майский праздник в нашем селе
Вчера поутру у себя в деревне наблюдал за становлением новых социалистических обрядов. Оказалось - эклектика, как понимаете. Сначала молодые люди в шортах и трениках и бабушки в ярких платках и праздничных кофтах по зеленой траве луга потянулись к клубу. На киноэкране мой знакомец, в миру занимающийся кручением местной дискотеки, показал им в виде слайдов принесенные ими же фотопортреты родственников, так или иначе причастных к причине торжества.
Музыка была подобрана соответствующая, надо отдать должное, благодаря чему сие нехитрое действо произвело должное впечатление на моих неизбалованных лазерными три дэ супер шоу и посему неискушенных земляков: даже здравая и скептичная тетя Галя позже отметила: я аж глаза вытаращила! На следующий год опять пойду!
Я, впрочем, всего этого не наблюдал, ибо ассистировал родственникам, деловито колдовавшим в колодце на предмет появления воды. Зато мне был виден весь театр последующих действий: луг посереди села, клуб, шосса, памятник с елочками. Когда представление в клубе кончилось, из жестяных репродукторов колонок зазвучали советские первомайские (именно первомайские, а не военные) песни и к шоссе потянулась нестройная, но бодрая колонна. Праздничное шествие возглавлял чорный китайский джип «Грэйт Уолл» с потертым маленьким прицепиком, в котором везли генератор для колонок к митингу. Над джипом колыхалось красное знамя победы. Второе знамя победы (вероятно, на случай выхода первого из строя) несли в голове строя сельчан. Не хватало, как отметил один из выбравшихся из колодца моих родичей, только гигантских фанерных буржуинов. Все это - бодрое солнечное утро, свежая зелень, нестройная человеческая поступь, красные флаги с белыми буквами, песня «Все выше, и выше, и выше» - напоминало вполне аутентичный Первомай 1930-х. Помнится, на одном из таких славных праздников в райцентре мой двоюродный дед по молодости и наивности учинил скандал: почему пиво продают в райкомовском буфете, а простым колхозникам не наливают? В результате предсказуемо быстро оказался в колонии. Неподалеку, в нашей же губернии, и там было скучно. Посему он оттуда сбег, дабы опять погулять на каком-то празднике, где и был замечен доблестными сотрудниками органов, после чего отправился добывать для советской власти золото уже на Колыму, - там, похоже, было не в пример веселее. Вернулся живым, я его запомнил, хороший был дед, мудрый и добрый.
Вскоре колонна дошла до памятника. Встали, включили колонки, начался митинг. Какой-то начальственный хероплет в пинжаке и галстухе, приехавший из района, с явно путинской интонацией вдохновенно бросил патриотеческое:
Никакая сила в мире не сможет переписать нашу историю!
Собравшимся было невдомек, что нет в огромном и неведомом им мире такой силы, которой их история была бы хоть как-то интересна. Им, впрочем, она тоже была не слишком-то любопытна, но это никого и не угнетало, спасительная привычка жить сегодняшним днем, не задумываясь о сложном - это то, что они действительно унаследовали от предшествовавших поколений. Что же касается истории самого оратора и его предков, то не нужно было быть Ломброзо, чтобы убедительно предположить, что она в общих чертах должна описываться в учебниках ветеринарии.
Расходящиеся неспешно судили о том, что вот Василья-то чего-то не показали, а он тоже вроде воевал и что надо будет на следующий раз тоже доску с фотографией дяди Миши сладить - примерно в тех же интонациях, что надо б на кладбище оградку серебрянкой подкрасить.
Такой, в общем-то, гибрид Пасхи с Первомаем и Радуницей. Приживется легко, да и отживется в случае чего тоже быстро и без всякого следа. Не придет из райцентра указание, не приедет начальник выступить - и все, конец всей наскоро сочиненной состоящими при киселевых и соловьевых консультантами из ВШЭ и РАНХИГС новой национальной идентичности. Сельский народ ограничится посадкой картошки и домашними посиделками с куриным шашлыком. Стопку за дедов поднимет, у кого вправду были на войне - да и все.
