НЕБО
Небо оно ведь разное бывает. Я не про закаты-рассветы-грозы говорю. Наверное, сравнить небо с бутылочным стеклом было бы самым правильным. Не со стеклом бутылки многократно дублированной на заводском конвейере, нет! Это - очень старая бутылка - ручной работы, тогда ещё и конвейеров не было, многократно остывавшая и разогреваемая в горниле, до того как приобрела задуманную форму.
Иногда бутылка поворачивается к тебе толстым боком, как глухой стеной. Вполне возможно, что в этот момент в небе, если очень хорошо присмотреться, можно увидеть своё отражение. Тогда и всё остальное, что там у тебя за спиной, тоже отразится. И видеть это иногда тоже не очень приятно. Кораблю, готовящемуся вот-вот отправится в кругосветку, тоже не слишком приятно думать о якоре, особенно, если капитана задерживают скучные, но очень важные обязательства.
Ещё за спиной можно увидеть «правду». «Правда» может быть разная. Ты вдруг понимаешь, что в шестнадцать, девятнадцать, двадцать один год жизнь окончательно и бесповоротно закончилась - на твою долю не выпадет ни Прекрасного Принца на белой лошади, ни, на худой конец, просто белой лошади; тебе не видать южных остовов как своих ушей без зеркала, потому что все фрегаты ушли давным-давно, ведомые в туманную даль отважными русоволосыми капитанами, а ты просто опоздал, вглядываясь в закругляющийся горизонт с невнятно-тоскливого берега конца двадцатого - начала двадцать первого века. И ещё на твою долю уже не выпадет полетов на космическом корабле к Туманности Андромеды. Контакт с инопланетными цивилизациями тебе, кстати, тоже врядли выпадет. Всё что тебе осталось - только нудная офисная работа до гробовой доски, да периодические встречи с немногими друзьями, которые, хоть и друзья, но фиг тебя поймут до конца, а только пожмут плечами, подольют пива или чая (по обстоятельствам) и продолжат заливаться о своих бытовых проблемах… И в твоей жизни больше ничего-ничего стоящего никогда не случится… И ничего, вобще НИЧЕГО не будет. Видеть «правду» - самое страшное.
А потом что-то случается, бутылка поворачивается и стекло становится чуть менее плотным, ровно на столько, чтобы не видеть отражений. Тогда всё кажется не совсем уж плохим, местами даже просто замечательным. Вспоминаешь, что жить, в конце-концов, не так уж и плохо, что предостаточно романтики можно найти не только на весенних крымских берегах, но и на заросших днепровских заливах и полузатопленных карьерах, да и вообще что далеко ходить, если и на электричке доехать можно. Работа… ну вот ещё месяц-два поработать - денег поднакопить, а потом рвануть с этой чёртовой фирмы куда глаза глядят… Желательно на поезде и подальше. Даже прихватить кого из друзей можно. Только бы эти два месяца продержаться, а то средств не хватит.
Бутылка поворачивается ещё немного. В сумеречном апрельском небе зажигаются крохотные солнышки дружественных цивилизаций. Тёплый ветер, путаясь в длинном шарфе, доносит запах корицы, орхидей и брачные вопли макаки-резус. А экватор, казалось бы, вот он - руку протяни. Ещё чуть-чуть и в лицо дыхнёт ласковое солёное море. Да и луна на вас с русоволосым капитаном одна и та же - молодая.
Ещё поворот - и по темнеющему небу, как лёгкий дефект по стеклу поплывут невыносимо далёкие, но такие достижимые в этот момент, перистые облака. Ветер распахивает куртку и забирается за пазуху, к самому сердцу, А лопатки немного зудят, будто там и вправду прорезаются крылья. Ещё немного, и тебе кажется, что возможно всё, что вся «правда» - это такая ерунда на самом деле. Ветер греется возле сердца, а оно в свою очередь становится всё больше и больше, легче и легче. Ещё чуть-чуть, и тебя с землёй вообще ничего связывать не будет. Так и рванёшься вверх, оставляя внизу недоразобраную детскую площадку, покатые крыши и растрёпанные, слегка зазеленевшие кроны лип, к тонкой рогатой луне и одинокой звезде справа, чуть ниже её.
