Сезон охоты
Писано на наизнанковскую осенннюю Музыкальную Песочницу. Вариация на ещё одну общеизвестную песню;)
- Ципа-цип-ципа-ципа…
- Ты её ещё на «кис-кис» подзови, дурья башка! Отхватит конечности - будешь знать…
- А на что звать-то её?
- Тут не звать, тут в оба глядеть надо.
Емельян осторожно выглянул из-за дерева. Печка, хищно бряцая докрасна раскалённой заслонкой, шелестела на противоположном краю полянки уже изрядно помятыми кустами.
- Ты, если жареным запахнет, в морду ей водой брызни, - шепнул он Ваньке. - Ведро взял?
- Взял - куда ж я без ведра-то. Тока тут, эта… Уже не жареным, кажись, а горелым несёт… И давно так…
- Сдрейфил? - Емельян сплюнул сквозь зубы и криво улыбнулся. - Не боись - не пропадём. И не таких брали… Значит, ты слева отвлекай, а я справа, из лесу зайду. Понял? Близко только её не подпускай - ишь, какой зев. Заглотит и не поперхнётся. Были случаи уже… Дети в прошлом годе игрались - бабку целиком запихнули. Слышал? Она ведьма та ещё была, правда… Стерва старая… Ну, готов? Пошли!
Емельян бесшумно скрылся в чаще, а Ванька, которого каждое мгновенье кидало то в жар то в холод, безуспешно пытаясь унять колотящееся уже, кажется, в самом горле сердце, шагнул на поляну. Печка на секунду замерла, потом приоткрыла заслонку, за которой многообещающе полыхнула адова бездна, и медленно двинулась на парня.
- Цип-цип… Хорошая печка, славная, тёплая…
Печь, пыша жаром, надвигалась с пугающей неотвратимостью. Ванька дрогнул и малодушно отступил, задев ногой приготовленное ведро. Ведро жалобно грюкнуло, проливая на землю драгоценную воду - ванькино единственное спасение. Печь взревела. Из дымохода вперемежку с клубами чёрного дыма рванулись в сумеречное небо языки пламени.
- ААААА!!!!! - парень отскочил было назад, но споткнулся о перевёрнутое ведро и кубарем полетел на землю. Печка, шипя, наступала. От мокрой травы валил горячий пар.
- ЕМЕЛЯ! - раскалённый зев надвигался всё ближе и ближе, заслоняя собой весь мир. Ванька зажмурился и ткнул туда первым, что попалось под руку. Внезапно жар спал. Парень, не веря ощущениям, приоткрыл один глаз. Печь, кирпичной громадой нависала над ним, перекрыв полнеба. Заслонка была отодвинута, но жар превратился просто в тепло. Ванька поднёс руку к лицу - бровей не было. Ресниц, кажется, тоже. Хорошо, что хоть живой. Пока…
- Что?... Ещё? - он судорожно зашарил пальцами по земле. Печка зашуршала углями.
- Держи, - пальцы наконец наткнулись на то, что надо. - Сухая, вишнёвая, вкусная… Ещё хочешь?... На.
Печь, скрипнув заслонкой, приняла угощение.
- А вот брёвнышко будешь? Тоже сухое. Тебе понравится, - Ванька начал осторожно отползать в подлесок. Печка придвинулась ближе, прижавшись раскалённой изразцовой отделкой к ванькиной ноге. За заслонкой тихо потрескивало пламя. Возбуждённому недавними событиями мозгу казалось, что печка мурлычет. Лапоть начал тлеть. «Вот тебе и «кис-кис»… Эх, чурбан ты бездушный, Емеля…» Заслонка громыхнула ещё раз и на траву перед Ванькой выпал противень с изрядно подгоревшими пирожками.
- Это мне? Спасибо, хорошая, - пирожок по консистенции и вкусу напоминал качественный древесный уголь, но отказаться парень не рискнул. Печка прикрыла заслонку и опять «замурлыкала».
