очках, в фуражке,
Не узнаешь по замашке,
Кто такой. Но вот малер -
С ним заговорил актер Просто из французской труппы...
Дальше, по словам возмущенной Madame, идет полное: «Разночинство, развращенье, вавилонское смешенье»: «Офицеры, шкипера, шамбеляны, повара».
«Вот опять актер франсе
Разговор рекомансе
С графом, будто б с своим братом
…………………………….
Вон с козлинной бородой,
Знать, французик молодой Во всю мочь горланит песни,
Не умолкнет он, хоть тресни…
Наконец, перед глазами Курдюковой православный священник, едущий за границу, и поэтому обритый и одетый в штатское платье. Вид его особенно шокирует бонтонную тамбовскую помещицу. Вот его характеристика, как раз и послужившая запретным местом и не пропущенные к печати строгим цензором Корсаковым:
«Здесь фамилия попа.
Для меня весьма забавной Поп наш русский, православной,
Бритой, чесаной, одет,
Как отставленной кадет За дурное поведенье;
Ну какое здесь почтенье?
Поп, по мне, без бороды,
Не годится никуды.
Ходит под руку с женою,
Иль с сестричкой молодою Когда ж говорит адью,
Так целует попадью,
Что не знаешь, что и будет,
Ну как вдруг он честь забудет И приличия? - Тогда Все мы денемся куда?
Дамам будет очень стыдно,
Даже несколько обидно;
Есть ведь дамы без мужей,
Батька, лесс бьен оближе».
Цензурный экземпляр этих стихов любезно предоставлен в наше распоряжение Л.И. Жевержеевым и подписан 15 мая 1840 года. Во всех изданиях сочинений Мятлева, включая и последнее, Суворинское (Сенсации, 2 т. Спб. 1904 г.), место это заменялось 18 - 21 строчками точек.
Переиздания (дореволюционные)
II-е издание (стереотипное)
Изд. книгопродавца Д. Федорова. -2-е изд. - Тамбов, 1856-57. На оботе тит. л.: Печатано в типографии Аполлона Фридрихсона в Санкт-Петербурге. Рис. В. Тимма. Грав. на дереве Г. Грейма, К.Клодта, Ж.-А. Линка и др. ;
Суворинские издания
Мятлев, И.П. Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже / ил. В. Тимма. В 2 т. Т. 1-2. СПб.: Издание А.С. Суворина, 1904.
Т. 1: Германия и Швейцария. [4], XXVIII, 392, II с., 21 л. ил.
Т. 2: Италия. [4], 357 с., 13 л. ил.
Формат: 24 х 16,5 см
Часть тиража библиофильская - нумерованная
Мятлев, И.П. Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей, дан л'этранже: [в 2 т.] / [Соч.] Мятлева; С рис. В.Ф. Тимма. - 2-е изд. - СПб.: А.С. Суворин, 1907.
Источники:
Рецензия [без подписи] «Отечественные записки» 1841, т. XVI, № 5, отд. VI, стр. 4-5.
Белинский. В.Г. Полное собрание сочинений. 5 т. М., Издательство Академии Наук СССР, 1954 №14
«Неизданные строки сочинения Мятлева: Сенсации и замечания госпожи Курдюковой» [без подписи]- «Русский библиофил», 1911, №7. Стр. 8-9
Жемчужины Ленинки. [Мятлев, И.П.] «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже» [автор не указан] http://www.rsl.ru/ru/s1/pearls/kurdyukova/
Смирнов-Сокольский Н.П. «Моя библиотека», Москва, 1969, №876, №877 [«Это первая часть все того же описанного выше издания, отпечатанная на лучшей бумаге и переплетенная в замечательный марокен. Таких экземпляров было изготовлено, по-видимому, очень немного».], № 879 [изд. Суворина]. (I т. стр. 355-358)
Обольянинов Н. «Каталог русских иллюстрированных изданий. 1725-1860». Спб., 1914, №1677. (I т. стр. 522)
Ольхин «Систематический реестр русским книгам с 1831 по 1846 год». № 6722.
Маркушевич А. «Счастье с книгами». - Альманах библиофила. Выпуск 5. М.: Книга, 1978. стр. 6-13
Ласунский О.Г. «Власть книги: рассказы о книгах и книжниках». М. Книга, 1988, 466 с.
Верещагин В.А. «Русские иллюстрированные издания XVIII и ХІХ столетий (1700-1870)». Спб., 1898, («В хорошем виде встречается редко»)
Венгеровы А. и С. Библиохроника. 1647-1977 гг. В некатором царстве. II кн. № 67.
Книги и рукописи в собрании М.С. Лесмана. М.: Книга, 1989. №1578 (стр. 156)
Антикварная книжная торговля Соловьева Н.В. Каталог №100 «Редкие книги: Искусство, археология, художественные издания, Rossica, книги о Москве и Спб. и т. д.» Спб., 1910, №156 (второе издание, 1856 г.) «Редка» 10 р.
Антикварная книжная торговля В.И.Клочкова (от 15 до 30 руб.).
Антикварная книжная торговля П.П.Шибанова (от 15 до 30 руб.).
100 книжных аукционов Маши Чапкиной: каталог / [сост. и автор предисл. И.В.Захаров] ; [вступ. ст. М.Я.Чапкиной] ; [послесл. А.А.Венгерова]. - М.: «Захаров», 2009. 496 с. стр. 167, 273