8 июня 1937 г. советский народ, уже успевший привыкнуть к ежедневным газетным и разоблачениям все новых и новых «врагов народа», был, надо полагать, ошарашен информацией несколько нетипичного рода.
Дмитрий Дмитриевич Плетнев
Советская печать информировала публику не об очередном шпионе, диверсанте, саботажнике, вредителе или террористе. На этот раз карающий меч НКВД обрушился на уважаемого врача и ученого, профессора с сорокалетним стажем работы, Дмитрия Дмитриевича Плетнева. Как сообщала печать, три года тому назад, осматривая пациентку Б., уважаемый профессор совершил над ней акт неслыханного насилия: укусил ее за грудь (в приговоре по этому делу было написано, что, пытаясь изнасиловать пациентку, он совершил над ней «ряд действий сексуального характера». Вслед за разоблачительной публикацией последовали и многочисленные отклики врачей, «возмущенных» поступком коллеги.
Статья в "Правде" от 8 июня 1937 г.
Всё было явно очень хорошо срежиссировано. «Насилие» якобы имело место еще в 1934 году, но стало достоянием гласности по-советски лишь в 1937-м.
Отклики
Профессор был незамедлительно арестован и отдан под суд. Но приговор ошеломил своей мягкостью. «Насильник и садист» Д. Д. Плетнев получил всего … два года условно. Впрочем, народ, ожидавший либо ставшей уже привычной «вышки», либо, на худой конец - «десятки», недоуменных вопросов, конечно, задавать не стал - время для вопросов было сильно неподходящее.
Прошло менее года, и Д. Д. Плетнев оказался в числе обвиняемых на самом громком из трех больших процессов - «Процессе антисоветского право-троцкистского блока». Обвинительное заключение по делу Бухарина Н. И., Рыкова А. И., Ягоды Г. Г., Крестинского Н.Н., Раковского X. Г., Розенгольца А. П., Иванова В.И., Чернова М.А., Гринько Г.Ф., Зеленского И.А., Бессонова С.А., Икрамова А., Ходжаева Ф., Шаранговича В.Ф., Зубарева П.Т., Буланова П.П., Левина Л.Г., Плетнева Д.Д., Казакова И.Н., Максимова-Диковского В.А. и Крючкова П.П., ставило подсудимым в вину, что «...они по заданию разведок враждебных Советскому Союзу иностранных государств составили заговорщическую группу под названием “право-троцкистский блок”, поставившую своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке - в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии».
"Врачи-0отравители" Л. Г. Левин, Д. Д. Плетнев и И. Н Казаков.
В числе обвиняемых фигурировали и три «врача-отравителя» - Л. Г. Левин, Д. Д. Плетнев и И. П. Казаков, обвиненных в умерщвлении ряда высокопоставленных людей - Максима Горького, Валериана Куйбышева, Вячеслава Менжинского, сына М. Горького Макса (Максима).
То есть, наряду с прочими феерически-абсурдными обвинениями, членам «блока» было, в частности, инкриминировано и то, что они по заданию Троцкого, данному им из-за границы, осуществили убийство М. Горького, В. Куйбышева и В. Менжинского, для каковой цели бывший глава НКВД Г. Ягода и привлек лечивших их врачей - Л. Г. Левина, Д. Д. Плетнева и И. Н. Казакова. И которые заведомо вредительским лечением и умертвили (то есть, попросту отравили) своих высокопоставленных пациентов…
В обвинении, зачитанном подсудимым в первый день процесса, было сказано:
«На основе этой директивы врага народа Л. Троцкого “право-троцкистский блок” и принял свое чудовищное решение об убийстве А.М. Горького.
“Выполнение этого решения было поручено мне”-показал обвиняемый Ягода.
В качестве непосредственных исполнителей этого злодейского замысла обвиняемый Ягода привлек обвиняемых по настоящему делу д-ра Левина Л. Г., бывшего домашнего врача А.М. Горького, проф. Плетнева Д.Д., секретаря А.М. Горького П.П. Крючкова и своего секретаря Буланова П.П.
