Медиалевиафан и потребление образов
Кинокритик А. Юсев написал интересную статью "Уда для Медиалевиафана".
"Левиафан» уже расколол общество, разделившееся на увидевших хулу на русский народ и тех, кто узрел критику нынешней спайки власти с церковью. Порой, видя накал страстей, начинаешь верить в Ролана Барта и думать, что еще немного и «Левиафан» станет знаменем борьбы с путинизмом/клерикализмом, а Звягинцев - новым Пастернаком/Солженицыным. Увы, сколько ни повторяй эту либеральную мантру, у хозяев картины в ее отношении свои тактика и стратегия.
Самый большой миф о «Левиафане» - это оппозиционность ленты.
Даже если это показалось нескольким десяткам уважаемых людей, можно заметить: их ввели в заблуждение. Потому что нынешняя многоступенчатая система кинопроизводства, тем более на таком уровне, не может сотворить что-либо крамольное. Сценарий многократно вычитывался в Минкульте, пока на него не выделили около 100 миллионов рублей. Окончательное решение было принято после питчинга (публичной презентации проекта), где чиновники «зарезали» проект Миндадзе, который имел одни из лучших показателей у экспертов. Звягинцев же прошел на ура, хотя все прекрасно знали, о чем картина, и легко могли тогда отказать в финансировании по надуманному предлогу (наподобие «получил отрицательное заключение социально-психологического совета при министерстве»). Деньги выделяли компании Роднянского и именно он был основным гарантом того, что картина не будет крамольной."
Добавить хочется вот что. О самом кино всегда много мифов, которые являются частью медиатизированной реальности.
Согласно одному из мифов, стоит какому-либо режиссеру ярко показать в своем фильме бедность, социальную несправедливость, упадок и прочие социальные ужасы, как его многие сразу же готовы записать в касту "социальных критиков-оппозиционеров", чуть ли не революционеров, которые "обличают", "выявляют" и пр., приближая тем самым социальные перемены.
Думать таким образом, значит не учитывать контекст и особенности восприятия.
Как же воспримает массовый зритель образы бедности, нищеты и т.д., которые нередко просто смакуются некоторыми режиссерами. Быть может прав З. Бауман, который в "Индивидуализирванном обществе" писал:
"...наличие большой армии бедняков и широко известная бедственность их положения являются для существующего порядка важнейшим и, возможно, даже решающим, уравновешивающим фактором. Его значение заключается в смягчении восприятия условий жизни потребителя, пребывающего в вечной неопределенности, условий которые в иной ситуации выглядели бы отталкивающими и отвратительными. Чем безысходней в их восприятии нужда и бесчеловечность существования бедняков, живущих в других странах или на соседней улице, тем лучше они играют свою роль в той драме, сценария которой они не писали и на которую не проходили проб.
С давних времен людей вынуждают мириться с судьбой, какой бы суровой она ни была, для чего им демонстрируют красочные картинки ада, готового поглотить всякого бунтовщика. Подобно атрибутам того света, предназначенным для этих целей, преисподняя перенесена сегодня на землю, прочно укоренена в мирскую жизнь и представлена в виде, готовом для мгновенного употребления. Нынешние бедняки - это коллективный «другой» перепуганных потребителей; они теперь олицетворяют ад, причем гораздо более осязаемо и убедительно, чем это показано в книге Сартра «За закрытой дверью».
...Один только вид бедных держит обеспеченных в состоянии страха и покорности. Тем самым он увековечивает их жизнь в условиях неопределенности.
...И так день за днем бедняки на мировой периферии и в собственной стране делают свое незаметное дело, подрывая уверенность и решимость всех тех, кто еще имеет работу и получает регулярные доходы. В связи между нищетой бедняков и капитуляцией обеспеченных нет ничего иррационального. Зрелище нужды служит своевременным напоминанием всем, кто способен к трезвым размышениям, что даже благополучная жизнь ненадежна, что сегодняшний успех не служит гарантией от завтрашнего краха..."
Для чего нужна бедность - полностью.
