нелюбовь к детям
Сначала женщина получает диагноз: беременность.
Начиная с этого момента и в течение всех оставшихся месяцев до родов ее почти все время от чего-нибудь да лечат, а когда не лечат, прописывают медикаменты в профилактических целях. Скорее всего она полежит раз-другой в роддоме с "угрозой". А рожать она поедет не с активными схватками, а с предвестниками, ну а если мнительная особа, то и вовсе ляжет заранее - в патологию. В родах она уже настолько запугана, что просит санкции врача, чтобы перевернуться с боку на бок, покорно и молча подставляет руки и зад под инъекции, спину под анестезию, а промежность под разрез. Яркий свет, кафельные стены, персонал в масках делает свое дело не утруждаясь особыми разъяснениями. А она совсем одна, в рваной ночнушке на рыжей больничной клеенке (или на зеленой хирургической). И когда наконец ребенок родился робко просит его хотя бы показать, не то что б дать ей в руки или положить на живот. Она будет слушать как он кричит, возможно, все два часа, пока их обоих не поднимут на этаж, но не сделает ни единой попытки к сближению. Она не переступит порога детского отделения, потому что на дверях ясно написано "посторонним вход воспрещен" - это она посторонняя. В сутки у нее есть всего 3 часа, чтобы тщетно пытаться кормить набухшей грудью своего туго спеленутого сытого смесью малыша. Ей по-прежнему делают уколы и подвергают разным процедурам, как впрочем и ребенка. А потом они вдвоем окажутся дома оба в состоянии тяжелого стресса.
Считается, что больше ценится то, что тяжело досталось, но любится ли? Не потому ли большинство женщин перепоручают заботу о своих детях разного рода специалистам, выходят на работу поскорей, загружают нянь, бабушек. Осознанно или подсознательно многие женщины стараются избавиться от своих детей, так же как наше сознание старается вытеснить слишком болезненные впечатления.
Начиная с этого момента и в течение всех оставшихся месяцев до родов ее почти все время от чего-нибудь да лечат, а когда не лечат, прописывают медикаменты в профилактических целях. Скорее всего она полежит раз-другой в роддоме с "угрозой". А рожать она поедет не с активными схватками, а с предвестниками, ну а если мнительная особа, то и вовсе ляжет заранее - в патологию. В родах она уже настолько запугана, что просит санкции врача, чтобы перевернуться с боку на бок, покорно и молча подставляет руки и зад под инъекции, спину под анестезию, а промежность под разрез. Яркий свет, кафельные стены, персонал в масках делает свое дело не утруждаясь особыми разъяснениями. А она совсем одна, в рваной ночнушке на рыжей больничной клеенке (или на зеленой хирургической). И когда наконец ребенок родился робко просит его хотя бы показать, не то что б дать ей в руки или положить на живот. Она будет слушать как он кричит, возможно, все два часа, пока их обоих не поднимут на этаж, но не сделает ни единой попытки к сближению. Она не переступит порога детского отделения, потому что на дверях ясно написано "посторонним вход воспрещен" - это она посторонняя. В сутки у нее есть всего 3 часа, чтобы тщетно пытаться кормить набухшей грудью своего туго спеленутого сытого смесью малыша. Ей по-прежнему делают уколы и подвергают разным процедурам, как впрочем и ребенка. А потом они вдвоем окажутся дома оба в состоянии тяжелого стресса.
Считается, что больше ценится то, что тяжело досталось, но любится ли? Не потому ли большинство женщин перепоручают заботу о своих детях разного рода специалистам, выходят на работу поскорей, загружают нянь, бабушек. Осознанно или подсознательно многие женщины стараются избавиться от своих детей, так же как наше сознание старается вытеснить слишком болезненные впечатления.