Не то чтоб этот февраль у меня задался. После похорон Назаренко заболел, там-то хоть замерз, но отнюдь не простудился, а вот потом уже сумел-таки. Не ковид, но после него вышло даже и похуже в чем-то. Лежал и не мог заснуть ночами, потому что не хватает воздуха, потому что дыхание становится вовсе не само собою, а с усилием, каждый вдох, и кажется, что заснумши можешь и упустить для себя необходимость такого усилия, и это тогда даже и не виделось чем-то важным в сравнении с возможностью все ж заснуть. В пустом свете ночных фонарей переход на ту сторону грани, когда на этой осталось не так уж много привлекательного и очень тяжело быть, вовсе не воспринимается как роковое пересечение некой красной линии. Хотелось лишь верить, что Харон-перевозчик мне по ничем не заслуженной доброте провидения попадется наш, свойский, и мы с ним легко и почти беззвучно проскользнем на ту сторону сумеречной реки, где на низменном ровном берегу луга и кромка леса за ними, и там встретятся давно знакомые и родные люди и звери, а где-то рядом ждет и наша вечная деревня с ее стадом и кошками.
Вроде как на этот раз остался. Впрочем, оглядевшись, не могу не заметить, что у вас тут без меня всякой глупости отнюдь не убавилось, напротив - самым буйным образом расцвел уж вовсе совершеннейший бред.