Гм... Мартушка молодец
Нет, всё-таки, Марта у нас молодец. Вера тоже, конечно, но я сейчас не о ней. Кто такая Марта? Ну, я же писал…
Около месяца назад завели мы с Верой хозяюшку. Мультиварка, по имени Марта, *на мотив «стюардесса, по имени Жанна»* сразу стала полноправным членом семьи. А я уже неоднократно утверждал, что Вера и всё, что электрическое с кнопочками - вещи несовместимые априори. И хоть в Мартушку Вера влюбилась сразу и безповоротно, *буква «З» не опечатка - без поворота, а не бес…* а та, вроде бы, начала отвечать ей взаимностью, я понял, что держать развитие их взаимопривязанности нужно под контролем как минимум полгода. В общем, сам виноват.
Узрев, что Вера уже не очень боится подключать Мартушку в сеть и ласково возбуждать пальчиками её эрогенные зоны, зажигая на экране режимы приготовления каш, супов и прочих чахохбилей, я расслабился. Тем более, что прогресс в плане овладения техникой у Веры налицо - она научилась в компьютере сворачивать ненужные ей окна, не закрывая без сохранения мои документы.
Кстати, о чахохбили. Вы любите чахохбили? Мы любим. А Мартушка готовит его просто потрясающе. Получается курочка сочная, нежная, с ароматом счастья, солнца, пряностей и далекой Грузии. Сейчас Онищенко если снова грузинские вина разрешит, под Хванчкару - вах, генацвале, палчики оближешь! Вот, значит, тут у нас чахохбили и намечались. Курочка порублена, помидорки натерты, зелень измельчена, перец, соль, приправы и масло приготовлены.
- … твою мать, - протяжно, негромко, но вполне членораздельно взвывает Вера, заходя с тарелкой чищеного лука.
- Чего, - спрашиваю я, отрываясь от чтения, понимая, что вот эти вот «…твоюмати» просто так не бывают.
- Вот дура-то, - говорит Вера, замерев на пороге.
- Чего, - повторяю я вопрос, понимая, что такие признания и самокритика до добра не доводят. В последний раз это было, когда кофе вместо баночки был высыпан в мусорный пакет.
- Я чашу вымыла, насухо вытерла, - членораздельно говорит Вера, что усиливает моё предчувствие катастрофы мирового масштаба. - И поставила на табурет.
- Ну, и что?
- Куски курицы. Без чаши. Прямо в Мартушку. Сложила. И ведь, *непечатное на букву «б»* ещё следила, чтобы на края сок не капал, укладывала аккуратненько… Саша, что сейчас будет?...
Вот когда в голосе звучит такая нотка, я знаю что будет. Будет истерика. Её следует сразу предотвратить. Иначе потом, в конце концов, виноват останусь сам, потому что не проследил, потому что она говорила, что не умеет, потому что… Ну, в общем, мужчины - поймут, женщины догадаются.
- Стоп, - пресекаю попытки предпринять любые действия и отбираю тарелку с луком. Мало ли. - Воды не наливала?
- Не-е-ет…
- Ну, и отлично. Вытаскиваем мясо.
Вера вытаскивает печально куски несчастной курицы. Складывает в пластиковую чашку. Чашку я подсунул, пока она за фарфоровой тарелкой не потянулась. Состояние аффекта - это вам не шутки. Вытащив курицу, Вера садится на краешек стула. Печаль во взоре описать сможет только автор сценариев индийских мелодрам конца семидесятых годов. Я не берусь. Она смотрит на Марту глазами искренне раскаявшегося убийцы по неосторожности.
- Всё, *непечатное слово на букву «п» рифмуемое с «молодец»*, - не то спрашивает, не то констатирует Вера. - Угробила…
- Тихо-ша. Воды почти не попало, - отвечаю я как доктор, осмотрев больного. Хочется добавить, что пациент будет жить, но пока не стоит. Резко переворачиваю Марту вверх дном. На стол выкапывает несколько случайных капелек, сбежавших от куриных запчастей под нагреватель Марты. - Пусть так постоит.
- Ты думаешь, ничего страшного, - в голосе Веры живёт надежда. Вера и любовь в нём тоже слышатся, но скрываются под чувством вины, как влага под нагревателем.
- Думаю, да, - успокаиваю я Веру, хоть смутные, да чего там - нифига не смутные сомнения в этом у меня присутствуют. Но возможность возникновения истерики ещё не минула, потому будем делать глубокомысленное лицо.
Вот, мужики, как женатик со стажем, я вам точно скажу - никогда в таких ситуациях нельзя говорить что-нибудь о безрукости и глупости. Думать, конечно, можно. Но отвернувшись. У женщин интуиция. И то, что на себя сама дурой назвала, еще не значит, что ты в дураках не окажешься. Поэтому я просто ложусь на диван читать дальше.
- Пускай минут двадцать постоит, если вода и попала - стечет. Ничего страшного.
Вера эти двадцать минут даже судоку не гадала. Она смотрела на перевернутую Марту и думала о себе всё то, что ей не сказал я.
- Представляешь, - говорит Вера, спустя некоторое время. - А я собиралась уже водой заливать…
- Ну, слава Богу, что не залила, - говорю с улыбкой хирурга, ампутировавшего не те конечности не тому пациенту. - Тогда бы уж точно…
В общем, Мартушка у нас оказалась девушкой добросердечной. Она простила Веру. Выплакав несколько капелек на стол, позволила обтереть себя досуха, приняла чашу с компонентами для чахохбили во чрево свое и родила такую вкуснятину, что пальчики оближешь. А Вера за это её ещё больше полюбила. И никакой истерики, между прочим. Да-да.
