«ТЬМУТОРАКАНЬСКЫЙ БЛЪВАНЪ» И НАЧАЛО РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Вопрос о существовании в VIII - XI веках Крымской Руси и о связях ее с Русью Киевской остается одним из наиболее дискуссионных в проблеме образования древнерусского государства. В последнее время А. Л. Никитиным были выдвинуты остроумные аргументы в поддержку дерзкой гипотезы о крымской принадлежности ряда фактов и событий русской истории, относимых Повестью временных лет к киевскому приднепровью. Касается она, в том числе и деятельности князя Игоря Старого, признающегося большинством ученых в качестве первой бесспорно исторической фигуры среди родоначальников династии киевских Рюриковичей. Оставляя в стороне подробный анализ этого интересного, но слегка фантастического предположения, потребовавшего бы, в случае его принятия, не только пересмотра исторических реалий, но и деконструкции идеологических и психологических привычек нашего государственного самосознания, хотелось бы указать здесь на используемый в Слове о полку Игореве образ, косвенно свидетельствующий о правдоподобности все же теории значительного присутствия руси в Крыму в указанное время.
Упоминание в Слове о полку Игореве, во фразе «дивъ кличетъ връху древа, велитъ послушати земли незнаемЂ … Сурожу, и Корсуню, и тебЂ, тьмутораканьскый блъванъ» (6, с. 9) загадочного тмутороканского болвана следует отнести к числу «темных» мест поэмы. Уже само значение слова «болван» в том интерьере, какой дан в произведении, оказывается не вполне ясным. Высказывались предположения, что речь идет либо о каменном половецком истукане, либо о памятнике Боспорского царства (статуях, воздвигнутых божествам Санергу и Астарте), либо о пограничном столбе, либо о маяке и т.д. (11, с. 131-132). Среди версий были и весьма экзотические, но логически возможные, например, версия о грязевом вулкане (12). Что, однако, интересно, образ этот не считается исследователями принципиальным, да и в рейтинге модных загадок Слова не лидирует (чего не скажешь, например, о поминаемом в том же отрывке «диве»). То есть получается, что чем бы ни оказался в итоге тмутороканский болван, существенно вглубь понимания исторического смысла Слова это нас не продвинет, спорных оценок вроде бы как не поменяет. Да и полифония толкований не замутняет общего знаменателя: древнерусское «блъванъ» обозначает статую, идол, в нашем случае, скорее всего, идол языческого божества. При всем уважении к другим мнениям, их трудно логически помирить с контекстом.
Но вот против незначительности рассматриваемого образа восстает частота и важность ситуаций упоминания в Слове самого города Тмуторокан. Помимо рассматриваемого места, Тмуторокан прямо называется в поэме еще трижды: «Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрЂлы по земли сЂяше. Ступает въ златъ стремень въ градЂ ТьмутороканЂ» (6, с. 10); «Се бо два сокола слЂтЂста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону» (6, с. 11); «Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше; из Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше» (6, с. 13).
Традиционно считается, что Тмуторокан - город, находившийся на Таманском полуострове (в районе нынешней станицы Тамань) по другую от Боспора (Корчева) сторону Керченского пролива (11, с. 123-124). Впрочем, реальная география города представляется сейчас менее важной, чем символическое действие лексемы «Тьмуторокань» в слоистой семантике Слова. Дело в том, что в традиции исследования художественной структуры поэмы затверделось мнение, комплектующее Тмуторокан как художественный образ в гарнитур мотивов, связанных с пересечением границы потустороннего мира. Метафорика перехода в «мир смерти» подробно объясняется у Б. М. Гаспарова: «Потусторонний мир имеет свой центр, относительно которого совершаются различные перемещения в пределах этого мира. Таким центром в системе образов «Слова» служит Тьмуторокань … Поход Игоря имеет своей конечной целью Тьмуторокань… Поход Олега, напротив, относится к Тьмуторокани как к исходной точке, от которой он направляется к Чернигову… Наконец, Тьмуторокань названа конечным пунктом бегства Всеслава. В итоге, Тьмуторокань оказывается той центральной точкой, в которой пересекаются исход и конечная цель передвижений, замыкающихся в циклах похода/бегства, гибели/воскресения» (1, с. 226-227). Эта несколько умозрительная конструкция подпирается глоссой приведенного выше отрывка: «Се бо два сокола слЂтЂста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону». «Боярская инвектива - композит из двух равноправных фразеологизмов», - комментирует А. В. Ткачев, - «Его более понятная нам часть (вторая) построена на символике синтагмы «испить шеломом» - как устойчивого в древности действия, знаменующего победу над