Мой дедушка был художником-плакатистом, долгие годы руководил в МОСХе секцией плаката.
Когда я была ребенком, для меня он был практически божеством, и то, чем он занимался, было совершенно недоступным моему пониманию волшебством.
Приходя в его мастерскую, я обожала вдыхать запах масляных красок (несмотря на свою официальную плакатную деятельность, дед много писал маслом "для себя"). До сих пор этот запах у меня ассоциируется только с дедом.
Мастерская была огромная, с окнами от пола до четырехметрового потолка во всю стену (зимой там, конечно, был лютый холод, и дед, работая, не снимал пальто и шапки).
Там была антресоль в старом понимании этого слова - наверх вели ступеньки винтовой лестницы, и наверху - маленькая дополнительная комнатка с обеденным столом, на котором стоял электрический самовар. В углу был небольшой диванчик, на котором дед во время ссор с бабушкой периодически ночевал (их взаимоотношения могли бы стать темой дамского романа).
В центре мастерской на огромном столярном столе лежали необыкновенно интересные вещи - мраморная доска и мраморные же цилиндры для растирания красок, гипсовые слепки с посмертных масок Пушкина, Есенина и Маяковского, здоровая четырехъярусная коробка с пастелью таких тончайших нюансов цвета, что не сразу можно было понять, чем отличаются соседние мелки.
И потрясающей красоты письменный прибор - малахитовая доска с настоящей перьевой ручкой, бронзовое пресс-папье с клодтовским конем, хрустальная чернильница, на крышке которой тоже, кажется, была лошадь.
И повсюду в огромной комнате были навалены холсты в рулонах, подрамники и рамы, стояли банки с кистями и везде валялись тюбики с краской в немыслимых количествах..
Уже много лет, как его нет, мастерская давно уже принадлежит кому-то другому, но я, закрыв глаза, могу до мелочей вспомнить эту комнату.
На днях рылась в интернете и нашла изображение одного из его плакатов.