La foresta di ghiaccio
Посмотрел я тут фильм. "Ледяной лес". Что сказать: представьте себе рассказ о суровых людях, зятерянных среди заснеженных чащ. Крепкие, немногословные, обросшие бородами мужчины, сами устанавливающие для себя законы, способные чуть ли не молотком починить сломавшуюся машину, подъемник или даже электростанцию и уверенно вскидывающие стволы ружей. Впрочем, электричество один черт постоянно ломается, да и все вокруг весьма бедно и убого. Много пьют. Холодно. За весь фильм лишь один теплый кадр - когда героиня таки-решается помыться у пылающего в печи огня. Где-то рядом постоянно бродит незримый медведь. Приближается буран. Засыпанные глубоким снегом склоны показаны весьма красиво и весьма неспешно, под стать им и двухминутные диалоги:
- скоро будет буря?
- да.
- а что будет?
- ничего.
И это вовсе не Сибирь и даже не какая-нибудь глухая канадская или американская глубинка: Клаудио Ноче при поддержке испытанной харизмы Эмира Кустурицы и отточенного обаяния Ксении Раппопорт пытается уверить нас, что таков-то суровый и полный опасностей край между Италией и Словенией. Верится в это все равно не слишком, и сам сюжет совершенно фестивального фильма, который держится на актуальной теме нелегальных мигрантов, на эхе войны и на брутальной и архаичной мести, вряд ли этому способствует.
Более того, выходя из темного кинозала невольно хочется улыбнуться этак снисходительно - ладно вам, мы же знаем эти места в двух шагах от неизбывно ласковой Адриатики, которые когда-то добродушно благословил украшенный венком из сосновых веток Сильван, покровитель лесов, полей и виноградников и защитник границ.
Однакож тот опыт, который мы обрели за последний год и продолжаем наперекор нашему желанию получать, весьма внятно показал: самое мирное и знакомое с детства место практически разом может превратиться в нечто вовсе даже иное, в покрытое пустыми развалинами серое ничейное пространство, в глубине которого прячутся уцелевшие жители да выслеживают друг друга диверсионно-разведовательные группы. Особенно у хранимых богами границ.
Так, на самом деле, и с итальяно-югославским порубежьем: мнения о том, чьми - славянскими или итальянскими - исторически являются Триест, Пула, Пореч и вся Истрия, могут быть диаметрально противоположными и при этом иметь весьма добротные основания. Долгая история, все жили вместе на одной земле, побывавшей под самыми экзотическими скипетрами канувших в Лету монархий. И всего было много - и сожженный в 1920-м итальянцами словенский Народный дом, и 1943 год, когда партизаны воевали с немцами и друг с другом, и слухи о пропастях и каменоломнях, куда тайно сбрасывали тела, и страстные выступления левых и правых политиков, и их раскалывающие страну убийства. Колонку об этом Надежды Селунской на "Гефтере" есть смысл прочесть - поскольку все равно, вне зависимости от того, как то или иное пока что решится у нас (ибо все решения временны), придется жить дальше, и опыт других тут важен. Особенно такой:
Хорошо, если пенсионеры, родившиеся во времена, когда Поло и Поренцо были частью их страны, а у власти стоял дуче, купающийся в лучах славы, не ждут, когда все вернется на круги своя, а едут на заслуженный отдых туда, где дешево и уютно сейчас. Именно сейчас, весной, пока еще нет жары, а сезон уже открыт.
Не могу не согласиться с автором еще в одном: форма изложения и объяснения своего прошлого, тот язык, на котором можно сказать: да, все это было с нами, но это уже ушло, завершилось, надеемся, навсегда - они берутся из чужого опыта, рождаются в легкой литературе и публицистике. Историки же, которым, казалось бы, предписано "без гнева и пристрастья" тихо вершить поминальные обряды по минувшему - они, напротив, подобно алхимикам, за полузакрытыми дверями кабинетов создают для политиков национальные идентичности, не существующие в рельной жизни, не растущие в природе ни под каким теплым солнцем, ни на какой плодородной почве , но способные потом воевать, уничтожая друг друга и рассыпаясь в прах.