врагом… Непонятная нам часть композита «поискать града Тьмутороканя» по закону антитезы должна нести противоположный смысловой заряд, что и подчеркнуто самим Автором с помощью противительного союза «а любо» - «или же»: «То ведь два сокола (князья Игорь и Всеволод) слетели с отчего золотого стола (выступили в поход) поискать града Тмутараканя (желая либо головы сложить) или испить шеломом Дону (либо стяжать победу). Аналогичными фразеологическими конструкциями являются позднейшие обороты типа «Пан или пропал» и «Либо грудь в крестах, либо голова в кустах» (8, с. 336). То есть «достичь Тмуторокана» в бытовом смысле означало просто «погибнуть». Интересно, что выводы следующего извивам языческих орнаментов поэмы А. В. Ткачева о Тмуторокане как стране мертвых (на мифопоэтическом плане бытия) подтверждаются теми авторами, кто, как П. Ткаченко, находит в Слове крап библеизмов. Естественно теперь, что сам тмутороканский болван в комплексе знаков пересечения границы потустороннего мира должен оказаться или эмблематическим дублером дантова Люцифера (1, с. 542), или ветхозаветным «литым истуканом» как символом недействительного, неживого бога (9), или иной фигурой из того же риторического ряда.
В литературе, однако, существуют гипотезы, предлагающие и прямо противоположное чтение образа Тмуторокана в поэме. Так, по мнению В. П. Тимофеева, союз «а любо» в известной фразе святославовых бояр о намерении Игоря и Всеволода поискать Тмуторокана употреблен не в разделительном, а в пояснительном смысле: «поискать града Тьмутороканя, либо, что то же самое, испить шеломом Дона» (7, с. 392). Таким образом, Тмуторокан является синонимом славы, а отнюдь не поэтическим эпицентром мира мертвых. Действительно, при всей соблазнительной логичности построений, связывающих Тмуторокан с циклами смерти/воскрешения, остается неясным, когда и почему мог обрасти для Ольговичей подобными смыслами город, в котором долгое время правили (и не только как изгои) их предки, неясным тем более, что выражение успело стать крылатым. Захватив Тмуторокан в 1083 году, родоначальник династии Ольговичей Олег Святославич возвратился из политического небытия к жизни активно действующего князя, что для последующих поколений черниговских князей вполне могло стать символом воинской удачи.
Проясняет ли данная рефлексия значение искомой лексемы «тмутороканский болван»? Последняя, как известно, составляет тандем смыслов с образом загадочного «дива», волшебного существа, либо враждебного, как обычно предполагается, русским и предупреждающего своим криком половцев о походе Игоря, либо, напротив, сочувствующего русскому войску и приободряющего его после мрачных знамений. И в том, и в другом случае упоминание статуй Боспорского царства, или географических ориентиров типа грязевого вулкана, пролива и т. п. представляется труднообъяснимым. Сколь бы ни удобна и экономна логически была гипотеза, интерпретирующая тот или иной образ, необходимо, прежде всего, указать место данного образа в поэтической структуре Слова. Например, созвучие лексемы «тьмутораканьскый блъванъ» с названием («блевак») грязевых вулканов на Тамани действительно с первого взгляда кажется настолько очевидным, что невольно заставляет усомниться в простом совпадении. Тем не менее, до тех пор, пока не указан художественный мотив рассматриваемого фрагмента, див будет выглядеть просто как прилежный зубрила на уроке географии, механически перечисляющий южнорусские топонимы. Следует напомнить здесь и о том, что отождествление Тмуторокана с Таматархой византийских источников нельзя считать строго доказанным, вопрос о местонахождении тмутороканского княжества остается все еще открытым.
Впрочем, и версия о тмутороканском болване как половецком каменном истукане напоминает пока доски без кнеса. В дедуктивный паллиатив превращает ее и особая выделенность среди множества других именно тмутороканского изваяния, и известность его и символическая значимость для читателей/слушателей Автора Слова. И в перечислении оповещаемых дивом о походе Игоря земель/народов статуя половецкого божества выглядит не вполне своеродным телом. Естественнее тогда уж было бы видеть здесь какого-то половецкого хана (как, собственно, и поступил А. К. Югов в своем переводе Слова (15, с. 13)). Однако мы не можем сейчас с уверенностью утверждать даже того, что город Тмуторокан в конце XII века контролировался половцами. Многие исследователи считают, что верховную власть над приазовскими городами в это время осуществляла Византия. Другие полагают, что власть здесь принадлежала касожским или ясским правителям, получившим ее благодаря бракам с русскими князьями Тмуторокана (3). Во всяком случае, о Тмуторокане как о крупном половецком религиозном и культурном центре ничего не известно.
