Стать звездой
Пятый день они шли по извилистой гряде низкого прибрежного кряжа. Днём тёплый бриз играл складками лёгкой латаной одежды, бросал в лицо отросшие волосы. Вечером огромное небо осторожно искру за искрой вплетало в бескрайнюю невидимую паутину, и ветер приносил с далёких равнин хвойное дыхание северного леса, пряный шелест летних трав и чуть ощутимый, знакомый, но так, казалось бы, давно забытый запах дома. На третий день их почти нагнала гроза, но тяжёлая туча напоролась набухшим брюхом на отрог за их спинами. Туча целые сутки не могла слезть с цепи острых вершин, метала зубчатые молнии вдоль горизонта и посылала им вслед раскатистые проклятия. Но им было всё равно - они шли вперёд. Под вечер следующего дня они потеряли Марьку.
Марь, как всегда, шел по самому краю, легко и бесстрашно перескакивая такие места, от одного вида на которые Эгги бросало в дрожь, а Лина вообще старалась не смотреть, когда Марь, шурша по выветренному камню подошвами видавших виды башмаков, разгонялся для очередного прыжка. Эгги бесился каждый раз и порывался оттащить Марьку от края. Пару раз дело даже чуть не дошло до драки. Но всё было безрезультатно - тонкий силуэт бестолково-бесстрашного Марьки неизменно рисовался над самой бездной, там, где в бесконечность уходило по-августовски тёплое море.
В этот раз удача Марю изменила - то ли он в сгущающихся сумерках неправильно прикинул расстояние, то ли под ногу таки попался расшатанный камень. Как бы то ни было, он с коротким отчаянным криком сорвался вниз, увлекая за собой небольшой щебневый обвал. Эгги через завалы камней и скальные монолиты, вылизанные прибоем, спускался за ним около часа, пока Лина, стараясь не потерять из виду светлое пятно марькиной рубахи, охрипшим от горя и ужаса голосом указывала куда идти. Марька не погиб - только потерял сознание, рассёк кожу на виске и вывихнул ногу.
К тому времени, когда мальчишки вылезли на гряду, Лина успела развести костёрок из сухого вереска.
- Идиот…- глухо бросила она сдавленно шипящему от боли Марьке, когда тот доковылял до костра и неуклюже бухнулся рядом.
К утру нога распухла, и очевидно стало, что даже, не смотря на повязку, Марька дальше идти не сможет.
- Что теперь? - Марь угрюмо глядел на друзей из-под рыжей нестриженой чёлки. Если бы Лина не знала его так хорошо, она подумала бы, что он выглядит виноватым. Но Марь вины не чувствовал. Виноваты были сумерки, дурацкий камень, разорвавшийся башмак… Но не Марь.
- Вернёмся, - Эгги, засунув руки в карманы, смотрел на запад, туда, где извилистая линия побережья отлогим мысом закруглялась у горизонта. - Что уж тут поделаешь…
- Как «вернёмcя»? Ты что - мы же уже прошли сколько! - в обычно самоуверенном и нагловатом голосе скользнули нотки отчаянья. - Эгги, ты что? Я дойду!
- Не дойдёшь. Надо возвращаться.
- Лина?
Девушка зябко поёжилась, обняв себя за голые плечи - рукава пошли на повязку.
- Обратно пойдём, к рыбакам, - там тебя и оставим. Потом вернёмся.
Марь хотел было возразить, но в конце-концов только обиженно засопел.
- Марька, ну сам подумай, куда тебе? Мы за тобой вернёмся, честное слово. - Лина сидела очень близко. Мягкие светлые волосы щекотали марькино запястье. Ему очень хотелось верить. Но почему-то не выходило.
До рыбаков возвращаться было всего полдня, но друзья, сдерживаемые ковыляющим Марькой, добрались до хижины только в темноте. Старик и старуха, оба прямые, тощие, с иссушенными солнцем одинаково-коричневыми морщинистыми лицами, встретили их у порога. Маря уложили на лавку в дальнем углу, и он заснул практически сразу. Эгги тоже заснул очень скоро. Только Лина ещё некоторое время наблюдала из под рогожи, как старики в свете догорающей свечи тенями скользили по ветхой хижине, а потом сидели за столом, казалось, беззвучно разговаривая и глядя друг на друга тёмными, бездонными и древними, как море глазами.
Эгги легонько тронул линино плечо в темноте, ещё до рассвета - пошли. Девушка, не до конца проснувшись, закутавшись с головой в рогожу, вяло последовала за ним в сиреневый сумрак.
- Лина, идти надо. Чем раньше, тем лучше.
- А Марь?
- Марь неделю уж точно ходить не сможет. Мы же решили, что он останется, так? - Эгги мельком глянул на подругу и опять перевёл взгляд на западный край неба.
С Эгги что-то творилось. И чем дальше, тем больше Лина это замечала. Он почти не ел в последнее время, как следствие исхудал, движения стали резкими и более точными, говорил мало, короткими фразами. Он и дома не сильно разговорчив был, но сейчас… А ещё Лина подумала, о том, что и голос его тоже изменился - в обычно мягком говоре стало проскакивать что-то звеняще-металлическое. Колючее… И взгляд. Даже не взгляд, а глаза. Они казалось, стали больше и глубже, будто внутри Эгги жило что-то большее, чем он сам. Будто его душе стало тесно в тощем мальчишеском теле, и она пыталась вырваться наружу. У рыбаков были похожие глаза. У рыбаков, в чьей хижине они собирались оставить Марьку. Лине стало жутко.