Один из организаторов этого преступления, обвиняемый Буланов показал:
“В умерщвлении А.М. Горького принимали непосредственное участие профессор Плетнев, доктор Левин и секретарь Горького Крючков. Я лично, например, был свидетелем того, как Ягода неоднократно вызывал к себе Крючкова, советуя последнему простудить Горького, вызвать у него тем или иным путем болезнь. Ягода подчеркивал, что состояние легких у Горького таково, что всякое простудное заболевание ускоряет шансы его гибели. А уже остальное довершат Плетнев и Левин, которые на этот счет имеют соответствующие задания”
(т. 16, л. д. 72).
Обвиняемый Плетнев, принимавший непосредственное участие в деле убийства А. М. Горького и В. В. Куйбышева, показал:
“Ягода мне заявил, что я должен помочь ему в физическом устранении некоторых политических руководителей страны. Он прямо предложил мне воспользоваться своим положением лечащего врача у В.В. Куйбышева и А.М. Горького и ускорить их смерть путем применения неправильных методов лечения. Я пытался отказаться, но в конце концов был вынужден согласиться. После этого Ягода мне сообщил, что моим сообщником будет доктор Левин, а в отношении А.М. Горького кроме того и секретарь А.М. Горького - Крючков П.П.
Приняв это страшное задание Ягоды, я вместе с доктором Левиным выработал план убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева.
Должен признать, что в моем согласии на эти преступления сыграли свою роль и мои антисоветские настроения. Эти свои антисоветские настроения я до ареста всячески скрывал, двурушничая и заявляя о том, что я советский человек”
(т. 18, л. д. 72, 73).
Это же подтвердил и обвиняемый Левин, показавший:
“Я признаю себя виновным в том, что, применив умышленно неправильное лечение и использовав несоответствующие данному заболеванию лекарства, я вместе с моими сообщниками, по согласованию с Ягодой, был виновником преждевременной гибели Максима Горького и Куйбышева”
(т. 17, л. д. 18).
Обвиняемые Левин и Плетнев на следствии дали подробные показания о том, как они практически осуществили умерщвление А.М. Горького и В.В. Куйбышева.
Как установлено следствием, в организации смерти В. В. Куйбышева активное участие принимал также секретарь В. В. Куйбышева, обвиняемый Максимов, показавший следующее:
“На это преступление я пошел как член контрреволюционной организации правых, к которой я примкнул еще в 1928 году.
Ягода также знал о моей принадлежности к контрреволюционной организации и присутствовал при одном из моих разговоров с Енукидзе, когда мы разрабатывали план устранения Куйбышева”
(т. 20, л. д. 45 об.).
По прямому указанию Ягоды обвиняемыми д-ром Левиным и д-ром Казаковым был убит также председатель ОГПУ В.Р. Менжинский».
Как и остальные обвиняемые, «врачи-отравители» в содеянном полностью признались.
Допрашивая в ходе процесса Д. Д. Плетнева, Вышинский для усиления обвинения, конечно же, вернулся и к эпизоду с «насилием», учиненным тем над пациенткой.
А. Я. Вышинский обвиняет подсудимых.
«Вышинский (к Плетневу). Сколько вы сказали у вас лет вашего врачебного стажа?
Плетнев. 40.
Вышинский. Вы считаете безупречным этот стаж?
Плетнев. Да, я считаю.
Вышинский. Безупречным?
Плетнев. Да, я считаю.
Вышинский. За эти 40 лет у вас не было никогда никаких совершенных в области вашей профессии преступлений?
Плетнев. Вам одно известно.
Вышинский. Я спрашиваю вас, потому что вы заявляете о безупречности вашей работы за 40 лет.
Плетнев. Да, но, как я тогда отрицал...
Вышинский. Вы считаете, что тот приговор, который имеется по хорошо вам известному делу о насилии, учиненном вами над пациенткой, есть момент позорный для вашей деятельности?
Плетнев. Приговор, да...
Вышинский. Приговор порочит вашу деятельность или нет?
Плетнев. Порочит.
Вышинский. Значит за 40 лет были порочащие моменты?
Плетнев. Да.
Вышинский. Вы себя ни в чем не признали виновным?
Плетнев. Я не могу сказать, что ни в чем.
Вышинский. Значит, в чем-то признали?
Плетнев. Да.
Вышинский. Это порочит вас?
Плетнев. Да.
Вышинский. Значит, за 40 лет были порочащие моменты?
Плетнев. Да.
Вышинский. Больше вопросов нет».