Поэтому, думать, что изощренная демонстрация нищеты и социальных проблем будет способствовать переменам, по меньшей мере, наивно.
Если уж задаваться целью делать действительно критическое или революционное кино, то в нем, вероятно, должны присутствовать примеры и модели социального поведения, которые показывали бы пути преодления проблем. И это, конечно, не путь героя-одиночки, а примеры коллективных действий.
Но даже если кто-то и будет снимать подобное кино, вряд ли стоит многого от него ожидать. Дело в том, что потребление кино-образов стало весьма своеобразной практикой.
В. Фурс прекрасно резюмировал взгляды Бодрийяра:
"Практика потребления, говорит Бодрийяр, обеспечивает специфическую отстраненность от мира благодаря жизни в укрытии знаков: знаки и сообщения исчерпывают то, что мы потребляем, поскольку содержание сообщений и означаемые знаков нам безразличны. Мы потребляем знаки именно как знаки, которые, тем не менее, удостоверены ручательством реального: повседневность не могла бы устойчиво существовать как своеобразная закрытость от "большого мира" без симулякра этого мира, без алиби участия в нем - ей следует питаться умноженными образами этой трансцендентности. Безмятежность потребления, чтобы быть устойчивой, нуждается в головокружении мира и истории, она падка до чрезвычайных происшествий и насилия. Противоречие между безопасным гедонизмом и традиционной активистской моралью преодолевается форсированным катастрофизмом. Карикатурный пример, приводимый Бодрийяром, - расслабленный телезритель, потребляющий образы войны во Вьетнаме. Телевизионный образ приходит в комнату "из мира", эмоционально насыщая потребителя и создавая эффект его присутствия в гуще событий, тем самым приятно оттеняя его безопасную невовлеченность. Отношение потребителя к "реальному миру" (политике, истории), обобщенное и систематизированное в "обществе потребления" функционированием массовых коммуникаций, - это отрицание реального на основе жадного и мультиплицированного восприятия его знаков."
РАДИКАЛЬНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ ЖАНА БОДРИЙЯРА
"Левиафан» уже расколол общество, разделившееся на увидевших хулу на русский народ и тех, кто узрел критику нынешней спайки власти с церковью. Порой, видя накал страстей, начинаешь верить в Ролана Барта и думать, что еще немного и «Левиафан» станет знаменем борьбы с путинизмом/клерикализмом, а Звягинцев - новым Пастернаком/Солженицыным. Увы, сколько ни повторяй эту либеральную мантру, у хозяев картины в ее отношении свои тактика и стратегия.
Самый большой миф о «Левиафане» - это оппозиционность ленты.
Даже если это показалось нескольким десяткам уважаемых людей, можно заметить: их ввели в заблуждение. Потому что нынешняя многоступенчатая система кинопроизводства, тем более на таком уровне, не может сотворить что-либо крамольное. Сценарий многократно вычитывался в Минкульте, пока на него не выделили около 100 миллионов рублей. Окончательное решение было принято после питчинга (публичной презентации проекта), где чиновники «зарезали» проект Миндадзе, который имел одни из лучших показателей у экспертов. Звягинцев же прошел на ура, хотя все прекрасно знали, о чем картина, и легко могли тогда отказать в финансировании по надуманному предлогу (наподобие «получил отрицательное заключение социально-психологического совета при министерстве»). Деньги выделяли компании Роднянского и именно он был основным гарантом того, что картина не будет крамольной."
Добавить хочется вот что. О самом кино всегда много мифов, которые являются частью медиатизированной реальности.
Согласно одному из мифов, стоит какому-либо режиссеру ярко показать в своем фильме бедность, социальную несправедливость, упадок и прочие социальные ужасы, как его многие сразу же готовы записать в касту "социальных критиков-оппозиционеров", чуть ли не революционеров, которые "обличают", "выявляют" и пр., приближая тем самым социальные перемены.
Думать таким образом, значит не учитывать контекст и особенности восприятия.
