Как решался квартирный вопрос после революции
Фото: РИА Новости
Покончившая с Гражданской войной страна в начале 1920-х годов столкнулась с жесточайшим жилищным кризисом. В крупные города стали возвращаться жители, пережидавшие неспокойное голодное время в деревнях. Вместе с ними на заводы и фабрики, возобновившие работу, хлынули огромные массы новоиспеченных рабочих. Квартир, комнат, подвалов и полуподвалов на всех не хватало. Разрешение жилищного вопроса поручили НКВД, который попытался переложить ответственность за содержание жилья с государства на жильцов, но особого успеха это не принесло.
Нехватка жилья остро ощущалась в крупных городах еще до Первой мировой войны. Резкий рост промышленности в конце XIX века привел к стремительному увеличению численности городского населения, для которого не было сколь-нибудь подходящего жилья. Ужасные бытовые условия неоднократно были описаны Достоевским, Толстым, Чеховым, Горьким, Гиляровским. В конце концов плохие жилищные условия стали одним из факторов, так или иначе обусловивших революцию 1905 года. А после войны, череды революций и Гражданской войны положение с жилищным фондом еще более ухудшилось.
Муниципализация и национализация
Процесс разрушения жилых зданий резко усилился во время революции. Если до войны еще проводился хоть какой-то профилактический ремонт, то с 1916 года всякие ремонтные работы фактически прекратились. За годы Гражданской войны объемы жилой площади сократились в отдельных городах почти наполовину. Огромная часть жилищ была разрушена, другая была занята под учреждения, канцелярии и вновь созданные организации.
По данным переписи 1920 года, по Москве за два года революции выбыло из-за разрушений 50 тыс. квартир, что составляло около 21% всего жилого фонда. Сначала это не было проблемой, поскольку население Москвы в эти годы резко сократилось: если в 1918-м в столице проживало 1,7 млн человек, то к 1920 году население уменьшилось до 1 млн.
Но в 1925 году в столице уже проживало более 2 млн человек. Это привело к тому, что в 1924-м на каждого жителя Москвы приходилось 5,7 кв. м, то есть не хватало 2,5 кв. м до минимальной нормы Наркомата здравоохранения. Иначе говоря, в 1924 году нужно было достроить еще четверть Москвы, чтобы дать каждому жителю полную норму - 8,2 кв. м.
От жилищного кризиса страдала не только Москва. «В Нижнем Новгороде 45% живут свыше двух человек на 1 комнату, 13% - от 5 человек на одну комнату. В Краснодаре 65% живут свыше двух в одной комнате, 14% - свыше 5 в одной комнате. В Свердловске - 56% свыше двух в одной комнате, 31% - свыше 5 в одной комнате,- приводил статистику помощник прокурора РСФСР Иван Кондурушкин.- В фабрично-заводских центрах не лучше: рабочие Тверского хлопчатобумажного треста имеют 4,5 кв. м на 1 человека, Родниковская мануфактура - 2,5 кв. м на 1 человека, Краснопресненская мануфактура - 3,5 кв. м на 1 человека».
Большевистское решение жилищного вопроса базировалось на установке «отнять и поделить» - переселить рабочих из подвалов в дома буржуазии. Эти установки были описаны Лениным в записках к декрету «О реквизиции квартир богатых для облегчения нужды бедных».
«Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире»,- писал Ленин.
«В соответствии с указанным решением специальным домовым комитетам вменялось в обязанность взять на учет богатые квартиры, подлежащие реквизиции, а районным Советам - утверждать списки и порядок занятия квартир беднотой,- отмечает историк Иван Упоров.- В структуре коммунального отдела для разрешения всех вопросов, связанных с муниципальным жильем, выделялось специальное подразделение. Общую координацию муниципальных органов осуществляло Главное управление коммунального хозяйства (ГУКХ), которое входило в структуру НКВД».
Плата за квартиры хоть и не отменялась до 1919 года, но на деле ее практически никто не платил, поскольку любые платежи мгновенно «съедались» гиперинфляцией. Такое положение привело к тому, что квартплата была официально отменена с 1919 по конец 1921 года.
После отмены платы за коммунальные услуги было введено нормированное потребление воды и электричества, а за превышение норм потребления введены штрафные санкции.
