ИНФАНТА
Она тихонько раскачивается на табуретке, упираясь пятками в пол. Вперед-назад. Маленькая, всклокоченная. Ручки сердито скрещены под грудью.
- Не качайся, - говорю. - Сломаешь.
- Новую куплю!
И опять вперед-назад, вперед-назад. Купит, как же. Много она тут напокупала.
Сидит, уставившись в одну точку, куда-то между вытяжкой и газовой трубой. В спутанных волосах старый крабик с поломанными зубами, он беспомощно свисает за правым ухом. С другой стороны волосы выбились и торчат. Она опускает голову и начинает рассматривать свои ступни. Вверх-вниз. Тапки Пашкины, велики на пять размеров и едва держатся на пальцах.
- Я замуж выхожу…
- Опять?! - Пашка поворачивается от плиты, где шуршит на маленьком огне яичница. В одной руке у него скорлупа, в другой деревянная лопаточка. Как держава и скипетр. - С ума сошла?
- А что?! - отвечает она с вызовом. - Нельзя?!
- Теоретически? Теоретически - можно. - Пашка явно ее дразнит.
- Я, между прочим, взрослый человек!
- Да ну?! - брови Пашкины ползут вверх, скипетр и держава тоже. Он хочет всячески подчеркнуть, насколько удивлен.
- Как же вы мне надоели, а… - произносит она устало, без выражения.
- На, - говорю, - лучше кофе выпей.
Она вцепляется в чашку, подставляет лицо под струйки ароматного пара, с наслаждением прикрывает глаза.
- Расческу дать? Давай, крабик переколю?
- Не надо!
- Где ты ночевала вчера?
- Вам-то что?
- Как это что?! - Пашка явно начинает злиться. - Мы тебе, между прочим, не чужие!
- Как же, не чужие… Хуже чужих! - она греет ладони о чашку, руки дрожат и чашка в них дрожит. - Чужие-то нос не суют не в свое дело!
- Не в свое?! - скипетр взлетает над шипящей сковородой и в стороны летят белые ошметки.- Ну, знаешь! - Пашка хватает тряпку и тут же начинает яростно протирать столешницу и плиту. Вытяжка низко воет на одной ноте.
- Как же мне надоело от вас зависеть, - шепчет она вроде бы себе под нос, но так, чтобы мы услышали.
- А нам? Нам от тебя, думаешь, не надоело?! - Пашка поворачивается ко мне, начинает почти спокойно: - Знаешь… Пусть делает что хочет, - речь его едва уловимо ускоряется, голос становится выше. - Достала. Ты как хочешь, а я ее больше вытаскивать не буду!
- Вот и не лезьте, не лезьте! Повторяю: я взрослый, самостоятельный человек!
- Взрослый - это положим. Но самостоятельный?! - Пашка продолжает дразнить.
Вперед-назад, вперед-назад. Все быстрее. Табурет яростно скрипит. У нее делается злое, заостренное лицо. Щеки впалые, под глазами серо. А в глазах уже стоят слезы, вот-вот прольются.
- Что вы вмешиваетесь все время? Что вы лезете ко мне?! - выкрикивает истерично. - Я вам надоела, я знаю!!!
- Ну что ты такое говоришь? Что значит надое…
- Вышла бы лучше за Филитовича… Чего влезли?!
- Не начинай. Филитович - алкоголик.
- Тогда за Алика! - не слышит она. - Освободила бы вас раз навсегда!!!
- Алик был аферист, - возражаю я.
- И мудак, - добавляет Пашка.
- Я его любила!
- Ты его, он - нашу жилплощадь. Прямо любовный треугольник! - добивает Пашка.
- Дурак! Оба вы дураки! Много вы понимаете в моей жизни! - она стучит в грудь худеньким остреньким кулачонком, начинает заикаться. По щекам наконец-то катятся слезы.
- Ну а новый твой, кто он? - осторожно глажу ее по волосам, но она уворачивается. Протягиваю ей носовой платок. Берет, громко сморкается и прячет мокрый комочек в рукав халата. Не отвечает.
- Хороший человек? Надежный?
- Вам-то что?
- Да так… - Пашка выкладывает яичницу, посыпает укропом. - Дай угадаю. У него сейчас кризис. Ему жить негде. Или работать? Или жить и работать? Так? Но вообще-то он, конечно, о-го-го.
- Заткнись!!!
Пашка хмыкает. Ставит перед ней горячую тарелку. Подает вилку и нож.
Она разворачивается к столу и начинает механически есть, отламывая кусочки яичницы. Нож зажат в руке и неподвижно торчит лезвием вверх, а она работает одной вилкой, глотает почти не жуя, обжигается и плачет.
- Правда, Паш, перестань. Ей и так плохо… Где платок?
Она послушно достает платок из рукава и снова сморкается. Пытается спрятать раскисшую тряпочку обратно.