- Ты иди, я останусь тут. Я не могу его бросить…
- Лин! Линка, а как же я? - Эгги оторвал взгляд от горизонта и неверяще уставился на подругу. Голос опять стал мягким, своим, и немного растерянным. - Лин, я без тебя не пойду…
- Я его не оставлю - подождём неделю. Пусть даже и две…
Эгги резко запустил пальцы в русые вихры и опять уставился на запад.
Лина начала злится. Злится на себя, потому что поддалась на уговоры идти за тридевять земель, толком не понимая, зачем ей это надо; злилась на нахального глупого Марьку, рухнувшего с обрыва, злилась на Эгги за глубокий нездешний взгляд; злилась за то, что он наверняка рассказывал меньше чем знал. С самого начала.
- Лин, - Лина резко подняла голову и встретилась с Эгги глазами. Глаза были прежние - серые, мальчишеские. - Лин, мы же его не бросаем. Я его ни за что не брошу. Просто… Лина, мы близко. Он рядом совсем.
Девушка скрестила руки на груди, с трудом сдерживая раздражение.
- Ты откуда знаешь? Мы здесь шатаемся уже около недели, а до этого ещё сколько прошли! Ты же здесь не был никогда - я тебя как облупленного знаю. Что изменилось?
Эгги замялся и опустил глаза.
- Ты конечно можешь думать что мне всё показалось, но когда я его вчера нашел… Ну у него кровь из виска хлестала… Ну не хлестала… Текла просто… Я думаю, там что-то ещё было в крови - искры какие-то вроде…
- Лина, - совсем тихо, но твёрдо добавил он. - У него же кровь светилась - мы почти на месте…
Уже совсем рассвело, когда они, стоя на вершине холма, последний раз помахали Марю, сидевшему на большом валуне недалеко от хижины. Они ещё крикнули ему что, то на прощание, но ветер дул с моря и до Марьки не долетело ни слова. Он ответно помахал правой рукой, левой растирая опухшую лодыжку. Внутри у него хрустальным шаром зрела пустота.
Эгги шагал впереди лёгким стремительным шагом. Лина отставала. Не в последнюю очередь из-за того, что постоянно оглядывалась на вершину, за которой исчезли и ветхая рыбацкая хижина, и валун, и Марь. Лина чувствовала себя ужасно, сбивалась с шага, и в который раз повторяла про себя, что если через три дня всё останется неизменным, то она вернётся к Марьке. А Эгги пусть идёт куда пожелает, куда глаза глядят.
Впрочем, глаза неизменно глядели на запад. Эгги был уверен, что за тем дальним, едва различимым в сизой дымке мысом, их жизнь, его жизнь, изменится раз и навсегда. Он изредка оглядывался на Лину, и старался не думать о Маре. Что-то внутри говорило, что не стоило его оставлять. Надо было подождать и идти втроём. Как и начинали… Да и про рыбаков с Побережья дома разное говорили. Сказки в основном. Но здесь, на пустынном кряже, пропахшем полынью и морской солью, и особенно ночью, под огромными звёздами, сказки уже вовсе не казались таковыми. Эгги вспомнил древние глаза, поёжился и замедлил шаг. В голове мелькнула мысль, что, наверно, стоило бы вернуться. Но что-то уже непреодолимо тянуло его вперед, да так что в следующее мгновение он забывал ни то что о Маре, но и даже отстающей о Лине. Идти оставалось совсем немного.
Маяк показался под вечер второго дня. Тонкий тёмный силуэт был хорошо виден на фоне закатного неба, на щербатой скале, за которой несколько минут назад скрылось солнце.
- Здесь переночуем, - Лина бросила мешок на траву. Эгги не ответил. Он отошёл на несколько десятков метров и, похоже решил не останавливаться. - Эгги? Ты куда?
Эгги оглянулся, его глаза горели: - Вот же он! Идём! Совсем же чуть-чуть осталось!
- Нет. Мне Марьки хватило. Пойдём утром. - Лина опустилась на колени и начала расчищать место для костра.
- Вообще глупости всё это, - буркнула она немного погодя. - Легенды старые…
- А кровь? - парень вернулся, присел на траву и нехотя стал развязывать заплечный мешок.
- По-моему тебе показалось, - Лина угрюмо ковыряла веточкой сухую розовато-коричневую землю. - Хотел увидеть - и увидел…
- Так показалось? - Эгги нехорошо улыбнулся, и прежде чем Лина успела хоть что-то сделать, он выхватил из-за пояса нож и полоснул себя по запястью. Из перерезанных вен, разрывая темноту, брызнул фонтан тёплого света.
- Ты что совсем полоумный?! - ужасе заорала девушка, хватая его за раненую руку. Кровь, заливая всё мягким сиянием, быстро текла из раны. Она крепко сжала ладонью скользкое запястье, одновременно доставая из мешка кусок рукава, оставшийся от Марькиной повязки. Эгги трясся от хохота.
- Вот видишь! Видишь! Ты ведь не верила, так?
Лина оттолкнула от себя перевязанную руку и расплакалась.
- Дураки… Оба… И Марька и ты...
Эгги перестал смеяться и придвинулся к девушке.