А потом стекло становится совсем тонким - не толще стенки мыльного пузыря. И ты понимаешь, что сейчас или никогда. Зажмуриваешься и делаешь шаг вперёд. Вот тогда только и начинается настоящая ПРАВДА.
Иногда бутылка поворачивается к тебе толстым боком, как глухой стеной. Вполне возможно, что в этот момент в небе, если очень хорошо присмотреться, можно увидеть своё отражение. Тогда и всё остальное, что там у тебя за спиной, тоже отразится. И видеть это иногда тоже не очень приятно. Кораблю, готовящемуся вот-вот отправится в кругосветку, тоже не слишком приятно думать о якоре, особенно, если капитана задерживают скучные, но очень важные обязательства.
Ещё за спиной можно увидеть «правду». «Правда» может быть разная. Ты вдруг понимаешь, что в шестнадцать, девятнадцать, двадцать один год жизнь окончательно и бесповоротно закончилась - на твою долю не выпадет ни Прекрасного Принца на белой лошади, ни, на худой конец, просто белой лошади; тебе не видать южных остовов как своих ушей без зеркала, потому что все фрегаты ушли давным-давно, ведомые в туманную даль отважными русоволосыми капитанами, а ты просто опоздал, вглядываясь в закругляющийся горизонт с невнятно-тоскливого берега конца двадцатого - начала двадцать первого века. И ещё на твою долю уже не выпадет полетов на космическом корабле к Туманности Андромеды. Контакт с инопланетными цивилизациями тебе, кстати, тоже врядли выпадет. Всё что тебе осталось - только нудная офисная работа до гробовой доски, да периодические встречи с немногими друзьями, которые, хоть и друзья, но фиг тебя поймут до конца, а только пожмут плечами, подольют пива или чая (по обстоятельствам) и продолжат заливаться о своих бытовых проблемах… И в твоей жизни больше ничего-ничего стоящего никогда не случится… И ничего, вобще НИЧЕГО не будет. Видеть «правду» - самое страшное.
А потом что-то случается, бутылка поворачивается и стекло становится чуть менее плотным, ровно на столько, чтобы не видеть отражений. Тогда всё кажется не совсем уж плохим, местами даже просто замечательным. Вспоминаешь, что жить, в конце-концов, не так уж и плохо, что предостаточно романтики можно найти не только на весенних крымских берегах, но и на заросших днепровских заливах и полузатопленных карьерах, да и вообще что далеко ходить, если и на электричке доехать можно. Работа… ну вот ещё месяц-два поработать - денег поднакопить, а потом рвануть с этой чёртовой фирмы куда глаза глядят… Желательно на поезде и подальше. Даже прихватить кого из друзей можно. Только бы эти два месяца продержаться, а то средств не хватит.
Бутылка поворачивается ещё немного. В сумеречном апрельском небе зажигаются крохотные солнышки дружественных цивилизаций. Тёплый ветер, путаясь в длинном шарфе, доносит запах корицы, орхидей и брачные вопли макаки-резус. А экватор, казалось бы, вот он - руку протяни. Ещё чуть-чуть и в лицо дыхнёт ласковое солёное море. Да и луна на вас с русоволосым капитаном одна и та же - молодая.
Ещё поворот - и по темнеющему небу, как лёгкий дефект по стеклу поплывут невыносимо далёкие, но такие достижимые в этот момент, перистые облака. Ветер распахивает куртку и забирается за пазуху, к самому сердцу, А лопатки немного зудят, будто там и вправду прорезаются крылья. Ещё немного, и тебе кажется, что возможно всё, что вся «правда» - это такая ерунда на самом деле. Ветер греется возле сердца, а оно в свою очередь становится всё больше и больше, легче и легче. Ещё чуть-чуть, и тебя с землёй вообще ничего связывать не будет. Так и рванёшься вверх, оставляя внизу недоразобраную детскую площадку, покатые крыши и растрёпанные, слегка зазеленевшие кроны лип, к тонкой рогатой луне и одинокой звезде справа, чуть ниже её.
А потом стекло становится совсем тонким - не толще стенки мыльного пузыря. И ты понимаешь, что сейчас или никогда. Зажмуриваешься и делаешь шаг вперёд. Вот тогда только и начинается настоящая ПРАВДА.