привеска Архангел Михаил. XI-XIII в. 75х47 мм. Бронза. Печорское приморье.
Се же хощю сказати, яже слышах преже сих 4 лет, яже сказа ми Гюрятя Роговичь новгородець, глаголя сице, яко
«послах отрокъ свой в Печеру, люди, яже суть дань дающе Новугороду. И пришедшю отроку моему к ним, и оттуду иде въ Югру. Югра же людье есть языкъ немъ и седять с Самоядью на полунощных странах. Югра же рекоша отроку моему: “Дивьно мы находихом чюдо, егоже не есмы слышали преже сих лет, се же третьее лето поча быти: суть горы заидуче в луку моря, имже высота ако до небесе, и в горах тех кличь великъ и говоръ, и секуть гору, хотяще высечися. И в горе той просечено оконце мало, и туде молвять. И есть не разумети языку ихъ, но кажють на железо, и помавають рукою, просяще железа; и аще кто дасть имъ ножь ли, ли секиру, дають скорою противу. Есть же путь до горъ техъ непроходим пропастьми, снегом и лесом, темже не доходим ихъ всегда; есть же и подаль на полунощии».
(Повесть временных лет).
Перевод
: Теперь же я хочу рассказать, о чем слышал 4 года тому назад от Гюряты Роговича новгородца, который поведал так: «Послал я отрока своего в Печору, к людям, дающим дань Новгороду. И, когда пришел отрок мой к ним, то от них пошел он в землю Югорскую. Югра же это люди, говорящие на непонятном языке, и соседят они с Самоядью в северных краях». Югра же сказала отроку моему: «Дивное чудо мы нашли, о котором не слыхивали раньше, а идет этому уже третий год; есть горы, упирающиеся в луку морскую, высотою как до неба, и в горах тех стоит крик великий и говор, и кто-то сечет гору, желая высечься из нее; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, и не понять языка их, но показывают на железо и делают знаки руками, прося железа; и если кто даст им нож ли, или секиру, они в обмен дают меха. Путь же к тем горам непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не доходим до них никогда; этот путь идет и дальше на север».
Любопытно, однако ж, что для Гюряты и его человека язык югры - то есть угорский, язык хантов и манси - непонятен, "нем" - в отличие от хорошо известных и, судя по всему, вполне "своих" финских языков в Белозерье, Обонежье и в чудском Заволочье - Поонежье, Подвинье и Печоре.
Мы-то привычно говорим о финно-угорских/угро-финских языках, а для новгородцев XI в. тут непроходимая разница.
Собственно, в условиях этой взаимной славяно-финской языковой прозрачности и шло на Северо-Востоке в XI-XIV вв. формирование древнерусской народности - предков привычных нам людей из Ленинградской, Вологодской и Архангельской областей (это же касается это и мери в Тверской, Ярославской и Костромской областях, и чуди в Пскове). Архангел маркирует его направленность, древнерусский - язык веры, власти и межрегиональной торговли, он общий, он микширует различия. Финские забываются, оставаясь в топонимике, в погодной, рыболовной и в лесной промысловой лексике и минимально - в терминологии родства, к примеру.