- Лин, ну дошли ведь… - тихо сказал он. - Получилось же. Ну чего ты?
Лина всхлипнула и зло глянула на парня:
- И что теперь будет?
- Не знаю. - Эгги задумался. Кровь забрызгавшая одежу и волосы медленно гасла. - Счастье какое-то там будет. Сокровища, наверное. А, какая разница?... Тебе разве не хочется потрогать звёзды? Интересно, они тёплые или холодные? А вдруг они живые? Прямо как люди… Говорят, что там самому звездой стать можно. Вдруг действительно можно. Вот было здорово бы…
Парень мечтательно уставился на небо.
- Надо за Марькой вернутся…
- Марька? - Эгги непонимающе глянул на подругу и несколько мгновений, казалось, соображал что к чему. - А... Вернёмся, конечно…
К маяку они поднимались долго. Почти целый день. Стройная, хотя и несколько разрушенная башня выглядела заброшенной давным давно. Наверняка, так и было. Эгги первым выбрался на ровную, заросшую мягкой зелёной травой площадку и помог подняться Лине.
- Надо вход найти.
Парень подошёл к башне и нежно погладил пальцами тёплый шершавый камень. Лина, глядела вверх, от щербатых стен веяло вечностью и тайной. А ещё, хотя это может только казалось, в камнях вспыхивали крошечные искорки. Совсем такие же как капли светящейся эггиной крови. Лина моргнула и искорки исчезли. Эгги уже обходил маяк с другой стороны.
- О! Здесь!
Вход оказался совсем невысоким. Внутри было темно. Они стояли рядом, почти соприкасаясь плечами, пока глаза не привыкли к полумраку.
- Лестницы нету, - первой подала голос Лина.
Вдоль щербатых, таких же, как и снаружи стен, к крыше широкой спиралью уходили редкие трухлявые деревянные ступени. На месте отсутствующих, тёмными провалами зияли пустые пазы. Выпавшие доски грудой лежали внизу.
- Тут не в лестнице дело. Тут что-то другое. Надо искать… Или ждать.
И он медленно пошёл вдоль стены, изредка притрагиваясь к ней кончиками пальцев. Лина опять обвела взглядом внутренность башни. Закатное солнце пробивалось лучами сквозь узкие щели окон. Среди полуистлевших досок что-то сверкнуло. Лина подошла ближе и, подняла маленький блестящий предмет.
- Что это?
- Зеркальце. Осколок. Сверху упало, думаю, - наверно там всё тоже разбито?
Эгги повертел осколок в руках и вернул Лине.
- Может снаружи что-то есть? Посмотришь?
Лина молча кивнула и вышла. Оказавшись за дверью, она, тяжело привалилась к стене, и некоторое время пыталась унять бешено колотившееся сердце. Помедлив, она перевернула блестящий осколок и несколько мгновений вглядывалась в отражение. А потом широко размахнулась и забросила зеркальце в море. Глаза у отражения были такие же, как и у Эгги - большие, тёмные - нездешние.
Сердце всё колотилось, то будто пытаясь взлететь, увлекая Лину за собой, то, срывалось вниз, с чудовищной высоты, наполняя грудь душной гудящей пустотой. Было страшно и весело одновременно.
«Я же не верила. Они верили, а я нет… Как же теперь? И я пройду, получается?» Лина уставилась на запястье. Вены были голубые, как всегда. «Надо поцарапаться», - она огляделась. Кроме камней и травы на площадке ничего не было. Осколок она только что выбросила. Нож! Нож был в мешке, а Эгги бросил его где-то за маяком. Лина пошла вокруг башни. Здесь площадка имела довольно крутой уклон - брошенный мешок сполз вниз и Лине пришлось спуститься. Девушка наклонилась, было, развязать верёвку, но в последний момент передумала. Опять стало страшно… Потом… Скоро всё всё равно станет ясно. Она выпрямилась и некоторое время смотрела вдаль. До горизонта, вторя извилистой линии берега, тянулся всё тот же кряж. И тут она спохватилась, что Эгги не видно уже давно. Из маяка не доносилось не звука. «Надо посмотреть как он там», - Лина развернулась и обмерла. Шагах в двадцати от неё, на земле, облокотившись спиной о большой валун и подогнув одну ногу, сидел человек.
Даже не человек это был - костяк, обтянутый сухой жёлтой кожей. Тёплый вечерний ветер лениво шевелил длинные седые волосы и ветхие тряпки, обёрнутые вокруг тела. Лина шумно выдохнула.
- Эй! - тихо позвала она. Человек не шевельнулся. Его глаза были закрыты. Девушка медленно приблизилась, и, поколебавшись, тронула сухую морщинистую руку. Рука была холодная. Сердце не билось. Лина быстро отступила на несколько шагов. «Жуткое место… Он ведь пришёл сюда и умер. Умирать пришёл… Где Эгги?!..»
- Эгги!
Никто не ответил.
- Эгги! - Лина нехотя оторвала взгляд от мертвеца и повернулась к маяку. Вот тут то всё и случилось…
Эгги обошёл башню по периметру, раз уже, наверно четвёртый, или пятый. Везде всё было одинаково. Грубая кладка. Крупные шершавые камни, необъяснимо тёплые даже в густой тени. Они, казалось, отвечали на прикосновение. Если держать руку прижатой к одному из них довольно долго, можно было ощутить размеренные медленные колебания, как пульс. Ощущение Эгги нравилось. Ему было тепло и хорошо.
