Левитан. Mon impression.
Сходил вчера на Левитана. Это был не первый мой заход. В предыдущие приезды в Москву я пару раз подбирался к ЦДХ, но всякий раз видел длиннющий хвост очереди, состоящий из пенсионерок с внуками и без с небольшими вкраплениями тинейджеров художественного вида. С одной стороны это укрепляло в мысли, что Левитан - самый "наш" (во всяком случае, даже на Шишкина с его национально-образующими мишками и соснами народу шло на порядок меньше). Что-то такое можно было видеть лишь в недобрые времена у Манежа на Глазунове.
С другой - не хотелось повторять ошибки, когда я, скрепя сердце, пошел на Тернера в ГМИИ Пушкина и чуть не помер там от давки и духоты перед его свободно-воздушными пейзажами. А потом, через несколько месяцев, в Grand Palais с огромным удовольствием и безо всяких побочных эффектов посмотрел гораздо большую и лучше сделанную "Turner and his painters" из Тэйт.
Вчера ж все было неплохо. Правда кассирша Третьяковки наметанным глазом впилась в меня, и спросила "Sprechen Sie Deutsch?'.
Пришлось ответить в духе, что, я, натюрлих, их шпрэхе, абэр дох все же билет возьму по цене для россиян. Это мне спасло, если не ошибаюсь, где-то 0,5 EURO.
Собственно выставка: у входа все останавливаются, и читают висячий текст, написанный, кажется, провинциальной преподавательницей. Там и про трудное детство сироты (в духе традиции, зародившейся у нас с разночинских 1860-х, когда гений должен был быть из низов, страдать и сострадать - эта традиция вполне себе дожила но сего дня, и находит свое продолжение даже в гламурных журналах), и про традиции Саврасова-Поленова, и про нелегкую судьбу их продолжателя - "певца русской природы" (тм) (кстати, в Яндексе наблюдается непозволительная разноголосица, кто певец русской природы - номинируются Левитан, Есенин, Пушкин и Пришвин. С этим власти должны навести порядок) .
В-общем, крепкая Родная Речь и ее круг.
В сочетании с этаким зачином хрестоматийные картины производят впечатление удара конским копытом. Встаешь пред "Над вечным покоем", "У омута", или каким-нибудь Плесом, и вместо того, чтобы смотреть на картину, стараешься навести порядок в воспоминаниях о том, как ее здоровенная репродукция много лет назад висела в квартире родителей твоего пятилетнего друга, людей, как тебе стало понятно сейчас, весьма бесхитростных. Или что за девочка сидела перед твоей партой, когда ты смотрел на не слишком, вообще-то, внятно пропечатанный на последних страницах учебника "Март".
Но, по счастью, там немало и менее укорененных в памяти картин, из Иерусалима вот привезли немало хорошего, да и то, как художник трудной судьбы нередко рисовал с натуры озеро Комо, Монблан или Венецию - тоже не ложилось в разряд хрестоматийного.
Кстати, там есть и графика. Несколько неожиданно для меня, что Исаак Ильич рисовал виньетки к стихам г-на Дмитриева. Некоторые книжные иллюстрации заставили меня сожалеть, что тогда не нашлось человека с деньгами, который бы заказал Левитану проиллюстрировать Гоголя с "Вечерами...". Ибо, уверяю, могло получиться нечто неожиданно безумное.
Впервые видел столько Левитана так близко. Да, очень тонкое и точное чувство формы и цвета. Вдруг заметил: все пейзажи прекрасно узнаваемы, я видел эту осень, эту опушку леса, этот заросший пруд. Но я же точно помню, там, в жизни, цветовая гамма шире! Гораздо! Причем на репродукциях в учебниках этим картинам, оказывается, добавляли яркости. А тут видно, что И.И. не только упрощал, исключая все лишнее, видимые формы. Он еще и убирал лишние цвета. При ближайшем рассмотрении - это природный минимализм круче финских архитекторов. Это далеко не Шишкин с его эпохальными фотообоями. И то, что написано про диалог Левитана с импрессионистами, с Моне - я не вижу. Импрессионисты ярко и гордо демонстрировали свое владение приемом - из отдельных ярких мазков возникает яркое впечатление, у них каждая картина - с точным местом и временем. А тут наоборот - убрать все, что можно. Оставить просто осень, реку, небо, аллею. И ничего слишком, только самое необходимое.