- Отползай, чего ты там разлёгся? - Емельян вынырнул из темноты, наматывая на кулак верёвку. Другой её конец тянулся прямёхонько к печному дымоходу. - Знатно ты её, с пониманием… Будет из тебя толк. Запрыгивай, давай. Поехали - поздно уже.
Ванька медленно поднялся, отряхнул от листьев и гари прожжённые штаны и осторожно поскрёб печь по облупленной стенке:
- Славная, никто не кормит тебя тут. Совсем одичала.
- Хорош слюни распускать. Поехали.
Ванька ещё раз погладил печку и запрыгнул на лежанку. Емельян цокнул языком и печь, ломая кусты, и попыхивая дымоходом, двинулась в деревню.
***
- Стой окаянный! Куда прёшь? Глаза лопнули штоль?
- Не ори - сама своей ступой всю дорогу перегородила! Опять навеселе, да?
- Ступа самоходная - куда идёт, туда бредёт, а я здесь не причём.
- Следующий раз не замечу - от неё щепки останутся.
- Ой, Емеля! Не признала! Мне-то когда печь отловишь?
Задремавший было, Ванька уставился в темноту. Печь стояла. Емеля беззлобно переругивался с кем-то на дороге.
- Куда тебе печь? От тебя изба убежала!
- Убежала - вернётся. Чай, не в первый раз, - беззаботно отмахнулись из темноты. - А если что, есть тут один. Отловом занимается.
- Бесплатно не работаю.
- А что хочешь?
- Не расплатишься.
- Откуда знаешь? Ну что?
- Песни свои дурацкие петь перестань.
- Ышь, что удумал! Не бывать тому!
- Ну, вот и поговорили…
- Кто это? - Ванька дёрнул Емельяна за рукав, когда печь отъехала на приличное расстояние.
- Бабка. Часто тут ошивается. Ох, задавлю я её однажды…
Печка мерно пыхтела, приближаясь к деревне, над дорогой, перемигиваясь, медленно плыли осенние звёзды, и Ванька снова задремал. Сзади, из тёмной чащи доносилось едва слышное залихватское:
Шла по лесу я в ночи
Глядь - Емеля на печи…
- Ципа-цип-ципа-ципа…
- Ты её ещё на «кис-кис» подзови, дурья башка! Отхватит конечности - будешь знать…
- А на что звать-то её?
- Тут не звать, тут в оба глядеть надо.
Емельян осторожно выглянул из-за дерева. Печка, хищно бряцая докрасна раскалённой заслонкой, шелестела на противоположном краю полянки уже изрядно помятыми кустами.
- Ты, если жареным запахнет, в морду ей водой брызни, - шепнул он Ваньке. - Ведро взял?
- Взял - куда ж я без ведра-то. Тока тут, эта… Уже не жареным, кажись, а горелым несёт… И давно так…
- Сдрейфил? - Емельян сплюнул сквозь зубы и криво улыбнулся. - Не боись - не пропадём. И не таких брали… Значит, ты слева отвлекай, а я справа, из лесу зайду. Понял? Близко только её не подпускай - ишь, какой зев. Заглотит и не поперхнётся. Были случаи уже… Дети в прошлом годе игрались - бабку целиком запихнули. Слышал? Она ведьма та ещё была, правда… Стерва старая… Ну, готов? Пошли!
Емельян бесшумно скрылся в чаще, а Ванька, которого каждое мгновенье кидало то в жар то в холод, безуспешно пытаясь унять колотящееся уже, кажется, в самом горле сердце, шагнул на поляну. Печка на секунду замерла, потом приоткрыла заслонку, за которой многообещающе полыхнула адова бездна, и медленно двинулась на парня.
- Цип-цип… Хорошая печка, славная, тёплая…
Печь, пыша жаром, надвигалась с пугающей неотвратимостью. Ванька дрогнул и малодушно отступил, задев ногой приготовленное ведро. Ведро жалобно грюкнуло, проливая на землю драгоценную воду - ванькино единственное спасение. Печь взревела. Из дымохода вперемежку с клубами чёрного дыма рванулись в сумеречное небо языки пламени.