В самом низу лестница была каменная. Он поднялся немного по полустёртым разваливающимся ступеням. Лестница заканчивалась провалом - дальше шли пустые пазы и остатки деревянных опор. Эгги развернулся и, не глядя под ноги, хотя здесь было уже довольно темно, начал спускаться. Он чувствовал себя здесь на месте, своим. Маяк не мог причинить ему вреда. Хотя… Парень опустил глаза. Под ногами вился тёмный нечёткий узор. Это могли быть просто прожилки в камне. Но тогда почему только здесь? На стенах таких не было. Эгги наклонился, но разобрать так ничего и не смог - внутри почти полностью стемнело. Снаружи вроде как кто-то кричал. Кто? Эгги, казалось бы, пришёл сюда с кем-то. Или он один пришёл? Конечно один. Странно было бы, если бы сюда смог бы ещё кто-то прийти… Огонёк бы… Совсем маленький - тогда можно было бы разглядеть… Крик повторился. Эгги, вдруг что-то вспомнил, криво улыбнулся и стянул повязку с запястья. Свет из не до конца затянувшейся раны мягко осветил лестницу, несколько капель крови упали на ступени.
Лина развернулась к башне и в лицо ей ударил свет. Свет метался внутри маяка, вырываясь острыми белыми лучами через узкие, спиралью уходящие вверх, редкие окна и щели в древней кладке.
- Эгги! - она было рванулась к башне, но в тот же миг что-то резко дёрнуло её назад.
«Мертвец!», - страх ледяной глыбой осел внизу живота, но она быстро оглянулась. Мертвец сидел на старом месте в том же положении. «Не он. Тогда что?...». Она опять шагнула к маяку. «Стой. Там без тебя всё уладится». - Ты кто? «Пойдём» - Там мой друг! «У тебя теперь нет друзей. Пойдём» Голос вкрадчиво и неумолимо звучал в голове. Каждый шаг давался всё труднее и труднее. Древня башня, ощетинившаяся белыми лучами, с каждой секундой становилась всё более недостижимой. - Пустите! «Ты хотела наверх. Ты хотела к звёздам. Ты хотела жить вечно». - Я не хотела одна! Я с ними хотела! «С кем?» Лина больше не могла двигаться. Чудовищная сила, скрутила нутро, лишая воли и памяти. - Они…
Внезапно давление ослабело и Лина, сорвавшись с места, побежала к башне. Сила навалилась опять так же неожиданно, как и исчезла. Ноги подкосились, и девушка упала. «Кто?» - Друзья… Лина напрягая последние силы силилась подняться с земли, пыталась вспомнить имена. «Никого нет. Есть только ты.» - Не пойду без них… Пустите, - Лина ничком лежала на потрескавшейся земле вдыхая мелкую пыль и сладковатый травяной запах, пытаясь вспомнить, кого они оставили внизу, в хижине. Кого? Кто они? Лина тупо смотрела на свои исцарапанные руки - ссадины медленно наполнялись серебристым светом. Всё - пронеслось в голове - сейчас её сломают, лишат воспоминаний, отнимут то единственное, что у неё есть. Тех, кто у неё есть… Увлекут невыносимо далеко, так далеко, что и представить страшно куда, одарят ненужными сокровищами, и сделают счастливой. По настоящему счастливой. Одну…
- Пустите!!! Эгги!!!
Но её уже тянули куда-то, в бархатисто лиловую вышину. Тело постепенно становилось лёгким - совсем эфемерным, ненужным, а звёзды тихо звеня, стремительно летели навстречу.
«Мертвец» слабо шевельнул рукой, уголки высохших губ легко дрогнули, и последний невесомый выдох растворился в дуновении слабеющего к ночи бриза.
Всего этого Эгги не видел - он несся по светящейся спирали вверх. К таким близким, но уже недостижимым для него звёздам, на крышу, где между треснувшими огромными зеркалами мгновение назад серым пеплом осыпалась истлевшая душа предыдущего Смотрителя…
***
Он нагнал её в одном из бесчисленных времён и миров, на забытой богом планете, если какой-либо бог про неё вообще знал.
Она сидела на камне, глядя в звёздную даль, а песок торопливой рябью обтекал её босые ноги. Он остановился шагах в десяти от неё. Звёздный свет серебряным звоном дробился в гранях клинка.
- Здравствуй, - светлая коса змеёй сползла с плеча на спину.
- Почему тогда взяли тебя? Ты ведь не верила даже…
- Так уж вышло... - горько, или ему только показалось, вздохнула она.
Она встала и повернулась к нему лицом. Он был готов к этому. Думал, что был готов...
Ветер неведомой планеты трепал лёгкое платье и выбившиеся из косы волосы. Он стоял без движенья и смотрел в её глаза. То ли серые, то ли голубые, тёмные, цвета тонкого весеннего льда. Такой лёд в его далёком полузабытом мире, отделяет от стремительной чёрной бездны, в которую проваливаешься, сделав неосторожный шаг.
- Ну? - она позволила себе улыбнуться.
Надо сказать, он колебался лишь какое-то мгновение. Она до последнего момента думала, что он струсит. На худом рельефном лице ещё резче обозначились скулы, глаза сверкнули, как у одержимого - как будто этому было нечего терять. Он рванулся вперёд, одновременно занося меч...