Неожиданно напавшая на А. Я Вышинского не свойственная ему стыдливость (он не стал углубляться в пикантные подробности «насилия») позволяет предположить, что странная мягкость первого приговора - два года условно - была не следствием «гуманности» советского суда. Со стороны организаторов сей провокации это было своего рода заделом на будущее.
В. В. Роговин в своем труде «Партия расстрелянных» (1997 г.) пишет, ссылаясь на оценку процесса Л Троцким (доводы последнего, при всей одиозности и отвратительности сей фигуры, увы, выглядят достаточно убедительными - уж кто-кто, а он высокую партийную «кухню» знал, как никто другой):
«На скамью подсудимых, наряду с известными политическими деятелями, были посажены кремлевские врачи, обвиненные в "медицинских убийствах" Куйбышева, Менжинского, Горького и его сына Максима.
Такой отбор исполнителей и жертв Троцкий объяснял тем, что "даже самый фантастический подлог приходится все же строить из элементов действительности. Несмотря на многочисленность террористических "центров",.. реально, т. е. в области трех измерений мир наблюдал не перевороты, восстания и террористические акты, а лишь аресты, высылки и расстрелы. Правда, ГПУ могло ссылаться на один-единственный террористический акт. Труп Кирова неизменно фигурировал во всех политических процессах за последние три с лишним года. Все убивали Кирова по очереди: белогвардейцы, зиновьевцы, троцкисты, правые. Этот ресурс оказался исчерпан. Чтобы поддержать обвинительную конструкцию заговора, понадобились новые жертвы "террора". Искать их пришлось в числе недавно умерших сановников. А так как сановники умирали в Кремле, т. е. в условиях, исключавших доступ посторонних "террористов", то пришлось прибегнуть к обвинению кремлевских врачей в отравлении собственных пациентов, конечно, по инструкциям Бухарина, Рыкова или, еще хуже, Троцкого".
В ряду врачей-отравителей и их пособников наиболее значительными были фигуры Плетнева и Левина. Плетнев был не только блестящим терапевтом, но и всемирно известным автором научных работ в области медицины. Незадолго до ареста он был проведен через позорную процедуру суда в качестве насильника, надругавшегося над своей пациенткой. 8 июня 1937 года в "Правде" появилась статья "Профессор - насильник, садист", описывающая с необычайными подробностями "зверское насилие", учиненное Плетневым над некой "пациенткой Б." В статье приводилось истерическое письмо Б., в котором рассказывалось, как три года назад во время врачебного осмотра профессор, обуреваемый порывом сексуального садизма, внезапно укусил ее за грудь. Этот укус 66-летнего старика оказался столь ужасен, что пациентка, по ее словам, "лишилась работоспособности, стала инвалидом в результате раны и тяжелого душевного потрясения". Письмо "поруганной женщины" заканчивалось словами: "Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший меня неизлечимой болезнью, обезобразивший мое тело".
В медицинских кругах было хорошо известно, что таинственной пациенткой Б. является некая Брауде, физически безобразная и психически больная женщина, тайная осведомительница НКВД, шантажировавшая Плетнева еще до публикации фантастической статьи "Правды". Тем не менее по команде свыше в газетах немедленно стали появляться письма известных медиков и резолюции врачебных митингов с требованиями "самого сурового приговора этому извергу".
Опубликованное вскоре сообщение о закрытом заседании московского городского суда извещало, что Плетнев приговорен условно к двум годам лишения свободы, т. е. фактически освобожден от всякого наказания. Комментируя это решение, Троцкий писал: "В СССР приговаривают нередко к расстрелу за кражу мешка муки. Тем более можно было ожидать беспощадного приговора над врачом-насильником. Приговор казался таким же неожиданным, как раньше - обвинение. Обвинение в садизме было с таким оглушительным шумом выдвинуто только для того, чтобы сломить волю старого врача, отца семьи, и сделать из него послушное орудие в руках ГПУ для будущего политического процесса".
Спустя несколько месяцев Плетнев, прошедший через потрясение чудовищной интригой и неслыханным позором, был арестован. Как он писал впоследствии в заявлениях из Владимирской тюрьмы, во время следствия к нему "применялась ужасающая ругань, угрозы смертной казнью, таскание за шиворот, душение за горло, пытка недосыпанием, в течение пяти недель сон по 2-3 раза в сутки, угрозы вырвать у меня глотку и с ней признание, угрозы избиением резиновой палкой. Всем этим я был доведен до паралича половины тела".