Прояснить положение поможет еще одна остроумная гипотеза В. П. Тимофеева, согласно которой див - это боевое знамя, стяг Игоря! «Славянские знамена-прапоры были колокольными. На вершине древка крепилась «чолка - щелкушка-бубенец», от встряхивания которой рождался звуковой сигнал» (7, с. 47). Что и объясняет клич дива. Потому, возможно, и «стязи глаголютъ» перед битвой - другое «темное» место поэмы. Интерпретация (пусть и небесспорная) «дива» как знамени представляется на сегодняшний момент наиболее эластичной, позволяющей без наглядных противоречий согласовать несколько «трудных» фрагментов Слова. Сигнал дива, правда, вряд ли был похож на романтически-устрашающее («иду на Вы!») предупреждение противника о нападении или рыцарский вызов на схватку - антураж набега предполагает все же внезапность. Див, пытаясь взбодрить русских воинов, напоминает им о местах воинской славы предков, о полках Святослава, сына Игоря Старого, чьи молниеносные удары, вероятно, могли еще помнить и Волга, и Поморье, и Тмуторокан. Прикрепленный к этой пирамиде боевого духа наподобие картуша тмутороканский болван при таком толковании должен оказаться каким-то славянским языческим божеством.
Но какой языческий идол был настолько известен, что и спустя почти сто лет после принятия христианства о нем можно было сообщить походя, зная, что аудитория тебя поймет? При общей скудости упоминания в источниках о древнеславянских божествах кандидат оказывается единственным. Под 945 годом в Повести временных лет помещен договор Игоря Старого с византийцами, а также подробности процедуры его ратификации, когда князь, в сопровождении византийских послов, «приде на холъмы, кде стояше Перунъ, и покладоша оружье свое и щиты и золото, и ходи Игорь ротЂ и мужи его, и елико поганых Руси…» (2, с. 42). Традиционно считается, что данное событие произошло в Киеве, однако А. Л. Никитин выдвинул ряд заслуживающих внимания аргументов в пользу другой гипотезы. Согласно его точке зрения, указанные в Повести временных лет приметы «гораздо лучше согласуются с топографией Керчи, где, вероятнее всего, и находилась в тот момент резиденция Игоря, тогда как под «холмом» следует подразумевать нынешнюю «гору Митридата», где могло быть установлено изваяние Перуна» (5, с. 325). Сколь бы странным не показался данный тезис для профессионального историка (обосновывая капитальную переориентацию фактов древнерусской истории во времени, пространстве и по кругу лиц, А. Л. Никитин без преувеличения демонстрирует чудеса интерпретационного дриблинга), он все же заслуживает глубокого анализа.
Таким образом, нам остается лишь соединить концы двух дедуктивных цепей «очевидным» выводом: тмутороканский болван - это известный из сообщения Повести временных лет под 945 годом идол Перуна. Во всяком случае, подобный логический монтаж имеющихся толкований не только возможен, но и соответствует художественным и смысловым реквизитам рассматриваемого фрагмента. Перуна-поручителя клятвы Игоря Старого знает работавший много позже автор Повести временных лет. Перун (наследник и потомок предыдущего) возглавляет пантеон Владимира Святого. В источниках сообщения о существовании других имеющих такое же значение изваяний восточнославянских языческих божеств отсутствуют. Владимир, правда, поставил деревянный кумир Перуна. Но у восточных славян могли быть и каменные идолы, которые, как свидетельствует Повесть временных лет, при крещении «исечены», а не сожжены или сплавлены. Конечно, в Слове идол Перуна фигурирует не как языческая мифологема, а просто как религиозно нейтральный символ политической мощи социума крымских росов, наводивших в свое время ужас на все Причерноморье.