В лучах неведомых звёзд, по порывами солнечного ветра, он стоял и смотрел на её тело. И плакал так горько, как ни плакал никогда в жизни, разве что в раннем детстве. Он плакал, а её тёплый свет жидким серебром стекал с клинка и тяжёлыми каплями падал на песок. Теперь ему действительно терять было нечего…
Марь, как всегда, шел по самому краю, легко и бесстрашно перескакивая такие места, от одного вида на которые Эгги бросало в дрожь, а Лина вообще старалась не смотреть, когда Марь, шурша по выветренному камню подошвами видавших виды башмаков, разгонялся для очередного прыжка. Эгги бесился каждый раз и порывался оттащить Марьку от края. Пару раз дело даже чуть не дошло до драки. Но всё было безрезультатно - тонкий силуэт бестолково-бесстрашного Марьки неизменно рисовался над самой бездной, там, где в бесконечность уходило по-августовски тёплое море.
В этот раз удача Марю изменила - то ли он в сгущающихся сумерках неправильно прикинул расстояние, то ли под ногу таки попался расшатанный камень. Как бы то ни было, он с коротким отчаянным криком сорвался вниз, увлекая за собой небольшой щебневый обвал. Эгги через завалы камней и скальные монолиты, вылизанные прибоем, спускался за ним около часа, пока Лина, стараясь не потерять из виду светлое пятно марькиной рубахи, охрипшим от горя и ужаса голосом указывала куда идти. Марька не погиб - только потерял сознание, рассёк кожу на виске и вывихнул ногу.
К тому времени, когда мальчишки вылезли на гряду, Лина успела развести костёрок из сухого вереска.
- Идиот…- глухо бросила она сдавленно шипящему от боли Марьке, когда тот доковылял до костра и неуклюже бухнулся рядом.
К утру нога распухла, и очевидно стало, что даже, не смотря на повязку, Марька дальше идти не сможет.
- Что теперь? - Марь угрюмо глядел на друзей из-под рыжей нестриженой чёлки. Если бы Лина не знала его так хорошо, она подумала бы, что он выглядит виноватым. Но Марь вины не чувствовал. Виноваты были сумерки, дурацкий камень, разорвавшийся башмак… Но не Марь.
- Вернёмся, - Эгги, засунув руки в карманы, смотрел на запад, туда, где извилистая линия побережья отлогим мысом закруглялась у горизонта. - Что уж тут поделаешь…
- Как «вернёмcя»? Ты что - мы же уже прошли сколько! - в обычно самоуверенном и нагловатом голосе скользнули нотки отчаянья. - Эгги, ты что? Я дойду!
- Не дойдёшь. Надо возвращаться.
- Лина?
Девушка зябко поёжилась, обняв себя за голые плечи - рукава пошли на повязку.
- Обратно пойдём, к рыбакам, - там тебя и оставим. Потом вернёмся.
Марь хотел было возразить, но в конце-концов только обиженно засопел.
- Марька, ну сам подумай, куда тебе? Мы за тобой вернёмся, честное слово. - Лина сидела очень близко. Мягкие светлые волосы щекотали марькино запястье. Ему очень хотелось верить. Но почему-то не выходило.
До рыбаков возвращаться было всего полдня, но друзья, сдерживаемые ковыляющим Марькой, добрались до хижины только в темноте. Старик и старуха, оба прямые, тощие, с иссушенными солнцем одинаково-коричневыми морщинистыми лицами, встретили их у порога. Маря уложили на лавку в дальнем углу, и он заснул практически сразу. Эгги тоже заснул очень скоро. Только Лина ещё некоторое время наблюдала из под рогожи, как старики в свете догорающей свечи тенями скользили по ветхой хижине, а потом сидели за столом, казалось, беззвучно разговаривая и глядя друг на друга тёмными, бездонными и древними, как море глазами.
Эгги легонько тронул линино плечо в темноте, ещё до рассвета - пошли. Девушка, не до конца проснувшись, закутавшись с головой в рогожу, вяло последовала за ним в сиреневый сумрак.
- Лина, идти надо. Чем раньше, тем лучше.
- А Марь?
- Марь неделю уж точно ходить не сможет. Мы же решили, что он останется, так? - Эгги мельком глянул на подругу и опять перевёл взгляд на западный край неба.
С Эгги что-то творилось. И чем дальше, тем больше Лина это замечала. Он почти не ел в последнее время, как следствие исхудал, движения стали резкими и более точными, говорил мало, короткими фразами. Он и дома не сильно разговорчив был, но сейчас… А ещё Лина подумала, о том, что и голос его тоже изменился - в обычно мягком говоре стало проскакивать что-то звеняще-металлическое. Колючее… И взгляд. Даже не взгляд, а глаза. Они казалось, стали больше и глубже, будто внутри Эгги жило что-то большее, чем он сам. Будто его душе стало тесно в тощем мальчишеском теле, и она пыталась вырваться наружу. У рыбаков были похожие глаза. У рыбаков, в чьей хижине они собирались оставить Марьку. Лине стало жутко.
- Ты иди, я останусь тут. Я не могу его бросить…
- Лин! Линка, а как же я? - Эгги оторвал взгляд от горизонта и неверяще уставился на подругу. Голос опять стал мягким, своим, и немного растерянным. - Лин, я без тебя не пойду…
- Я его не оставлю - подождём неделю. Пусть даже и две…
Эгги резко запустил пальцы в русые вихры и опять уставился на запад.
Лина начала злится. Злится на себя, потому что поддалась на уговоры идти за тридевять земель, толком не понимая, зачем ей это надо; злилась на нахального глупого Марьку, рухнувшего с обрыва, злилась на Эгги за глубокий нездешний взгляд; злилась за то, что он наверняка рассказывал меньше чем знал. С самого начала.
- Лин, - Лина резко подняла голову и встретилась с Эгги глазами. Глаза были прежние - серые, мальчишеские. - Лин, мы же его не бросаем. Я его ни за что не брошу. Просто… Лина, мы близко. Он рядом совсем.
Девушка скрестила руки на груди, с трудом сдерживая раздражение.
- Ты откуда знаешь? Мы здесь шатаемся уже около недели, а до этого ещё сколько прошли! Ты же здесь не был никогда - я тебя как облупленного знаю. Что изменилось?
Эгги замялся и опустил глаза.
- Ты конечно можешь думать что мне всё показалось, но когда я его вчера нашел… Ну у него кровь из виска хлестала… Ну не хлестала… Текла просто… Я думаю, там что-то ещё было в крови - искры какие-то вроде…
- Лина, - совсем тихо, но твёрдо добавил он. - У него же кровь светилась - мы почти на месте…
Уже совсем рассвело, когда они, стоя на вершине холма, последний раз помахали Марю, сидевшему на большом валуне недалеко от хижины. Они ещё крикнули ему что, то на прощание, но ветер дул с моря и до Марьки не долетело ни слова. Он ответно помахал правой рукой, левой растирая опухшую лодыжку. Внутри у него хрустальным шаром зрела пустота.
Эгги шагал впереди лёгким стремительным шагом. Лина отставала. Не в последнюю очередь из-за того, что постоянно оглядывалась на вершину, за которой исчезли и ветхая рыбацкая хижина, и валун, и Марь. Лина чувствовала себя ужасно, сбивалась с шага, и в который раз повторяла про себя, что если через три дня всё останется неизменным, то она вернётся к Марьке. А Эгги пусть идёт куда пожелает, куда глаза глядят.
Впрочем, глаза неизменно глядели на запад. Эгги был уверен, что за тем дальним, едва различимым в сизой дымке мысом, их жизнь, его жизнь, изменится раз и навсегда. Он изредка оглядывался на Лину, и старался не думать о Маре. Что-то внутри говорило, что не стоило его оставлять. Надо было подождать и идти втроём. Как и начинали… Да и про рыбаков с Побережья дома разное говорили. Сказки в основном. Но здесь, на пустынном кряже, пропахшем полынью и морской солью, и особенно ночью, под огромными звёздами, сказки уже вовсе не казались таковыми. Эгги вспомнил древние глаза, поёжился и замедлил шаг. В голове мелькнула мысль, что, наверно, стоило бы вернуться. Но что-то уже непреодолимо тянуло его вперед, да так что в следующее мгновение он забывал ни то что о Маре, но и даже отстающей о Лине. Идти оставалось совсем немного.
Маяк показался под вечер второго дня. Тонкий тёмный силуэт был хорошо виден на фоне закатного неба, на щербатой скале, за которой несколько минут назад скрылось солнце.
- Здесь переночуем, - Лина бросила мешок на траву. Эгги не ответил. Он отошёл на несколько десятков метров и, похоже решил не останавливаться. - Эгги? Ты куда?
Эгги оглянулся, его глаза горели: - Вот же он! Идём! Совсем же чуть-чуть осталось!
- Нет. Мне Марьки хватило. Пойдём утром. - Лина опустилась на колени и начала расчищать место для костра.
- Вообще глупости всё это, - буркнула она немного погодя. - Легенды старые…
- А кровь? - парень вернулся, присел на траву и нехотя стал развязывать заплечный мешок.
- По-моему тебе показалось, - Лина угрюмо ковыряла веточкой сухую розовато-коричневую землю. - Хотел увидеть - и увидел…
- Так показалось? - Эгги нехорошо улыбнулся, и прежде чем Лина успела хоть что-то сделать, он выхватил из-за пояса нож и полоснул себя по запястью. Из перерезанных вен, разрывая темноту, брызнул фонтан тёплого света.
- Ты что совсем полоумный?! - ужасе заорала девушка, хватая его за раненую руку. Кровь, заливая всё мягким сиянием, быстро текла из раны. Она крепко сжала ладонью скользкое запястье, одновременно доставая из мешка кусок рукава, оставшийся от Марькиной повязки. Эгги трясся от хохота.
- Вот видишь! Видишь! Ты ведь не верила, так?
Лина оттолкнула от себя перевязанную руку и расплакалась.
- Дураки… Оба… И Марька и ты...
Эгги перестал смеяться и придвинулся к девушке.
- Лин, ну дошли ведь… - тихо сказал он. - Получилось же. Ну чего ты?
Лина всхлипнула и зло глянула на парня:
- И что теперь будет?
- Не знаю. - Эгги задумался. Кровь забрызгавшая одежу и волосы медленно гасла. - Счастье какое-то там будет. Сокровища, наверное. А, какая разница?... Тебе разве не хочется потрогать звёзды? Интересно, они тёплые или холодные? А вдруг они живые? Прямо как люди… Говорят, что там самому звездой стать можно. Вдруг действительно можно. Вот было здорово бы…
Парень мечтательно уставился на небо.