«К примеру, астраханский городской коммунхоз разрешил гражданам использовать по одной лампочке на каждую комнату и кухню мощностью не более 25 свечей,- пишет историк Игорь Орлов.- Нормы потребления устанавливались по кварталам и зависели от количества жилой площади, которую занимала семья. Перерасход установленной нормы вел за собой наказание в виде лишения права пользоваться электричеством сроком на 10 дней, если нарушение совершено в первый раз, а при вторичном нарушении электричество отключали вообще».
Возврат к коммунальным платежам в конце 1921 года не снял актуальности учета потребленных услуг. Поскольку счетчиков не было, были оставлены нормы потребления, которые, конечно же, не соблюдались.
«В силу этого процент неучтенной воды в среднем по стране составлял около 50%, а в ряде городов был еще больше: в Челябинске - 66%, в Курске - 60% и т. д. Поэтому тарифы на воду почти во всех городах Союза были выше довоенных и колебались довольно широко: от 8 коп. за 100 ведер в Ленинграде до 3 руб. за 100 ведер в Костроме»,- заключает Игорь Орлов.
Население не очень охотно вносило квартплату, помня о том, что в любой момент можно быть уплотненным или выселенным. Это привело к росту задолженности по квартплате и многочисленным судебным процессам по выселению жильцов.
Минимальный срок задолженности, после которого человека могли выселить из жилища по решению суда, составлял два месяца. Интересно также, что если человек уезжал в длительную командировку, то обязан был представить в жилтоварищество командировочные документы, а если срок командировки был свыше трех месяцев, он терял право на жилье и мог быть принудительно выселен в его отсутствие.
Основы безответственной эксплуатации
Разрушение жилого фонда приняло такой размах не только из-за отсутствия своевременного ремонта. В условиях, когда не сегодня, так завтра тебя могли выселить из занимаемой квартиры или комнаты, многие не только перестали следить за жильем, но и сознательно его разрушали.
«Психологической основой этой безответственной эксплуатации и грабежа народного достояния является всеобщее чувство неуверенности в праве длительного прочного пользования жилищем,- писал в середине 1921 года в "Правде" заведующий жилищно-санитарным подотделом Наркомздрава Гельман.- Убиты стимулы сохранения жилища, бережного к нему отношения, любви к нему. Психология обывателя осталась прежняя. Чтобы что-нибудь делать, о чем-нибудь хлопотать, надо ему быть уверенным, что он же этим в той или иной форме сможет воспользоваться».
Между тем жилищная практика тех лет вколачивала в сознание обывателя совсем другое:
чем лучше он сохраняет жилище, тем больше шансов на то, что его квартира будет реквизирована, а сам он будет выселен. Выходило нечто вроде поощрения, но поощрения наоборот. Поощрялся гарантией невыселения тот, кто свое жилье настолько испортил, что на него не находилось охотников.
Были, конечно, и объективные причины такого поведения. Например, в период топливного кризиса, особенно остро ощущавшегося в крупных городах в конце 1920 года, деревянные элементы зданий шли на отопление: вырубались балки, снимались перекрытия, перегородки, двери, полы. Но чаще всего это объяснялось наплевательским отношением к казенному имуществу.
«Проведенный сотрудниками отдела коммунального хозяйства осмотр здания, где проживали тюменские милиционеры, показал, что "весь дом находится в загрязненном состоянии, стены исколоты большими гвоздевыми дырами и в большинстве комнат сняты электрические провода. Имеющаяся кухня почти совершенно разрушена, печи с дырами и черные от дыма до невозможности. Пол изрублен колкой на нем дров, разрушены две каменные плиты. Во дворе разрушен каретник. На задах двора уничтожен толстого леса забор"»,- пишет тюменский историк Зинаида Соколова.
Тем удивительнее, что даже в такой ситуации находились многоквартирные дома, жильцы которых пытались не только более или менее достойно содержать жилье, но и ремонтировать его, пользуясь всеми возможными законными и полузаконными способами.
Сотни червонцев за голые стены
Проведя в 1923-1924 годах частичную демуниципализацию зданий (фактически возвратив дома бывшим владельцам) и передав часть жилья в аренду, государство попыталось заставить жильцов самих отвечать за содержание и ремонт жилья.