И в этом ряду логичным завершением стали незнакомые( для меня) поздние вещи. "Уборка сена", написанная в последний год жизни И.И.: лишь три полосы: облака, небо, земля, и красно-белые точки-люди.
Думаю, если бы мы каким-то чудом смогли их приблизить, они вполне себе могли оказаться вот такими:
а то и такими:
С другой - не хотелось повторять ошибки, когда я, скрепя сердце, пошел на Тернера в ГМИИ Пушкина и чуть не помер там от давки и духоты перед его свободно-воздушными пейзажами. А потом, через несколько месяцев, в Grand Palais с огромным удовольствием и безо всяких побочных эффектов посмотрел гораздо большую и лучше сделанную "Turner and his painters" из Тэйт.
Вчера ж все было неплохо. Правда кассирша Третьяковки наметанным глазом впилась в меня, и спросила "Sprechen Sie Deutsch?'.
Пришлось ответить в духе, что, я, натюрлих, их шпрэхе, абэр дох все же билет возьму по цене для россиян. Это мне спасло, если не ошибаюсь, где-то 0,5 EURO.
Собственно выставка: у входа все останавливаются, и читают висячий текст, написанный, кажется, провинциальной преподавательницей. Там и про трудное детство сироты (в духе традиции, зародившейся у нас с разночинских 1860-х, когда гений должен был быть из низов, страдать и сострадать - эта традиция вполне себе дожила но сего дня, и находит свое продолжение даже в гламурных журналах), и про традиции Саврасова-Поленова, и про нелегкую судьбу их продолжателя - "певца русской природы" (тм) (кстати, в Яндексе наблюдается непозволительная разноголосица, кто певец русской природы - номинируются Левитан, Есенин, Пушкин и Пришвин. С этим власти должны навести порядок) .
В-общем, крепкая Родная Речь и ее круг.
В сочетании с этаким зачином хрестоматийные картины производят впечатление удара конским копытом. Встаешь пред "Над вечным покоем", "У омута", или каким-нибудь Плесом, и вместо того, чтобы смотреть на картину, стараешься навести порядок в воспоминаниях о том, как ее здоровенная репродукция много лет назад висела в квартире родителей твоего пятилетнего друга, людей, как тебе стало понятно сейчас, весьма бесхитростных. Или что за девочка сидела перед твоей партой, когда ты смотрел на не слишком, вообще-то, внятно пропечатанный на последних страницах учебника "Март".
Но, по счастью, там немало и менее укорененных в памяти картин, из Иерусалима вот привезли немало хорошего, да и то, как художник трудной судьбы нередко рисовал с натуры озеро Комо, Монблан или Венецию - тоже не ложилось в разряд хрестоматийного.
Кстати, там есть и графика. Несколько неожиданно для меня, что Исаак Ильич рисовал виньетки к стихам г-на Дмитриева. Некоторые книжные иллюстрации заставили меня сожалеть, что тогда не нашлось человека с деньгами, который бы заказал Левитану проиллюстрировать Гоголя с "Вечерами...". Ибо, уверяю, могло получиться нечто неожиданно безумное.
Впервые видел столько Левитана так близко. Да, очень тонкое и точное чувство формы и цвета. Вдруг заметил: все пейзажи прекрасно узнаваемы, я видел эту осень, эту опушку леса, этот заросший пруд. Но я же точно помню, там, в жизни, цветовая гамма шире! Гораздо! Причем на репродукциях в учебниках этим картинам, оказывается, добавляли яркости. А тут видно, что И.И. не только упрощал, исключая все лишнее, видимые формы. Он еще и убирал лишние цвета. При ближайшем рассмотрении - это природный минимализм круче финских архитекторов. Это далеко не Шишкин с его эпохальными фотообоями. И то, что написано про диалог Левитана с импрессионистами, с Моне - я не вижу. Импрессионисты ярко и гордо демонстрировали свое владение приемом - из отдельных ярких мазков возникает яркое впечатление, у них каждая картина - с точным местом и временем. А тут наоборот - убрать все, что можно. Оставить просто осень, реку, небо, аллею. И ничего слишком, только самое необходимое.
И в этом ряду логичным завершением стали незнакомые( для меня) поздние вещи. "Уборка сена", написанная в последний год жизни И.И.: лишь три полосы: облака, небо, земля, и красно-белые точки-люди.
Думаю, если бы мы каким-то чудом смогли их приблизить, они вполне себе могли оказаться вот такими:
а то и такими: