(no subject)
Начальный месяц зимы для меня прочно связан с возвращением в мир свободного света и чистоты, с открытой безграничностью пространства и с приближением особого времени - страшных, волшебных и чудесных дней от Николы до Крещения. Строго и холодно, зато очень вольно и очень честно. Зима спокойна и правдива. Ну и возвращается солнце.
С детства это еще и время надежд, хотя сейчас вроде как уж давно надеяться не на что особо, а вот поди ж.
Любопытно, ассоциировалась ли с чем-то подобным и с зимою цветовая гамма тех эмалей, которые для иконки Николы Можайского избрал какой-то мастер-старовер XVIII века откуда-то из вологодских или архангельских земель? Может, конечно, он и не думал про зиму - Никола-то есть и зимний, и вешний. Но для меня как-то уж очень рифмуется.
Ширконда, на Пежме, у Луденьги. Сейчас там уже не так, как на фото, но то же небо и та же земля. У моего стола много лет стоит старая-старая крепко сбитая дверь от давно уже несуществующего амбара, место которого я теперь не найду и на этом снимке. Прикасаюсь к ее деревянной тяжелой надежности - и будто бы вижу темные полоски леса на краю белизны на далеком горизонте.
С детства это еще и время надежд, хотя сейчас вроде как уж давно надеяться не на что особо, а вот поди ж.
Любопытно, ассоциировалась ли с чем-то подобным и с зимою цветовая гамма тех эмалей, которые для иконки Николы Можайского избрал какой-то мастер-старовер XVIII века откуда-то из вологодских или архангельских земель? Может, конечно, он и не думал про зиму - Никола-то есть и зимний, и вешний. Но для меня как-то уж очень рифмуется.
Ширконда, на Пежме, у Луденьги. Сейчас там уже не так, как на фото, но то же небо и та же земля. У моего стола много лет стоит старая-старая крепко сбитая дверь от давно уже несуществующего амбара, место которого я теперь не найду и на этом снимке. Прикасаюсь к ее деревянной тяжелой надежности - и будто бы вижу темные полоски леса на краю белизны на далеком горизонте.