- Дай сюда! Грязный уже!
Отбираю платок и достаю из кармана новый, накрахмаленный. Всхлипывает, сморкается, прячет комочек в рукав.
- Чего не позвонила вчера? - спрашивает Пашка примирительно. - Мы ведь волновались. Ну сколько тебя просить? Это же так просто - набрать номер.
- Деньги кончились, - отвечает она и вдруг давится, хватает воздух открытым ртом - горячо.
- Опять? Я же тебе недавно клал!
- Мне нужно было срочно переговорить с одним человеком... По работе.
- Ты нашла работу? - Пашка искренне удивлен.
- Нет.
- Так я и думал.
И тут ее прорывает. Она отпихивает пустую тарелку, вскакивает, хватает Пашку за грудки. Стоя перед ним на цыпочках, выкрикивает в лицо:
- А ты попробуй, попробуй!!! Устройся! Ты молодой, тебе легко говорить! А мне сорок пять, кому я нужна?!
Пашка стоит перед ней, опустив голову, и даже не пытается сопротивляться. Только шею слегка наклонил, чтобы ей было удобнее кричать.
- Я! Выхожу! Замуж! Замуж!!!
- Ну все, мам, все… - я осторожно отцепляю ее худенькие сильные пальцы от Пашкиной футболки. - Не кричи. Нам сегодня к первой паре, мы опаздываем уже.
- Да пошли вы…
Она отпускает Пашку и возвращается на табурет. Опускает руки между колен. Опускает голову на руки. Вперед-назад, вперед-назад. Беззубый крабик плюхается на линолеум и замирает. Немытые волосы рассыпаются по плечам.
- Правда, Паш, пойдем. Время.
Я тяну брата за руку, увожу с кухни. Он молчит, только желваки ходят.
Она сидит в той же позе.
- Ма-ам?..
Не реагирует.
- Там, в холодильнике, суп. В обед поешь…
Она поднимает голову, смотрит на меня почти с ненавистью:
- Только чтобы не поздно! Чтобы в семь была дома!
- Хорошо, мам.
Мне сегодня до одиннадцати, Пашке вообще в ночь. Быстренько влезаю в кроссовки и хватаю рюкзак. Мы с Пашкой выходим из квартиры.
- Идея! - говорит Пашка многозначительно.
Он запирает дверь на все замки и выворачивает карманы. Улыбается. Достает еще три связки ключей:
- Вот!!! Все здесь!
Учись, говорит, спокойно. Работай спокойно. Куда она денется?
- Не качайся, - говорю. - Сломаешь.
- Новую куплю!
И опять вперед-назад, вперед-назад. Купит, как же. Много она тут напокупала.
Сидит, уставившись в одну точку, куда-то между вытяжкой и газовой трубой. В спутанных волосах старый крабик с поломанными зубами, он беспомощно свисает за правым ухом. С другой стороны волосы выбились и торчат. Она опускает голову и начинает рассматривать свои ступни. Вверх-вниз. Тапки Пашкины, велики на пять размеров и едва держатся на пальцах.
- Я замуж выхожу…
- Опять?! - Пашка поворачивается от плиты, где шуршит на маленьком огне яичница. В одной руке у него скорлупа, в другой деревянная лопаточка. Как держава и скипетр. - С ума сошла?
- А что?! - отвечает она с вызовом. - Нельзя?!
- Теоретически? Теоретически - можно. - Пашка явно ее дразнит.
- Я, между прочим, взрослый человек!
- Да ну?! - брови Пашкины ползут вверх, скипетр и держава тоже. Он хочет всячески подчеркнуть, насколько удивлен.
- Как же вы мне надоели, а… - произносит она устало, без выражения.
- На, - говорю, - лучше кофе выпей.
Она вцепляется в чашку, подставляет лицо под струйки ароматного пара, с наслаждением прикрывает глаза.
- Расческу дать? Давай, крабик переколю?
- Не надо!
- Где ты ночевала вчера?
- Вам-то что?
- Как это что?! - Пашка явно начинает злиться. - Мы тебе, между прочим, не чужие!
- Как же, не чужие… Хуже чужих! - она греет ладони о чашку, руки дрожат и чашка в них дрожит. - Чужие-то нос не суют не в свое дело!
- Не в свое?! - скипетр взлетает над шипящей сковородой и в стороны летят белые ошметки.- Ну, знаешь! - Пашка хватает тряпку и тут же начинает яростно протирать столешницу и плиту. Вытяжка низко воет на одной ноте.
- Как же мне надоело от вас зависеть, - шепчет она вроде бы себе под нос, но так, чтобы мы услышали.
- А нам? Нам от тебя, думаешь, не надоело?! - Пашка поворачивается ко мне, начинает почти спокойно: - Знаешь… Пусть делает что хочет, - речь его едва уловимо ускоряется, голос становится выше. - Достала. Ты как хочешь, а я ее больше вытаскивать не буду!