- ААААА!!!!! - парень отскочил было назад, но споткнулся о перевёрнутое ведро и кубарем полетел на землю. Печка, шипя, наступала. От мокрой травы валил горячий пар.
- ЕМЕЛЯ! - раскалённый зев надвигался всё ближе и ближе, заслоняя собой весь мир. Ванька зажмурился и ткнул туда первым, что попалось под руку. Внезапно жар спал. Парень, не веря ощущениям, приоткрыл один глаз. Печь, кирпичной громадой нависала над ним, перекрыв полнеба. Заслонка была отодвинута, но жар превратился просто в тепло. Ванька поднёс руку к лицу - бровей не было. Ресниц, кажется, тоже. Хорошо, что хоть живой. Пока…
- Что?... Ещё? - он судорожно зашарил пальцами по земле. Печка зашуршала углями.
- Держи, - пальцы наконец наткнулись на то, что надо. - Сухая, вишнёвая, вкусная… Ещё хочешь?... На.
Печь, скрипнув заслонкой, приняла угощение.
- А вот брёвнышко будешь? Тоже сухое. Тебе понравится, - Ванька начал осторожно отползать в подлесок. Печка придвинулась ближе, прижавшись раскалённой изразцовой отделкой к ванькиной ноге. За заслонкой тихо потрескивало пламя. Возбуждённому недавними событиями мозгу казалось, что печка мурлычет. Лапоть начал тлеть. «Вот тебе и «кис-кис»… Эх, чурбан ты бездушный, Емеля…» Заслонка громыхнула ещё раз и на траву перед Ванькой выпал противень с изрядно подгоревшими пирожками.
- Это мне? Спасибо, хорошая, - пирожок по консистенции и вкусу напоминал качественный древесный уголь, но отказаться парень не рискнул. Печка прикрыла заслонку и опять «замурлыкала».
- Отползай, чего ты там разлёгся? - Емельян вынырнул из темноты, наматывая на кулак верёвку. Другой её конец тянулся прямёхонько к печному дымоходу. - Знатно ты её, с пониманием… Будет из тебя толк. Запрыгивай, давай. Поехали - поздно уже.
Ванька медленно поднялся, отряхнул от листьев и гари прожжённые штаны и осторожно поскрёб печь по облупленной стенке:
- Славная, никто не кормит тебя тут. Совсем одичала.
- Хорош слюни распускать. Поехали.
Ванька ещё раз погладил печку и запрыгнул на лежанку. Емельян цокнул языком и печь, ломая кусты, и попыхивая дымоходом, двинулась в деревню.
***
- Стой окаянный! Куда прёшь? Глаза лопнули штоль?
- Не ори - сама своей ступой всю дорогу перегородила! Опять навеселе, да?
- Ступа самоходная - куда идёт, туда бредёт, а я здесь не причём.
- Следующий раз не замечу - от неё щепки останутся.
- Ой, Емеля! Не признала! Мне-то когда печь отловишь?
Задремавший было, Ванька уставился в темноту. Печь стояла. Емеля беззлобно переругивался с кем-то на дороге.
- Куда тебе печь? От тебя изба убежала!
- Убежала - вернётся. Чай, не в первый раз, - беззаботно отмахнулись из темноты. - А если что, есть тут один. Отловом занимается.
- Бесплатно не работаю.
- А что хочешь?
- Не расплатишься.
- Откуда знаешь? Ну что?
- Песни свои дурацкие петь перестань.
- Ышь, что удумал! Не бывать тому!
- Ну, вот и поговорили…
- Кто это? - Ванька дёрнул Емельяна за рукав, когда печь отъехала на приличное расстояние.
- Бабка. Часто тут ошивается. Ох, задавлю я её однажды…
Печка мерно пыхтела, приближаясь к деревне, над дорогой, перемигиваясь, медленно плыли осенние звёзды, и Ванька снова задремал. Сзади, из тёмной чащи доносилось едва слышное залихватское:
Шла по лесу я в ночи
Глядь - Емеля на печи…