Вспомнилось что-то...
Была у меня как-то n-ное количество лет назад подруга Оля. С Олей я познакомилась в студии. Но познакомилась - это сказано громко. Оля была крепким орешком - мало с кем общалась, была на год старше меня, ходила в дневную группу и совершенно потрясающе рисовала. Тут даже не в технике дело. Оля не только рисовала потрясающе, но и рисовала потрясающие вещи. Я восхищалась. Я завидовала. По доброму. Оля, казалось, мыслила совершенно иными категориями и жила в другом пространстве. Было в этом пространстве что-то от Старшей Эдды, кельтской и греческой мифологии, и средневекового эпоса, а такие вещи меня всегда подкупали. Оля всегда умела вывернуть заданную тему совершенно неожиданным образом и подать так, что периодически даже дух захватывало. А ещё Оля умела делать вещи руками - вырезать из дерева, лепить из глины и мыла, клеить из ракушек, да и вообще из таких подручных материалов, из которых тебе даже в голову что бы то сделать не пришло. И всегда что-то ещё было во всех её работах - какой-то лёгкий - почти неуловимый юмор. Наверно даже стёб. Глядя на Олю, в голове возникала чёртова уйма стереотипов. Глядя на Олины работы, эти стереотипы с чудовищным треском ломались.
Подружились мы случайно. Лет пять спустя после знакомства. Мне было где-то пятнадцать, и наша студия выбралась в Чехию. У Тамилы на этот раз поехать не вышло, а Катька студию на тот момент уже бросила. У Оли была брезентовая армейская палатка, которую она, впрочем, не умела ставить, у меня был двойной надувной матрас. Палатку мы ставили вместе, а потом полночи сушили спальники преподавательским феном, потому что палатку поставили в яме, и её залило дождём. Трудно вообще не подружиться, когда живёшь в одной палатке. Особенно, если вы первую половину ночи ржёте как кони (уже не помню над чем, но было ужасно смешно), а вторую половину по очереди лазите надувать матрас, потому что тот оказался без чувства юмора. Потом мы несколько раз терялись в крошечных чешских городках, думали удрать ночью на кладбище, смотреть действительно ли над могилами кружатся огоньки, ушли на пленэр, но опять заблудились в каких-то садах, объелись алычи и ничего не нарисовали. В последний вечер мы зачем-то искали в заводях дохлую утку. Утку я видела накануне, когда каталась вокруг озера на отдолженом велосипеде. Хладное тело мы (слава духам) не нашли, зато в процессе поисков, спёрли у кого-то из лагеря кривое бревно и устроили прощальный костёр. А ночью на нашу палатку упал бармен. Какого лешего он шатался ночью по кемпингу мы так и не поняли, потому что виновник очень быстро сбежал. Что не удивительно - мы громко и нехорошо ругались и, размахивая найденными в кострище кирпичами, грозили быстрой и жестокой расправой. Впрочем, впоследствии кирпичи мы применили исключительно в мирных целях - забили ими колышки. Потом мы в очередной раз надули излишне впечатлительный матрас, залезли в криво поставленную палатку, яростно расчёсывая свежепокусаные комарами руки и, демонически похохатывая (куда ж без этого), заснули.
Дружили после этого мы где-то с год-два. Таскали друг другу книги и кассеты с фильмами, садились за соседние мольберты, ходили друг к другу в гости, перезванивались. Я была просто сражена наповал количеством, качеством и разнообразием самодельных деревянных фигурок в её комнате. В какой-то момент мне даже казалось, что с Олей у меня общего намного больше чем с Тамилой. Потом я ушла из студии, звонить друг другу мы стали реже, хотя каждый студийный новый год я была диктором на Олькиных выступлениях и голосовала за её работы. Без угрызений совести голосовала - работы были, как всегда потрясающие.
Курсе на четвёртом мы встретились в метро на «Арсенальной». Я, в обнимку с бухтой верёвки, чумазая, как чёрт, то ли после дренажки, то ли после «зелёнки» стояла на платформе. Оля, совершенно неузнаваемая в светлом летнем платье, подошла поздороваться. Мы трепались всю дорогу до дома и потом еще около часа разговаривали на остановке. Просто так - ни о чём, но расходиться совершенно не хотелось. Больше мы не встречались.
А ведь был же у меня где-то её телефон. И е-мейл был. Вот найти бы…
Подружились мы случайно. Лет пять спустя после знакомства. Мне было где-то пятнадцать, и наша студия выбралась в Чехию. У Тамилы на этот раз поехать не вышло, а Катька студию на тот момент уже бросила. У Оли была брезентовая армейская палатка, которую она, впрочем, не умела ставить, у меня был двойной надувной матрас. Палатку мы ставили вместе, а потом полночи сушили спальники преподавательским феном, потому что палатку поставили в яме, и её залило дождём. Трудно вообще не подружиться, когда живёшь в одной палатке. Особенно, если вы первую половину ночи ржёте как кони (уже не помню над чем, но было ужасно смешно), а вторую половину по очереди лазите надувать матрас, потому что тот оказался без чувства юмора. Потом мы несколько раз терялись в крошечных чешских городках, думали удрать ночью на кладбище, смотреть действительно ли над могилами кружатся огоньки, ушли на пленэр, но опять заблудились в каких-то садах, объелись алычи и ничего не нарисовали. В последний вечер мы зачем-то искали в заводях дохлую утку. Утку я видела накануне, когда каталась вокруг озера на отдолженом велосипеде. Хладное тело мы (слава духам) не нашли, зато в процессе поисков, спёрли у кого-то из лагеря кривое бревно и устроили прощальный костёр. А ночью на нашу палатку упал бармен. Какого лешего он шатался ночью по кемпингу мы так и не поняли, потому что виновник очень быстро сбежал. Что не удивительно - мы громко и нехорошо ругались и, размахивая найденными в кострище кирпичами, грозили быстрой и жестокой расправой. Впрочем, впоследствии кирпичи мы применили исключительно в мирных целях - забили ими колышки. Потом мы в очередной раз надули излишне впечатлительный матрас, залезли в криво поставленную палатку, яростно расчёсывая свежепокусаные комарами руки и, демонически похохатывая (куда ж без этого), заснули.
Дружили после этого мы где-то с год-два. Таскали друг другу книги и кассеты с фильмами, садились за соседние мольберты, ходили друг к другу в гости, перезванивались. Я была просто сражена наповал количеством, качеством и разнообразием самодельных деревянных фигурок в её комнате. В какой-то момент мне даже казалось, что с Олей у меня общего намного больше чем с Тамилой. Потом я ушла из студии, звонить друг другу мы стали реже, хотя каждый студийный новый год я была диктором на Олькиных выступлениях и голосовала за её работы. Без угрызений совести голосовала - работы были, как всегда потрясающие.
Курсе на четвёртом мы встретились в метро на «Арсенальной». Я, в обнимку с бухтой верёвки, чумазая, как чёрт, то ли после дренажки, то ли после «зелёнки» стояла на платформе. Оля, совершенно неузнаваемая в светлом летнем платье, подошла поздороваться. Мы трепались всю дорогу до дома и потом еще около часа разговаривали на остановке. Просто так - ни о чём, но расходиться совершенно не хотелось. Больше мы не встречались.
А ведь был же у меня где-то её телефон. И е-мейл был. Вот найти бы…