Около месяца назад завели мы с Верой хозяюшку. Мультиварка, по имени Марта, *на мотив «стюардесса, по имени Жанна»* сразу стала полноправным членом семьи. А я уже неоднократно утверждал, что Вера и всё, что электрическое с кнопочками - вещи несовместимые априори. И хоть в Мартушку Вера влюбилась сразу и безповоротно, *буква «З» не опечатка - без поворота, а не бес…* а та, вроде бы, начала отвечать ей взаимностью, я понял, что держать развитие их взаимопривязанности нужно под контролем как минимум полгода. В общем, сам виноват.
Узрев, что Вера уже не очень боится подключать Мартушку в сеть и ласково возбуждать пальчиками её эрогенные зоны, зажигая на экране режимы приготовления каш, супов и прочих чахохбилей, я расслабился. Тем более, что прогресс в плане овладения техникой у Веры налицо - она научилась в компьютере сворачивать ненужные ей окна, не закрывая без сохранения мои документы.
Кстати, о чахохбили. Вы любите чахохбили? Мы любим. А Мартушка готовит его просто потрясающе. Получается курочка сочная, нежная, с ароматом счастья, солнца, пряностей и далекой Грузии. Сейчас Онищенко если снова грузинские вина разрешит, под Хванчкару - вах, генацвале, палчики оближешь! Вот, значит, тут у нас чахохбили и намечались. Курочка порублена, помидорки натерты, зелень измельчена, перец, соль, приправы и масло приготовлены.
- … твою мать, - протяжно, негромко, но вполне членораздельно взвывает Вера, заходя с тарелкой чищеного лука.
- Чего, - спрашиваю я, отрываясь от чтения, понимая, что вот эти вот «…твоюмати» просто так не бывают.
- Вот дура-то, - говорит Вера, замерев на пороге.
- Чего, - повторяю я вопрос, понимая, что такие признания и самокритика до добра не доводят. В последний раз это было, когда кофе вместо баночки был высыпан в мусорный пакет.
- Я чашу вымыла, насухо вытерла, - членораздельно говорит Вера, что усиливает моё предчувствие катастрофы мирового масштаба. - И поставила на табурет.
- Ну, и что?
- Куски курицы. Без чаши. Прямо в Мартушку. Сложила. И ведь, *непечатное на букву «б»* ещё следила, чтобы на края сок не капал, укладывала аккуратненько… Саша, что сейчас будет?...
Вот когда в голосе звучит такая нотка, я знаю что будет. Будет истерика. Её следует сразу предотвратить. Иначе потом, в конце концов, виноват останусь сам, потому что не проследил, потому что она говорила, что не умеет, потому что… Ну, в общем, мужчины - поймут, женщины догадаются.
- Стоп, - пресекаю попытки предпринять любые действия и отбираю тарелку с луком. Мало ли. - Воды не наливала?
- Не-е-ет…
- Ну, и отлично. Вытаскиваем мясо.
Вера вытаскивает печально куски несчастной курицы. Складывает в пластиковую чашку. Чашку я подсунул, пока она за фарфоровой тарелкой не потянулась. Состояние аффекта - это вам не шутки. Вытащив курицу, Вера садится на краешек стула. Печаль во взоре описать сможет только автор сценариев индийских мелодрам конца семидесятых годов. Я не берусь. Она смотрит на Марту глазами искренне раскаявшегося убийцы по неосторожности.
- Всё, *непечатное слово на букву «п» рифмуемое с «молодец»*, - не то спрашивает, не то констатирует Вера. - Угробила…
- Тихо-ша. Воды почти не попало, - отвечаю я как доктор, осмотрев больного. Хочется добавить, что пациент будет жить, но пока не стоит. Резко переворачиваю Марту вверх дном. На стол выкапывает несколько случайных капелек, сбежавших от куриных запчастей под нагреватель Марты. - Пусть так постоит.
- Ты думаешь, ничего страшного, - в голосе Веры живёт надежда. Вера и любовь в нём тоже слышатся, но скрываются под чувством вины, как влага под нагревателем.
- Думаю, да, - успокаиваю я Веру, хоть смутные, да чего там - нифига не смутные сомнения в этом у меня присутствуют. Но возможность возникновения истерики ещё не минула, потому будем делать глубокомысленное лицо.
Вот, мужики, как женатик со стажем, я вам точно скажу - никогда в таких ситуациях нельзя говорить что-нибудь о безрукости и глупости. Думать, конечно, можно. Но отвернувшись. У женщин интуиция. И то, что на себя сама дурой назвала, еще не значит, что ты в дураках не окажешься. Поэтому я просто ложусь на диван читать дальше.
- Пускай минут двадцать постоит, если вода и попала - стечет. Ничего страшного.
Вера эти двадцать минут даже судоку не гадала. Она смотрела на перевернутую Марту и думала о себе всё то, что ей не сказал я.
- Представляешь, - говорит Вера, спустя некоторое время. - А я собиралась уже водой заливать…
- Ну, слава Богу, что не залила, - говорю с улыбкой хирурга, ампутировавшего не те конечности не тому пациенту. - Тогда бы уж точно…
В общем, Мартушка у нас оказалась девушкой добросердечной. Она простила Веру. Выплакав несколько капелек на стол, позволила обтереть себя досуха, приняла чашу с компонентами для чахохбили во чрево свое и родила такую вкуснятину, что пальчики оближешь. А Вера за это её ещё больше полюбила. И никакой истерики, между прочим. Да-да.