Вечер в Риме
Зайдя перекусить вечером в римскую пиццерию, иронично зажатую между античных и католических достопримечательностей, я оказался напротив большого экрана, где транслировали Fashion TV. Не знаю, для кого создан это канал: либо для специалистов из мира моды, либо для того, чтобы служить фоном для таких заведений.
На экране молодая модель демонстрировала своё прекрасное тело, выходя из морской пены в красном вечернем платье. Она не была похожа на «Венеру» Боттичелли. Нет, скорее, её образ был более «физиологичен», настолько, что было сложно избавиться от мысли о том, что её тело - это приглашение, «билет на войну». Все её естество будто говорило: приходи и покори меня.
Сейчас в западном обществе сложно говорить об истинной природе вещей, ведь могут обвинить в «харрасманте». Но такая постановка вопроса очень лицемерна: с одной стороны эстетизация тела, с другой - едва ощутимая грань, за которой начинается домогательство.
Но секс - это всегда акт агрессии, как бы мораль и искусство ни старались приукрасить то, чему древние римляне знали истинную цену. Суть происходящего между женщиной и мужчиной исторически сводилась к завоеванию и дальнейшему подчинению. На протяжении всей истории и во всех войнах победители мужчин убивали, а женщин брали в плен с определёнными целями.
Цивилизованный мир давно отказался от таких способов ведения войны, хотя читая новости о региональных конфликтах иногда так думать, к сожалению, не получается. Вместе с этим язык как более историчная субстанция хранит память о тех временах в фигурах речи: «пленить», «покорить», «завоевать», «добиться расположения», «обладать».
Культу сексуальности противостояла религия, но, как показала история, безуспешно. Если иудеи и мусульмане постарались строго регламентировать эту сторону жизнь, то христианство в своём апогее призывало и вовсе отказаться от человеческого тела, но секс оказался сильнее, именно ему была посвящена каждая вторая работа эпохи Возрождения.
Если секс укоренён в собственную агрессивную физиологичность, то что нам, рефлексирующим и насыщенным представителям западного общества, делать? Ведь от перемен поз и партнёров (слагаемых) вряд ли изменится конечный результат?
Три пути намечены современной культурой.
Первый - это путь перверсий, но мне кажется, что он обречён, поскольку так же замкнут «в» и «на» теле.
Второй - создание искусственных препятствий, обращение к «духовным скрепам» и религиозным самоограничениям. Это путь сплошных «неудовлетворённостей» и психологических кризисов. Где вы видели хоть одного сексуально удовлетворённого религиозного фанатика? Внутри любых церковных институций - перверсия, а у любого рода паствы главным развлечением является моральное осуждение и склоки.
Есть третий путь, авторство которого я себе, конечно, не присваиваю, но суть его состоит в том же завоевании, но помимо обладания телом, нужна более значительная победа!
Смотря на тело «из экрана», я хотел им лишь обладать, но мне не хотелось его переносить в своё смысловое поле. Напротив: женщины, в которых я влюбляюсь, мысленно переносятся в мое пространство, становясь моим и только моим художественным артефактом.
Пусть меня обвинят в сексизме, агрессии и эгоистической неадекватности - но я всегда хочу подчинить объект своей страсти и сексуально, и идеологически, и художественно. Если я люблю, мне недостаточно наслаждаться телом, мне хочется порабощения все того мира, которым живет моя возлюбленная. Пусть это приводит к непониманию и скандалам - я не могу по-другому. Это любовь в терминах войны, это чувства, не очень способные к компромиссу, это чудовищная ревность не к другим мужчинам, но к другим идеям, религиозным или просто эстетическим. Этим нельзя пресытиться, ведь тело на всех новых и новых территориях, созданных на грани реальности и иллюзий, не может надоесть.
Официант принёс счёт за божественно вкусную пиццу, а на экране Fashion TV сменился каким-то музыкальным каналом. Все здесь стало нарочито говорить о том, что пора идти гулять по вечному городу дальше.
На экране молодая модель демонстрировала своё прекрасное тело, выходя из морской пены в красном вечернем платье. Она не была похожа на «Венеру» Боттичелли. Нет, скорее, её образ был более «физиологичен», настолько, что было сложно избавиться от мысли о том, что её тело - это приглашение, «билет на войну». Все её естество будто говорило: приходи и покори меня.
Сейчас в западном обществе сложно говорить об истинной природе вещей, ведь могут обвинить в «харрасманте». Но такая постановка вопроса очень лицемерна: с одной стороны эстетизация тела, с другой - едва ощутимая грань, за которой начинается домогательство.
Но секс - это всегда акт агрессии, как бы мораль и искусство ни старались приукрасить то, чему древние римляне знали истинную цену. Суть происходящего между женщиной и мужчиной исторически сводилась к завоеванию и дальнейшему подчинению. На протяжении всей истории и во всех войнах победители мужчин убивали, а женщин брали в плен с определёнными целями.
Цивилизованный мир давно отказался от таких способов ведения войны, хотя читая новости о региональных конфликтах иногда так думать, к сожалению, не получается. Вместе с этим язык как более историчная субстанция хранит память о тех временах в фигурах речи: «пленить», «покорить», «завоевать», «добиться расположения», «обладать».
Культу сексуальности противостояла религия, но, как показала история, безуспешно. Если иудеи и мусульмане постарались строго регламентировать эту сторону жизнь, то христианство в своём апогее призывало и вовсе отказаться от человеческого тела, но секс оказался сильнее, именно ему была посвящена каждая вторая работа эпохи Возрождения.
Если секс укоренён в собственную агрессивную физиологичность, то что нам, рефлексирующим и насыщенным представителям западного общества, делать? Ведь от перемен поз и партнёров (слагаемых) вряд ли изменится конечный результат?
Три пути намечены современной культурой.
Первый - это путь перверсий, но мне кажется, что он обречён, поскольку так же замкнут «в» и «на» теле.
Второй - создание искусственных препятствий, обращение к «духовным скрепам» и религиозным самоограничениям. Это путь сплошных «неудовлетворённостей» и психологических кризисов. Где вы видели хоть одного сексуально удовлетворённого религиозного фанатика? Внутри любых церковных институций - перверсия, а у любого рода паствы главным развлечением является моральное осуждение и склоки.
Есть третий путь, авторство которого я себе, конечно, не присваиваю, но суть его состоит в том же завоевании, но помимо обладания телом, нужна более значительная победа!
Смотря на тело «из экрана», я хотел им лишь обладать, но мне не хотелось его переносить в своё смысловое поле. Напротив: женщины, в которых я влюбляюсь, мысленно переносятся в мое пространство, становясь моим и только моим художественным артефактом.
Пусть меня обвинят в сексизме, агрессии и эгоистической неадекватности - но я всегда хочу подчинить объект своей страсти и сексуально, и идеологически, и художественно. Если я люблю, мне недостаточно наслаждаться телом, мне хочется порабощения все того мира, которым живет моя возлюбленная. Пусть это приводит к непониманию и скандалам - я не могу по-другому. Это любовь в терминах войны, это чувства, не очень способные к компромиссу, это чудовищная ревность не к другим мужчинам, но к другим идеям, религиозным или просто эстетическим. Этим нельзя пресытиться, ведь тело на всех новых и новых территориях, созданных на грани реальности и иллюзий, не может надоесть.
Официант принёс счёт за божественно вкусную пиццу, а на экране Fashion TV сменился каким-то музыкальным каналом. Все здесь стало нарочито говорить о том, что пора идти гулять по вечному городу дальше.