Для этого жильцам предлагалось создавать жилтоварищества, которые бы собирали коммунальные платежи и занимались ремонтом и содержанием дома. Правление товарищества, избираемое жильцами, состояло из трех членов, еще двое были запасными. Тогда же появляется должность управдома - постоянного служащего, который исполнял указания правления и выполнял работу по дому.
В ряде случаев отдельные ушлые граждане использовали домоуправления для собственного обогащения. Например, жильцами дома №25 по 1-му Знаменскому переулку в Москве на общем собрании было выбрано правление, которому было поручено заключить договор с коммунальным хозяйством и принять меры к ремонту дома - исправлению отопления и крыши. Правление, членом которого оказался бывший домовладелец, договор не подписало, а, затянув дело с ремонтом, начало вести агитацию среди жильцов за передачу дома в аренду бывшему хозяину. Сбор подписей под заявлением в коммунальное хозяйство вел председатель правления жилищного товарищества, бывший мировой судья и сам домовладелец. Первыми подписались содержатель трактира «Не рыдай», бывший мировой судья и другие лица из числа «нетрудового элемента». Рабочим, проживающим в этом доме, пришлось писать жалобу в вышестоящие инстанции с просьбой разобраться и принять меры против произвола правления.
Из-за катастрофической инфляции тарифы на коммунальные услуги приходилось систематически повышать. Только в течение 1922 года размер квартплаты поднимался дважды. Кроме того, в законе прописали возможность самообложения жильцов для проведения ремонта.
В 1923 году была проведена дифференциация коммунальных платежей в зависимости от социального происхождения плательщика. Рабочие и служащие платили около 1% от своей заработной платы, тогда как лица свободных профессий и торговцы - от 5 до 15 раз больше.
Однако все равно средств, собираемых жилтовариществами, едва хватало на самые необходимые траты - уборку помещений и вывоз мусора. Поэтому правления в поисках средств на ремонт дома выкручивались как могли.
«На собрании членов жилтоварищества дома №37 по 14-й линии в Петрограде в марте 1922 года правление предложило провести трехкратное повышение квартплаты для оплаты ремонта водопровода,- пишет историк Елена Кириллова.- В прениях выяснилось, что этого будет недостаточно, тогда поступило предложение сделать пятикратное повышение, что было принято единогласно.
Похожая ситуация была и в жилтовариществе дома №4 по Тучковой набережной. В октябре 1923 г. правление вывесило объявление: “К сведению жильцов. Квартплаты в одинарном размере хватит только на обыкновенные домовые расходы - оплату счетов за воду, электричество, зарплату служащим, текущий ремонт и мелкие расходы. Для уплаты второго взноса за страховку, вывоз мусора, отепление водопроводных труб и подвалов, вставки стекол в прачечной, на лестнице - денег нет. Ввиду чего правление имеет предложить на общее собрание жилтоварищества сделать для этой цели дополнительный сбор квартирной платы"».
Показателен случай жилтоварищества дома №66 по Невскому проспекту в Петрограде. В марте 1923 года председатель правления решил заняться ремонтом протекающей крыши. Денег на эти цели практически не было, поэтому было решено договориться и по выгодной цене купить 3,5 тонны кровельного железа.
Правление рассудило здраво: на ремонт крыши нужно было примерно 2,5 тонны железа, еще тонну можно было выгодно продать в условиях нестабильной валюты и купить на вырученные средства кисти, краску, гвозди.
Еще одним способом получить деньги для личных целей правления или для ремонта дома были «въездные» платежи. Поскольку в крупных городах рабочему или крестьянину найти комнату было не так легко, правление могло требовать плату за въезд. Такие поборы были незаконными и нигде не проводились.
Прокурор Иван Кондурушкин возмущался: «Государственный служащий или рабочий, приезжая в Москву на работу, по месяцам не могли найти себе угла, тогда как нэпмановская буржуазия, беспрерывно наплывающая в Москву в погоне за наживой, в несколько дней находила себе квартиру, уплачивая "за въезд", т. е. за голые стены, десятки, а затем и сотни червонцев».
Полная версия: https://www.kommersant.ru/doc/3343968