- Вот и не лезьте, не лезьте! Повторяю: я взрослый, самостоятельный человек!
- Взрослый - это положим. Но самостоятельный?! - Пашка продолжает дразнить.
Вперед-назад, вперед-назад. Все быстрее. Табурет яростно скрипит. У нее делается злое, заостренное лицо. Щеки впалые, под глазами серо. А в глазах уже стоят слезы, вот-вот прольются.
- Что вы вмешиваетесь все время? Что вы лезете ко мне?! - выкрикивает истерично. - Я вам надоела, я знаю!!!
- Ну что ты такое говоришь? Что значит надое…
- Вышла бы лучше за Филитовича… Чего влезли?!
- Не начинай. Филитович - алкоголик.
- Тогда за Алика! - не слышит она. - Освободила бы вас раз навсегда!!!
- Алик был аферист, - возражаю я.
- И мудак, - добавляет Пашка.
- Я его любила!
- Ты его, он - нашу жилплощадь. Прямо любовный треугольник! - добивает Пашка.
- Дурак! Оба вы дураки! Много вы понимаете в моей жизни! - она стучит в грудь худеньким остреньким кулачонком, начинает заикаться. По щекам наконец-то катятся слезы.
- Ну а новый твой, кто он? - осторожно глажу ее по волосам, но она уворачивается. Протягиваю ей носовой платок. Берет, громко сморкается и прячет мокрый комочек в рукав халата. Не отвечает.
- Хороший человек? Надежный?
- Вам-то что?
- Да так… - Пашка выкладывает яичницу, посыпает укропом. - Дай угадаю. У него сейчас кризис. Ему жить негде. Или работать? Или жить и работать? Так? Но вообще-то он, конечно, о-го-го.
- Заткнись!!!
Пашка хмыкает. Ставит перед ней горячую тарелку. Подает вилку и нож.
Она разворачивается к столу и начинает механически есть, отламывая кусочки яичницы. Нож зажат в руке и неподвижно торчит лезвием вверх, а она работает одной вилкой, глотает почти не жуя, обжигается и плачет.
- Правда, Паш, перестань. Ей и так плохо… Где платок?
Она послушно достает платок из рукава и снова сморкается. Пытается спрятать раскисшую тряпочку обратно.
- Дай сюда! Грязный уже!
Отбираю платок и достаю из кармана новый, накрахмаленный. Всхлипывает, сморкается, прячет комочек в рукав.
- Чего не позвонила вчера? - спрашивает Пашка примирительно. - Мы ведь волновались. Ну сколько тебя просить? Это же так просто - набрать номер.
- Деньги кончились, - отвечает она и вдруг давится, хватает воздух открытым ртом - горячо.
- Опять? Я же тебе недавно клал!
- Мне нужно было срочно переговорить с одним человеком... По работе.
- Ты нашла работу? - Пашка искренне удивлен.
- Нет.
- Так я и думал.
И тут ее прорывает. Она отпихивает пустую тарелку, вскакивает, хватает Пашку за грудки. Стоя перед ним на цыпочках, выкрикивает в лицо:
- А ты попробуй, попробуй!!! Устройся! Ты молодой, тебе легко говорить! А мне сорок пять, кому я нужна?!
Пашка стоит перед ней, опустив голову, и даже не пытается сопротивляться. Только шею слегка наклонил, чтобы ей было удобнее кричать.
- Я! Выхожу! Замуж! Замуж!!!
- Ну все, мам, все… - я осторожно отцепляю ее худенькие сильные пальцы от Пашкиной футболки. - Не кричи. Нам сегодня к первой паре, мы опаздываем уже.
- Да пошли вы…
Она отпускает Пашку и возвращается на табурет. Опускает руки между колен. Опускает голову на руки. Вперед-назад, вперед-назад. Беззубый крабик плюхается на линолеум и замирает. Немытые волосы рассыпаются по плечам.
- Правда, Паш, пойдем. Время.
Я тяну брата за руку, увожу с кухни. Он молчит, только желваки ходят.
Она сидит в той же позе.
- Ма-ам?..
Не реагирует.
- Там, в холодильнике, суп. В обед поешь…
Она поднимает голову, смотрит на меня почти с ненавистью:
- Только чтобы не поздно! Чтобы в семь была дома!
- Хорошо, мам.
Мне сегодня до одиннадцати, Пашке вообще в ночь. Быстренько влезаю в кроссовки и хватаю рюкзак. Мы с Пашкой выходим из квартиры.
- Идея! - говорит Пашка многозначительно.
Он запирает дверь на все замки и выворачивает карманы. Улыбается. Достает еще три связки ключей:
- Вот!!! Все здесь!
Учись, говорит, спокойно. Работай спокойно. Куда она денется?