Как же воспримает массовый зритель образы бедности, нищеты и т.д., которые нередко просто смакуются некоторыми режиссерами. Быть может прав З. Бауман, который в "Индивидуализирванном обществе" писал:
"...наличие большой армии бедняков и широко известная бедственность их положения являются для существующего порядка важнейшим и, возможно, даже решающим, уравновешивающим фактором. Его значение заключается в смягчении восприятия условий жизни потребителя, пребывающего в вечной неопределенности, условий которые в иной ситуации выглядели бы отталкивающими и отвратительными. Чем безысходней в их восприятии нужда и бесчеловечность существования бедняков, живущих в других странах или на соседней улице, тем лучше они играют свою роль в той драме, сценария которой они не писали и на которую не проходили проб.
С давних времен людей вынуждают мириться с судьбой, какой бы суровой она ни была, для чего им демонстрируют красочные картинки ада, готового поглотить всякого бунтовщика. Подобно атрибутам того света, предназначенным для этих целей, преисподняя перенесена сегодня на землю, прочно укоренена в мирскую жизнь и представлена в виде, готовом для мгновенного употребления. Нынешние бедняки - это коллективный «другой» перепуганных потребителей; они теперь олицетворяют ад, причем гораздо более осязаемо и убедительно, чем это показано в книге Сартра «За закрытой дверью».
...Один только вид бедных держит обеспеченных в состоянии страха и покорности. Тем самым он увековечивает их жизнь в условиях неопределенности.
...И так день за днем бедняки на мировой периферии и в собственной стране делают свое незаметное дело, подрывая уверенность и решимость всех тех, кто еще имеет работу и получает регулярные доходы. В связи между нищетой бедняков и капитуляцией обеспеченных нет ничего иррационального. Зрелище нужды служит своевременным напоминанием всем, кто способен к трезвым размышениям, что даже благополучная жизнь ненадежна, что сегодняшний успех не служит гарантией от завтрашнего краха..."
Для чего нужна бедность - полностью.
Поэтому, думать, что изощренная демонстрация нищеты и социальных проблем будет способствовать переменам, по меньшей мере, наивно.
Если уж задаваться целью делать действительно критическое или революционное кино, то в нем, вероятно, должны присутствовать примеры и модели социального поведения, которые показывали бы пути преодления проблем. И это, конечно, не путь героя-одиночки, а примеры коллективных действий.
Но даже если кто-то и будет снимать подобное кино, вряд ли стоит многого от него ожидать. Дело в том, что потребление кино-образов стало весьма своеобразной практикой.
В. Фурс прекрасно резюмировал взгляды Бодрийяра:
"Практика потребления, говорит Бодрийяр, обеспечивает специфическую отстраненность от мира благодаря жизни в укрытии знаков: знаки и сообщения исчерпывают то, что мы потребляем, поскольку содержание сообщений и означаемые знаков нам безразличны. Мы потребляем знаки именно как знаки, которые, тем не менее, удостоверены ручательством реального: повседневность не могла бы устойчиво существовать как своеобразная закрытость от "большого мира" без симулякра этого мира, без алиби участия в нем - ей следует питаться умноженными образами этой трансцендентности. Безмятежность потребления, чтобы быть устойчивой, нуждается в головокружении мира и истории, она падка до чрезвычайных происшествий и насилия. Противоречие между безопасным гедонизмом и традиционной активистской моралью преодолевается форсированным катастрофизмом. Карикатурный пример, приводимый Бодрийяром, - расслабленный телезритель, потребляющий образы войны во Вьетнаме. Телевизионный образ приходит в комнату "из мира", эмоционально насыщая потребителя и создавая эффект его присутствия в гуще событий, тем самым приятно оттеняя его безопасную невовлеченность. Отношение потребителя к "реальному миру" (политике, истории), обобщенное и систематизированное в "обществе потребления" функционированием массовых коммуникаций, - это отрицание реального на основе жадного и мультиплицированного восприятия его знаков."
РАДИКАЛЬНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ ЖАНА БОДРИЙЯРА