- Надо за Марькой вернутся…
- Марька? - Эгги непонимающе глянул на подругу и несколько мгновений, казалось, соображал что к чему. - А... Вернёмся, конечно…
К маяку они поднимались долго. Почти целый день. Стройная, хотя и несколько разрушенная башня выглядела заброшенной давным давно. Наверняка, так и было. Эгги первым выбрался на ровную, заросшую мягкой зелёной травой площадку и помог подняться Лине.
- Надо вход найти.
Парень подошёл к башне и нежно погладил пальцами тёплый шершавый камень. Лина, глядела вверх, от щербатых стен веяло вечностью и тайной. А ещё, хотя это может только казалось, в камнях вспыхивали крошечные искорки. Совсем такие же как капли светящейся эггиной крови. Лина моргнула и искорки исчезли. Эгги уже обходил маяк с другой стороны.
- О! Здесь!
Вход оказался совсем невысоким. Внутри было темно. Они стояли рядом, почти соприкасаясь плечами, пока глаза не привыкли к полумраку.
- Лестницы нету, - первой подала голос Лина.
Вдоль щербатых, таких же, как и снаружи стен, к крыше широкой спиралью уходили редкие трухлявые деревянные ступени. На месте отсутствующих, тёмными провалами зияли пустые пазы. Выпавшие доски грудой лежали внизу.
- Тут не в лестнице дело. Тут что-то другое. Надо искать… Или ждать.
И он медленно пошёл вдоль стены, изредка притрагиваясь к ней кончиками пальцев. Лина опять обвела взглядом внутренность башни. Закатное солнце пробивалось лучами сквозь узкие щели окон. Среди полуистлевших досок что-то сверкнуло. Лина подошла ближе и, подняла маленький блестящий предмет.
- Что это?
- Зеркальце. Осколок. Сверху упало, думаю, - наверно там всё тоже разбито?
Эгги повертел осколок в руках и вернул Лине.
- Может снаружи что-то есть? Посмотришь?
Лина молча кивнула и вышла. Оказавшись за дверью, она, тяжело привалилась к стене, и некоторое время пыталась унять бешено колотившееся сердце. Помедлив, она перевернула блестящий осколок и несколько мгновений вглядывалась в отражение. А потом широко размахнулась и забросила зеркальце в море. Глаза у отражения были такие же, как и у Эгги - большие, тёмные - нездешние.
Сердце всё колотилось, то будто пытаясь взлететь, увлекая Лину за собой, то, срывалось вниз, с чудовищной высоты, наполняя грудь душной гудящей пустотой. Было страшно и весело одновременно.
«Я же не верила. Они верили, а я нет… Как же теперь? И я пройду, получается?» Лина уставилась на запястье. Вены были голубые, как всегда. «Надо поцарапаться», - она огляделась. Кроме камней и травы на площадке ничего не было. Осколок она только что выбросила. Нож! Нож был в мешке, а Эгги бросил его где-то за маяком. Лина пошла вокруг башни. Здесь площадка имела довольно крутой уклон - брошенный мешок сполз вниз и Лине пришлось спуститься. Девушка наклонилась, было, развязать верёвку, но в последний момент передумала. Опять стало страшно… Потом… Скоро всё всё равно станет ясно. Она выпрямилась и некоторое время смотрела вдаль. До горизонта, вторя извилистой линии берега, тянулся всё тот же кряж. И тут она спохватилась, что Эгги не видно уже давно. Из маяка не доносилось не звука. «Надо посмотреть как он там», - Лина развернулась и обмерла. Шагах в двадцати от неё, на земле, облокотившись спиной о большой валун и подогнув одну ногу, сидел человек.
Даже не человек это был - костяк, обтянутый сухой жёлтой кожей. Тёплый вечерний ветер лениво шевелил длинные седые волосы и ветхие тряпки, обёрнутые вокруг тела. Лина шумно выдохнула.
- Эй! - тихо позвала она. Человек не шевельнулся. Его глаза были закрыты. Девушка медленно приблизилась, и, поколебавшись, тронула сухую морщинистую руку. Рука была холодная. Сердце не билось. Лина быстро отступила на несколько шагов. «Жуткое место… Он ведь пришёл сюда и умер. Умирать пришёл… Где Эгги?!..»
- Эгги!
Никто не ответил.
- Эгги! - Лина нехотя оторвала взгляд от мертвеца и повернулась к маяку. Вот тут то всё и случилось…
Эгги обошёл башню по периметру, раз уже, наверно четвёртый, или пятый. Везде всё было одинаково. Грубая кладка. Крупные шершавые камни, необъяснимо тёплые даже в густой тени. Они, казалось, отвечали на прикосновение. Если держать руку прижатой к одному из них довольно долго, можно было ощутить размеренные медленные колебания, как пульс. Ощущение Эгги нравилось. Ему было тепло и хорошо.