Главным исполнителем убийств был объявлен профессор Левин, с первых лет революции занимавший ведущее место среди кремлевских врачей и несомненно осведомленный о причинах действительно загадочных смертей, постигших некоторых его пациентов. "Этот превосходный кремлевский врач, - говорилось в одном из откликов "Бюллетеня" на процесс, - тоже знал слишком много, и он мог когда-нибудь многое рассказать. Он знал, как умер Орджоникидзе. Доктор Левин мог бы когда-нибудь рассказать и о самоубийстве Аллилуевой, жены Сталина. Ему нечего было бы рассказать потомству о смерти Куйбышева, но он мог бы рассказать кое-что об операции Фрунзе".
Дело доктора Левина, по мнению Троцкого, служило своего рода ключом "не только к загадкам московских процессов, но и ко всему режиму Сталина в целом. Этот ключ открывает все кремлевские тайны и вместе с тем окончательно запирает рты адвокатам сталинского правосудия во всем мире".
Левина не обвиняли в том, что он был замаскированным троцкистом и стремился в союзе с Гитлером захватить власть в СССР. У него не было никаких личных побуждений к тому, чтобы совершать самые гнусные из всех названных на процессе преступлений - вероломные убийства доверявших ему больных. Из его показаний следовало, что он убивал своих пациентов по приказу Ягоды, который в случае неповиновения грозил уничтожить не только его самого, но и его семью. "Так выглядит, - писал Троцкий, - в московской судебной панораме сталинский режим на самой своей верхушке, в Кремле, в самой интимной части Кремля, в больнице для членов правительства! Что же в таком случае творится во всей остальной стране?"
Считая в дни процесса обвинение Левина в убийстве Горького "кошмарной выдумкой", Троцкий обращал внимание на то, что Сталин, Вышинский и Ежов, запустив данную версию, "из всех возможных вариантов выбрали наиболее вероятный, т. е. наиболее отвечающий условиям, отношениям и нравам. Все участники суда, вся советская пресса, все носители власти молчаливо признали полную правдоподобность того, что начальник ГПУ может любое лицо заставить совершить любое преступление, даже когда это лицо находится на свободе, занимает высокий пост и пользуется покровительством правящей верхушки". В своей бюрократической безнаказанности они не учли: после этого отпадают всякие сомнения в том, что палачи из НКВД могут заставить любого заключенного "добровольно" сознаться в не совершенных им преступлениях.
В отличие от беззащитных узников НКВД и подавляющего большинства советских граждан на воле, Левин не находился в исключительной власти тайной полиции и ее могущественного главы. Он имел возможность разоблачить Ягоду, обратившись к лицам, занимающим самое высокое положение в стране. "Левин - не случайное лицо, - замечал в связи с этим Троцкий. - Он лечил Ленина, Сталина, всех членов правительства. Как у всякого авторитетного врача, у него установились интимные, почти покровительственные отношения с высокими пациентами. Он хорошо знает, как выглядят позвоночники господ "вождей" и как функционируют их авторитарные почки. Левин имел свободный доступ к любому сановнику. Разве не мог он рассказать о кровавом шантаже Ягоды Сталину, Молотову, любому члену Политбюро и правительства? Выходит, что не мог".
Не мог, добавлю я, видимо, потому, что знал: Сталин был прекрасно обо всем осведомлен. Все происходило с его ведома или по его заданию.
Остается добавить совсем немногое.
Дмитрий Дмитриевич Плетнев и на этом процессе получил наказание более мягкое, чем его коллеги - не был расстрелян, как остальные «отравители», а получил «всего» 25 лет. Впрочем, из отведенных ему «самым гуманным судом в мире» срока он отсидел только три с половиной года в тюрьмах Златоуста, Владимира и Орла. И 11 сентября 1941 года, когда фашисты подходили к Орлу, он был расстрелян в группе еще 400 заключенных. В составе этой группы был расстрелян и еще один фигурант процесса 1938 года - Х. Раковский, а также лидер левых эсеров Мария Спиридонова, проведшая до того 20 лет в тюрьмах и ссылках.
Где и как были захоронены жертвы сталинского «правосудия» - неизвестно.