Тождество Тмуторокана с Керчью по касательной поддерживается слабым этимологическим эхом между названиями этих городов. М. Фасмер производит древнерусское Кърчъв от корчить в значении корчевать (13, с. 226). Слово «Тмуторокан», возможно, образовано от глагола «торкать» (то есть толкать, рвать, дергать) с помощью суффикса «н(ь)», который выделяется в существительных, обозначающих собирательные понятия, являющиеся объектом или результатом действия, названного мотивирующим глаголом. Такое конструирование является типичным для русского языка, например ткать/ткань, драть/дрань, ругать/ругань и т. д. Согласно М. Фасмеру, название города Рязань может быть производным от собственного РЂзанъ («вырезанный из чрева матери) и глагола «резать» (14, с. 537). «Тмуторокань» (в этом случае название города должно быть женского рода), таким образом, означает «расчищенное место», «место, свободное от деревьев», либо, по аналогии с «тереб», «болотистое место». Близкий по смыслу к глаголу «торкать» глагол «теребить» (в Повести временных лет под 1015 годом сообщается: «рче Володимеръ теребите (т. е. расчищайте) путь и мосты мостите хотяше бо ити на Ярослава» (2, с. 115) дал название городу Теребовль. Данная вполне любительская этимология отнюдь не направлена на опровержение разработок происхождения названия города на тюркском материале у К. Г. Менгеса и других (4, с. 150-156). Представляется, однако, что возможности объяснения слова «Тмуторокан» из древнерусского языка далеко еще не исчерпаны. Любопытно, что название поселка Торковичи в Ленинградской области специалисты связывают уже с финскими корнями, как будто славянские языки слово с корнем «торок» произвести не могут в принципе. Впрочем, тюркологи найдут еще, думается, следы торкского субстрата и в этих краях.
Отождествление Керчи и Тмуторокана остается, конечно, весьма проблематичным. Противоречит ему и известная надпись на тмутороканском камне (если только сам камень не подложен) об измерении расстояния между этими городами князем Глебом Святославичем в 1068 году (10, с. 122). Любопытно в связи с этим сообщение арабского географа XII века ал-Идриси («От города Матраха до города Русийа двадцать семь миль. Между жителями Матрахи и жителями Русийа идет постоянная война»), в котором, как считают некоторые исследователи, под Русийей понимается (насколько справедливо, другой вопрос) именно Корчев (3). Однако к какой бы географической реальности не приторочили Тмуторокан будущие исследования, вопрос о существовании конгломерата «Русь» (включавшего, возможно, не только славянский, но и германский, и аланский этнический элемент) в Крыму и на Северном Кавказе в VIII - XI веках продолжает звучать весьма остро.
Разумеется, вышеизложенные соображения напоминают во многом гадание на герменевтической гуще, чем серьезно подкрепленную фактами научную гипотезу. Однако в качестве информации к размышлению и последующему анализу перечисленных проблем они могут быть небесполезны.
1. Гаспаров Б. М. Поэтика «Слова о полку Игореве». - М.: «Аграф», 2000.
2. Ипатьевкая летопись (Полное собрание русских летописей. Т.2) - М.: «Язык русской культуры», 1998.
3.Коновалова И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси - http://www.archeologia.ru/Library/Book/fa10b72dadc9/page169
4. Менгес К.Г. Восточные элементы в Слове о Полку Игореве. - Л.: «Наука», 1979.
5. Никитин А. Л. «Повесть временных лет как исторический источник» // Основания русской истории: Мифологемы и факты. - М.: «Аграф», 2001.
6. Слово о плъку Игорев, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». В 5-ти т. Т 1. - СПб.: Институт русской литературы (Пушкинский Дом); Издательство «Дмитрий Буланин», 1995.
7. Тимофеев В. П. Другое Слово о полку Игореве. - М.: Вече, 2007.
8. Ткачев А. В. Боги и демоны «Слова о полку Игореве» (в 2-х кн.). («Биб-ка МГПУ») - Кн. 1. М., «Жизнь и мысль», 2002.
9.Ткаченко П. В поисках града Тмутаракани. - http://www.hronos.km.ru/libris/lib_t/tkachen10.html
10. Тмутараканский камень // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». В 5-ти т. Т 5. - СПб.: Институт русской литературы (Пушкинский Дом); Издательство «Дмитрий Буланин», 1995.
11. Тмутаракань // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». В 5-ти т. Т 5. - СПб.: Институт русской литературы (Пушкинский Дом); Издательство «Дмитрий Буланин», 1995.
12.Туманов В. В. Мне дико повезло. - http://taman2002.by.ru/info/profi/03.html
13. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. Т 2. - М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003.
14. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. Т 3. - М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003.
15. Югов А. К. Слово о полку Игореве: поэтический перевод // Собрание сочинений. В 4-х т. Т. 4. - М.: Сов. Россия, 1985.