В самом низу лестница была каменная. Он поднялся немного по полустёртым разваливающимся ступеням. Лестница заканчивалась провалом - дальше шли пустые пазы и остатки деревянных опор. Эгги развернулся и, не глядя под ноги, хотя здесь было уже довольно темно, начал спускаться. Он чувствовал себя здесь на месте, своим. Маяк не мог причинить ему вреда. Хотя… Парень опустил глаза. Под ногами вился тёмный нечёткий узор. Это могли быть просто прожилки в камне. Но тогда почему только здесь? На стенах таких не было. Эгги наклонился, но разобрать так ничего и не смог - внутри почти полностью стемнело. Снаружи вроде как кто-то кричал. Кто? Эгги, казалось бы, пришёл сюда с кем-то. Или он один пришёл? Конечно один. Странно было бы, если бы сюда смог бы ещё кто-то прийти… Огонёк бы… Совсем маленький - тогда можно было бы разглядеть… Крик повторился. Эгги, вдруг что-то вспомнил, криво улыбнулся и стянул повязку с запястья. Свет из не до конца затянувшейся раны мягко осветил лестницу, несколько капель крови упали на ступени.
Лина развернулась к башне и в лицо ей ударил свет. Свет метался внутри маяка, вырываясь острыми белыми лучами через узкие, спиралью уходящие вверх, редкие окна и щели в древней кладке.
- Эгги! - она было рванулась к башне, но в тот же миг что-то резко дёрнуло её назад.
«Мертвец!», - страх ледяной глыбой осел внизу живота, но она быстро оглянулась. Мертвец сидел на старом месте в том же положении. «Не он. Тогда что?...». Она опять шагнула к маяку. «Стой. Там без тебя всё уладится». - Ты кто? «Пойдём» - Там мой друг! «У тебя теперь нет друзей. Пойдём» Голос вкрадчиво и неумолимо звучал в голове. Каждый шаг давался всё труднее и труднее. Древня башня, ощетинившаяся белыми лучами, с каждой секундой становилась всё более недостижимой. - Пустите! «Ты хотела наверх. Ты хотела к звёздам. Ты хотела жить вечно». - Я не хотела одна! Я с ними хотела! «С кем?» Лина больше не могла двигаться. Чудовищная сила, скрутила нутро, лишая воли и памяти. - Они…
Внезапно давление ослабело и Лина, сорвавшись с места, побежала к башне. Сила навалилась опять так же неожиданно, как и исчезла. Ноги подкосились, и девушка упала. «Кто?» - Друзья… Лина напрягая последние силы силилась подняться с земли, пыталась вспомнить имена. «Никого нет. Есть только ты.» - Не пойду без них… Пустите, - Лина ничком лежала на потрескавшейся земле вдыхая мелкую пыль и сладковатый травяной запах, пытаясь вспомнить, кого они оставили внизу, в хижине. Кого? Кто они? Лина тупо смотрела на свои исцарапанные руки - ссадины медленно наполнялись серебристым светом. Всё - пронеслось в голове - сейчас её сломают, лишат воспоминаний, отнимут то единственное, что у неё есть. Тех, кто у неё есть… Увлекут невыносимо далеко, так далеко, что и представить страшно куда, одарят ненужными сокровищами, и сделают счастливой. По настоящему счастливой. Одну…
- Пустите!!! Эгги!!!
Но её уже тянули куда-то, в бархатисто лиловую вышину. Тело постепенно становилось лёгким - совсем эфемерным, ненужным, а звёзды тихо звеня, стремительно летели навстречу.
«Мертвец» слабо шевельнул рукой, уголки высохших губ легко дрогнули, и последний невесомый выдох растворился в дуновении слабеющего к ночи бриза.
Всего этого Эгги не видел - он несся по светящейся спирали вверх. К таким близким, но уже недостижимым для него звёздам, на крышу, где между треснувшими огромными зеркалами мгновение назад серым пеплом осыпалась истлевшая душа предыдущего Смотрителя…
***
Он нагнал её в одном из бесчисленных времён и миров, на забытой богом планете, если какой-либо бог про неё вообще знал.
Она сидела на камне, глядя в звёздную даль, а песок торопливой рябью обтекал её босые ноги. Он остановился шагах в десяти от неё. Звёздный свет серебряным звоном дробился в гранях клинка.
- Здравствуй, - светлая коса змеёй сползла с плеча на спину.
- Почему тогда взяли тебя? Ты ведь не верила даже…
- Так уж вышло... - горько, или ему только показалось, вздохнула она.
Она встала и повернулась к нему лицом. Он был готов к этому. Думал, что был готов...
Ветер неведомой планеты трепал лёгкое платье и выбившиеся из косы волосы. Он стоял без движенья и смотрел в её глаза. То ли серые, то ли голубые, тёмные, цвета тонкого весеннего льда. Такой лёд в его далёком полузабытом мире, отделяет от стремительной чёрной бездны, в которую проваливаешься, сделав неосторожный шаг.
- Ну? - она позволила себе улыбнуться.
Надо сказать, он колебался лишь какое-то мгновение. Она до последнего момента думала, что он струсит. На худом рельефном лице ещё резче обозначились скулы, глаза сверкнули, как у одержимого - как будто этому было нечего терять. Он рванулся вперёд, одновременно занося меч...
В лучах неведомых звёзд, по порывами солнечного ветра, он стоял и смотрел на её тело. И плакал так горько, как ни плакал никогда в жизни, разве что в раннем детстве. Он плакал, а её тёплый свет жидким серебром стекал с клинка и тяжёлыми каплями падал на песок. Теперь ему действительно терять было нечего…